Изгой

— Попадаются?

— Чересчур много, — вздохнул Гелон. — Поверишь ли, даже из таких стран бывают, что и слыхом о них не слыхивал! Чтобы напасть на нас, им надо пройти десятки земель, где их перебьют раньше. Но рыщут, выведывают, таятся... Явились бы открыто, я бы сам все показал! Такими стенами любой правитель бы хвастался. А так приходится их всех на кол. Прямо на городской площади, чтобы все видели...

Скиф сказал ехидно:

— А я слышал, что в твоей стране вот уже лет десять никого даже не пороли! Так и знал, что брехня.

Гелон задержал цыплячью ножку у рта, в глазах были изумление и обида.

— Почему брехня?.. Последний раз подданного казнили в самом деле лет пять тому. А это чужаки...

— Их не жалко?

— Да нет, просто они уверены, что лучше украсть, чем попросить. И чтобы мои подданные убедились, что это не так, все лазутчики умирают на городской площади долго, очень долго... Правда, я велел на ночь их добивать, чтобы не мешали спать криками.

Олег спросил деловито:

— А казнь свершаешь утром?

— Не слишком рано, — ответил Гелон рассудительно — Чтобы народ выспался после трудового дня, позавтракал, пришел на площадь в хорошем настроении. Вот тогда и начнётся это... даже не казнь, как считают некоторые! Наглядный урок всем, кто смотрит, что законы лучше выполнять. Лучше и безопаснее. А если жизнь чем-то трудна, то приди и скажи управителю, а если тот не сможет помочь, то мне. Разве не понятно что я кровно заинтересован, чтобы все жили богато и счастливо? Счастливые не бунтуют, не разбойничают. А с богатых больше идет денег в казну. К тому же, наслышавшись, что у нас тут чуть ли не вирий, сюда едут и едут переселенцы... Страна Гелония растет!

Скиф все это время ёрзал, словно из сиденья торчал острый шип. Ел то очень быстро, то вообще замирал, а взгляд устремлялся поверх голов в тревожную и грохочущую копытами даль, в глазах мелькали отблески пожаров, там проносились призрачные фигуры всадников, падали люди, рушились стены.

Гелон говорил все тише, сбивался, он тоже видел глаза брата, и лицо правителя Гелонии становилось все несчастнее.I

Скиф со стуком отодвинул тарелку. Гелон тут же замолчал, напрягся. Олег опустил глаза, стало неловко за то, что сейчас произойдет.

— Брат, — проговорил Скиф. — Три дня тому мы встретили старого воина, тот ехал, задумавшись, потом услышал наших коней, вскинул голову, увидел нас. Никогда не забуду, с какой радостью и счастьем он воскликнул: «Колоксай!..» А потом помрачнел, сказал недружелюбно: кто бы ты ни был, незнакомец, ты не имеешь права быть настолько похожим на лучшего из людей — его тцара Колоксая!.. Понимаешь, чужой человек назвал его лучшим из людей!..

Гелон кивнул, он соглашался, что их отец — лучший из людей. И пусть каждый простолюдин, каждый человек на свете считает именно своего отца лучшим из людей, но все равно, лучший из лучших — Колоксай, отец Гелона, Скифа, Агафирса...

— А Миш была тогда лучшей из женщин, — добавилон — Всё-таки отец был не совсем прав, что взял её обманом... Нет-нет, я не оправдываю её! Я ведь тоже ушёл, разве ты забыл?.. Она и сейчас, говорят, самая красивая из женщин на всем белом свете. Недаром отец сходил по ней с ума, недаром пошёл на такую хитрость...

Скиф, вскипев, ударил кулаком по столу, вскочил:

Ты осуждаешь отца? Отца?

Гелон сказал мягко:

— Скиф, я тоже ушёл. Помни, я не простил её и тоже ушёл...

Скиф некоторое время испепелял его взглядом, нехотя опустился. Олег молчал, рассматривал карту.

— Мы должны отомстить, — сказал Скиф мертвым голосом. — Убийство нашего отца не должно остаться безнаказанным!

Гелон сказал тихо:

— Но как?

— У тебя же тцарство! Не думаю, что оно уже сейчас уступает владениям Миш.

Гелон повторил настойчивее:

— Как? Как ты мыслишь мстить?

Скиф огрызнулся:

— Как? Как все мстят. Месть — святое дело, угодное богам и сердцу человека.

— Но кому? — спросил Гелон. — Ты понимаешь, что говоришь? Если бы речь шла о соседе — другое дело. Но на той стороне — мать! Это она убила. И ты... ты говоришь, что надо убить мать? Нашу мать? Даже — нашу маму?

Скиф скривился, кулаки на столе сжались так, что заскрипела кожа. Сквозь стиснутые зубы процедил люто:

— А что предлагаешь ты? Оставить зло безнаказанным?

Гелон покачал головой:

— Нет. Я не даю злу свободу. Я борюсь со злом... На моих землях нет зла... по крайней мере, большого и безобразного. Я уменьшаю зло! Если бы и другие так же уменьшали его в своих землях, мы бы очистили землю

Скиф вскрикнул:

— Но там... за перевалом! Там убийца нашего отца резвится безнаказанно! Где ее сынок Агафирс правит могучим государством лишь потому, что согласился с ее преступлением? Это разве справедливо?

Гелон посмотрел на Олега, словно искал поддержки, но Олег молчал. Гелон сказал убеждающе:

— Агафирс самый старший сын. Он и должен был наследовать трон...

— Нет! — воскликнул Скиф. — Ты же знаешь, что мы оба были лучше! Мы побивали его в детстве, хоть в драках, хоть в знаниях... великих битв, управлении людьми, сборе налогов. Мы все умели лучше!.. Даже ты, хоть и не любил драться, побивал его! Забыл? Трон занял бы я... либо ты. Но теперь он сидит там лишь потому, что согласился с подлостью. А кто допускает подлость, тот сам подл.

Гелон кивнул.

— А всякий подлый, — сказал он, — нам враг. Видишь, Скиф, я с тобой согласен. И тоже борюсь с подлостью. Везде, где встречаю. Но я сперва хочу истребить ее здесь, а потом уже идти в другие страны. Я хочу быть чист, чтобы на чужие грязные пятна мог указывать своим чистым пальцем!

Скиф стукнул кулаком по столу. Посуда подпрыгнула, хотя стол был массивным, ножки из толстого дуба, а столешница толщиной в руку.

— Гелон, я тебя не убеждаю в своей правоте! Я знаю, что я прав. Я спрашиваю прямо: ты идешь со мной или нет?

— В мести?

— Да, в мести!

— Мести нашей матери? — переспросил Гелон. — Ты так и не ответил... а что потом? Допустим, побьем ее войска... а войска там сильные, Агафирс мечтает о войнах, захватим город, побьем жителей, ворвемся с окровавленными мечами во дворец... ворвемся в спальню нашей матери... Что ты сделаешь? Убьешь?

Скиф зарычал. Лицо перекосилось, на лбу и висках вздулись тугие жилы.

— Что ты такое спрашиваешь? Что ты спрашиваешь? Ты же знаешь, что смерть отца должна быть отомщена! Иначе... иначе нет в мире справедливости!