Измена, или Страдай, бывший!

— Слушаю вас.

— Валерия Станиславовна?

— Да-да, это я. А вы?..

— Домработница вашего дяди. Я звоню, чтобы сообщить вам, что утром у него случился сердечный приступ. Сейчас он в реанимации.

— В реа… Что?

Взволнованно смотрю на Михаила Евгеньевича, а он тут же встаёт из-за стола и приближается ко мне.

— Спасибо, что позвонили и предупредили меня, — отвечаю холодным тоном, обуздав свои эмоции. — Я поеду в больницу и узнаю всё о состоянии дяди.

Сбрасываю звонок и смотрю на Михаила. Мужчина рядом, но не спешит сократить дистанцию и прикоснуться ко мне — за это я ему благодарна.

— Если случилось что-то… мы можем перенести сеанс на другой день. Не следует пытаться проникнуть в глубины своего сознания, когда голова забита текущими проблемами. — Мужчина говорит осторожно. Он будто пытается прочесть мои эмоции.

Мысль отменить сеанс уже появилась, когда я чуть не попала в аварию, а теперь дядя. Он на краю. Я видела его состояние и понимаю, что могу попросту не успеть поговорить с ним, но он и не планировал этого делать… Он не хотел обсуждать со мной прошлое и общаться об отце. Что, если человек, чьи руки были испачканы кровью мамы, — он?

Смотрю на мозгоправа, но найтись со словами не могу, потому что понимаю — он прав. Мне не следует в таком состоянии пытаться ещё и прошлое вытянуть из памяти, а с другой стороны — я хочу как можно скорее выяснить, кого видела той ночью.

— Думаю, мы могли бы попробовать. Жизнь — штука не предсказуемая. Кто знает, что случится завтра? Послезавтра?.. Если ничего не получится, то перенесём на другой раз.

— Вы очень сильная женщина, и я восхищаюсь вами, — улыбается Михаил Евгеньевич. — Но я не могу начать всё, пока вы находитесь в таком состоянии. Уверен, вам следует успокоиться и убедиться, что с человеком, о котором вам сообщили, всё в порядке.

— Мой дядя. Мы с ним не общались, и он отказывался отвечать на мои вопросы, когда я пришла к нему в последний раз. Тяжело терять родных, и если с ним что-то случится, мне будет больно, но это не имеет никакого отношения к прошлому, которое я пытаюсь вспомнить. Я должна признаться вам, что после сеанса… воспоминания стали приходить сами по себе. Я видела эту сцену. Видела её ночью, но лицо человека, которого пытаюсь рассмотреть… оно испарилось, как только я подняла взгляд. Пожалуйста, позвольте мне попытаться.

Михаил Евгеньевич улыбается.

— Всё гораздо проще, чем мне казалось изначально. Если воспоминания возвращаются сами, вы откопаете их раньше, чем я думал. Однако… вы уверены? Я мог бы отвезти вас в больницу…

— Нет, не следует. Я в норме. Уже всё хорошо. Я только отправлю сообщение, и буду готова.

Пока сажусь в кресло, набираю сообщение Андрею и прошу его узнать, что с дядей. Мне нет смысла срываться и мчаться в реанимацию, потому что туда даже не пустят. Надеюсь, Андрею удастся выяснить чуть больше.

Расслабившись, стараюсь отпустить все невзгоды, не думать о муженьке и его вчерашних откровениях, выбросить из головы аварию, которая чуть было не случилась… и не переживать за дядю. Я не Всевышний — помочь ему всё равно не смогу.

— Валерия, вы готовы?

Бархатистый голос Михаила Евгеньевича убаюкивает.

Киваю и смотрю на маятник, качающийся из стороны в сторону: влево… вправо… влево…

Снова вижу тёмную гостиную и ковёр, испачканный кровью мамы. Снова вижу её и пытаюсь докричаться. Кажется, она ещё дышит. Я хочу спасти её. Пытаюсь собрать с ковра кровь, чтобы вернуть ей, но мужские руки тянутся ко мне в попытке успокоить.

Распахиваю глаза, хватаю ртом воздух и пытаюсь втянуть в лёгкие побольше, потому что голова пошла кругом, а страх от увиденного забился в каждой клеточке тела.

— Всё хорошо, Валерия! Всё хорошо. Расскажите мне, что вы увидели, — пытается помочь мне расслабиться Михаил Евгеньевич.

— Простите… Я не могу. Не хочу говорить, потому что… — Горло стягивает, и мне тяжело выдавливать из себя каждое слово. — Я ничего нового не увидела, но эта сцена. Кажется, будто она вытягивает из меня все жизненные силы. Я не знаю, как это объяснить. Прошу вас, простите. Думаю, нам действительно лучше отменить сеанс и… встретимся в другой раз.

Спешу покинуть кабинет мужчины, но на стойке администратора он всё-таки нагоняет меня.

— Какой день вам был бы удобен? — спрашивает девушка, нервно косясь на своего босса.

— Мне? Нет… Никакой. Простите. Я потом лучше позвоню и запишусь.

Прикладываю карту, чтобы поскорее оплатить приём, и вылетаю на улицу, как только это случается. Прохладный свежий воздух помогает мне взбодриться, но не сильно. Голова раскалывается, а венки на висках пульсируют так сильно, что, кажется, вот-вот разорвутся.

— Валерия, что случилось? Вы увидели что-то и испугались… Давайте поговорим об этом? — голосом останавливает меня Михаил Евгеньевич, и я оборачиваюсь в его сторону.

— Вы правы. Я увидела то, что хотела… И мне не понравилось это. Мне совсем не понравилось это, — бормочу я. — Не следует мне больше приходить сюда. Я не хочу узнавать больше. Простите, пожалуйста, но сейчас мне лучше уехать. Ладно?

— Но, Валерия…

Договорить мужчине я не даю и практически сбегаю от него. Сердце гулко колотится. Ныряю в первое попавшееся такси на стоянке и прошу увезти меня в дом Андрея. Он сейчас занят делами, и я смогу какое-то время побыть одна. Мне жизненно необходимо уединиться сейчас.

Расплатившись с водителем, я спешу войти в дом, чтобы скрыться от всего мира, а как только оказываюсь там, бросаю сумочку на пол, прислоняюсь к стене и медленно скатываюсь по ней на пол, заливаясь горькими слезами.

Они все были правы…

Все!..

Мне не следовало копаться в прошлом, ворошить его и вытаскивать то, что забыла. Потому что моя жизнь никогда не станет прежней. Мои руки испачканы в крови родной матери, и я никогда не смогу простить себя за то, что забыла это. Забыла и просто продолжала наслаждаться жизнью. Я любила его… всем сердцем любила убийцу.

Глава 22

Приняв душ, я потихоньку успокаиваюсь. Надеваю рубашку Андрея. Она прекрасно пахнет свежескошенной травой, хрустит от свежести. Кажется, словно в это мгновение мужчина обнимает меня, и я чувствую себя… защищённой. Иду на кухню, чтобы сварить кофе. Андрей пока ничего не написал. Узнал ли он что-то о состоянии дяди? Единственный, кто названивает и не собирается оставлять меня в покое — муженёк. Только говорить с ним не хочу. Сейчас моя душа обнажена. Это что-то слишком личное, и я не готова встречаться с предателем, пока внутри происходит самый настоящий переворот.