Изгой
Шрифт:
Перед шатром шагах в пяти костер, трое дремлющих стражей. Все не выпускают из рук оружия, а у одного рядом на земле лук с натянутой на рога тетивой. И стрелы, высыпанные веером прямо на землю.
Желудок Олега сжался, а крылья напряглись, готовясь сильными взмахами послать тело выше, долой от опасности. Он сцепил челюсти, паника бьет в мозг огненными толчками, мышцы сводит судорогой, заставил себя раскинуть крылья шире и пройти плавно по кругу, затем поднялся выше, снова пошел по широкой дуге.
Достаточно любому из стражей вскинуть голову, его огромные крылья не заметить трудно. А тому, у которого
Он ощутил острый укол, крылья встрепенулись, послали тело прочь от опасности. Он безмолвно выругался, заставил себя снова вернуться на планирование по кругу. Воздух холодный, от земли потоков нет, не попаришь, тяжелое тело чересчур быстро продавливает разреженный воздух...
Да сколько можно, мелькнула отчаянная мысль. Я же просто трушу, а не выбираю место!
Сложил крылья, выдвинул лапы. Сбоку пронеслась быстро вырастая, пологая стена шатра. Страх хлестнул как крапивой по голому телу, крылья едва-едва сами не замолотили по воздуху, везде опасность, чужие запахи...
Земля ударила больно, он затаился в страхе, для него это вовсе землетрясение, но в шатре звучат все те же уверенные, властные, чуточку раздраженные голоса.
Полежал, прислушиваясь к шорохам и запахам. Чутьё подсказало, что надо отползать, послушно отодвинулся в темноту. Полог шатра откинулся, вышли двое. Уверенные, сильные, с властными голосами военачальников. Так же неспешно и громко беседуя, пошли в сторону цепочки костров.
Он выждал еще, присмотрелся. После обретения человеческого тела приходится ждать, когда глаза заново привыкнут к слабому свету, а руки то и дело еще делают движения, чтобы взлететь.
У костра вповалку человек десять. Еще один прохаживается взад-вперед, зевает, трет глаза. Олег выждал, пока он повернется и пойдет в обратную сторону, быстро выдвинулся из темноты, подполз к ближайшему из спящих. Одна ладонь упала на подбородок, другая на затылок. Едва слышно хрустнули шейные позвонки. В следующее мгновение он волок неподвижное тело в темноту.
Страж дошел до освещенного другим костром круга, повернул. Олег из темноты наблюдал с сильно бьющимся сердцем. Страж прошел мимо спящих, снова зевнул, не заметив, что вместо семи тел осталось шесть, повернулся и пошел обратно. Руки Олега тут же спешно содрали с убитого одежду.
Он отполз, кожаные доспехи сидят плотно, даже тесновато, а короткий меч почти не оттягивает пояс. Шлем он постарался надвинуть поглубже, его красные волосы и зеленые глаза слишком приметны. К счастью, в сумраке серые не только кошки, глаз не воспринимает цвета, нельзя только, чтобы кто-то поднес факел к его лицу и посмотрел в глаза...
Осторожно прошел на другую сторону лагеря. У костров воины, беседуют негромко, степенно, с ленцой сильных и уверенных в себе людей. Оружие рядом, щит всегда по левую сторону, в любой миг все готовы вскочить уже с мечом в руке и щитом на другой. Лишь у горцев оружие сложено в кучи, а сами они пьют и веселятся шумно, хохочут, все налитые силой, здоровенные, счастливые от возможности вырваться из своего маленького племени и увидеть белый свет.
Один оглянулся на Олега, весело крикнул, во вскину-той руке кувшин:
— Иди сюда, друг! Выпьем за нашего предка Сослана и за погибль врагов!
Олег отмахнулся. Нога
его запнулась, он нелепо взмахнул руками и влетел в темноту. За спиной расхохотались.Пламя костров наконец высветило шатер, который он отметил для себя с воздуха. Костер шагах в десяти от входа, явно волшебница не хочет слышать шуточки грубых мужчин. Хотя вряд ли ее это смутило бы. Скорее не хочет, чтобы слышали ее...
Притаившись за шатром, он долго вслушивался, ловил запахи. Хоть он и не Мрак с его волчьим нюхом, но даже запахи говорят, что в шатре не меньше трех женщин. Ароматные притирания, светильник с благовониями, чувствуется присутствие редких трав, снадобий, отваров... На тонкой ткани шатра проступает слабое оранжевое пятно: пламя светильника приглушили, но не погасили, здесь в темноте спать то ли опасаются, то еще чего...
Воины весело ржали. Один подбросил сухого хвороста. Пламя взметнулось выше, Олег поспешно скользнул вокруг шатра, быстро отодвинул полог и юркнул вовнутрь.
Ему показалось, что он попал в пруд с теплой стоячей водой. Пруд, где разлагаются сотни болотных растений. Три женщины спят на расстеленных шкурах, одна в самом центре шатра, две — у ее ног. Небольшой светильник в виде распустившейся розы на столбе, поддерживающем верх шатра, свет падает прямо на лицо женщины.
Глава 37
Олег ощутил, как по телу пробежала волна отвращения и жалости. Его пальцы без колебаний сомкнулись бы на шее могущественной волшебницы Хакамы, но у его ног обнаженная женщина, которая на ночь стерла сурьму и румяна, и теперь он видит ее такой, какой видит себя только она сама: уже немолода, мелкая сеточка морщинок у глаз, чуть обвисают щеки, складки на шее, дряблая кожа рук, горькая морщинка между бровей... что ему нравится, как признак мудрости, но женщины ее почему-то ненавидят, мол, старит...
Она разметалась во сне, ее маленькие груди все еще хранят форму, только соски потемнели и сморщились, словно только что вылезла из холодной воды, да и вообще тело еще красивое и сильное, гораздо моложе лица.
Он стоял, колеблясь, Хакама вздохнула и чуть повернулась на правую сторону. Теперь запавший живот выдвинулся, дряблые мышцы не держат, груди некрасиво свесились набок, а складка у рта стала глубже. Никогда не стану переживать, мелькнуло у него в мозгу, что старею! В каждом возрасте свои радости. Стариков чтут. Будь у меня длинная седая борода, тогда все то, что говорю сейчас, слушали бы с почтением, в каждом оброненном слове искали бы и находили глубокую мудрость, каждый совет тотчас бы выполняли... А сейчас смотрят как на деревенского дурачка, что бормочет невесть что.
Он на миг ощутил глубокую жалость, что он еще не старик, а здоровенный, еще молодой мужик, от которого ждут только доброго удара кулаком, который быкам ломает хребты для потехи... тоже мне потеха... скрюченные пальцы медленно разжались.
Хакама во сне горестно вздохнула. Складка на лбу стала глубже, губы шевельнулись. Со вздохом сорвалось какое-то слово или имя, но Олег уже пятился к выходу. Там сбоку на столике пламенели коробочки с притираниями, благовониями. Он ткнул пальцем в румяна, быстро начертал на тонкой ткани четыре размашистых слова, откинул полог и выскользнул наружу.