Измена, развод и прочие радости

– Нет, они обычно рвут на муже волосы и проклинают до седьмого колена. Так что заметь, как тебе повезло, и не пытайся забрать машину.

Этот разговор стал напрягать. Настолько, что я психанула и ушла в гардероб за верхней одеждой. Стоя на пороге ресторана, я продолжала обновлять приложение с такси. Миша вышел минут через пять.

– Ты ведь даже не пытаешься исправить ничего… – он поднял воротник пальто. В свете ночных фонарей и снегопада он был похож на того парня, в которого я влюбилась семь лет назад.

– Зачем? – выкрикнула я. – Это не я хочу с тобой развестись…

– Затем, что, может быть, мне было бы проще… – он поднял голову и рассматривал ночное небо. – Проще признать, что я ошибся, что запутался, что ты другая, просто боишься показать слабость, что тебе тоже больно…

Я не понимала к чему он ведёт. И не хотела признавать, что да, мне больно, плохо, что я всё это время молча выла в подушку, что меня выворачивало при мысли быть с кем-то другим, кроме него. Но также не собиралась тешить его самолюбие. Он хочет быть хозяином жизни, положения, жены. А я…

– Знаешь, Миш, – я подошла вплотную и уловила аромат его парфюма, который сама и выбирала, – мужчина должен быть таким, чтобы ему без труда доверилась слабая и без оглядки покорилась сильная… Делай выводы…

– Какие? – его глаза отразили снежный поток.

– Ты недостаточно хорош, чтобы я позволила себе слабости, и недостаточно силён, чтобы я вверила свою жизнь в твои руки.

***

Гости вывалились на порог ресторана всей гурьбой. Кто-то толкнул меня в бок, дородная тётка попыталась наступить на ногу. А я смотрела вслед уходящему мужчине с поднятым воротником и, наверно, ощущала боль. Саднящей раной внутри. Сжигающей остатки гордости.

Хотелось рвануть следом, схватиться за его пальто, уткнуться носом в родную грудь. Но я стояла. Миша хотел, чтобы я сказала, что мне плохо без него. Я хотела, чтобы он говорил про то, что по-прежнему любит, что сглупил, ошибся и его слова всего лишь слова. В них нет чувств. Но он промолчал и ушёл.

– Алиса, вот вы где! – меня аккуратно подхватили под локоток. Обернувшись, я увидела Наташеньку. Она была взбудоражена и расстроена. Над головой громыхнул залп салюта. Честно, такой моветон – на праздновании запускать фейерверки, но против именинника не попрёшь.

Разбираться в душевных перипетиях Натали и Васи не было никакого желания. Я просто молчала, мысленно призывая ее одуматься. То ли моя ментальная связь была хилой, то ли у нее нереально горело.

– Я, признаться, не знаю, как начать… – сказала она, уводя меня от толпы.

– Начни как-нибудь, а там разберёмся, – со вздохом предложила я.

– Понимаете, Вася, он такой, такой…

В её словах не было восторженности. Так скорее говорит замученная жена мужа-алкоголика, на которой висят ещё трое детей.

– Он ведь пьёт постоянно, – наконец призналась она, – или по уши в работе, причём это страшнее. Он не ест, не ходит в душ, только сидит за компьютером и пишет что-то… А сейчас…

Я поискала взглядом объект обсуждения и заметила, как Спиридонов в расхристанном виде бегает по снежному газону с елями и, огибая каждую, кричит в темноту: «Наташенька, ау!». Ей-богу, как в той советской сказке, где герой так же носился по лесу и говорил в чащу: «Настенька!», а та ему отвечала: «Алёшенька…».

– И ведь одно дело встречаться, а другое замуж за такого человека… – бубнила над ухом мечта поэта.

– Вот-вот, – поддакнула я, наблюдая, как именинник косой походкой бредёт к компании незнакомых мужчин.

– Но вы же сами говорили…

– Что я говорила? – хлопнув глазами, переспросила я.

– Ну, чтобы мы попробовали…

– Так попробовали перепихнуться, а не ярмо на шею вешать…

Вася приблизился к ребятам и, танцуя локтями, пролез внутрь круга, который образовали мужчины в процессе разговора. Как на посиделки к двенадцати месяцам заглянул.

– Но это же… Как-то… – замялась девушка. – Но вот вы же сами замужем.

– Уже нет. И поверь мне, там ни черта хорошего нет. Не понимаю, почему все туда так рвутся…

– И что же мне делать? – промокнув платочком глаза, спросила Наташенька.

– Вообще то, что хотите, – я застегнула пальто. – Любите – выходите замуж и несите крест. Если нет – не тратьте время.

Вася что-то втолковывал незнакомцам, размахивал руками, а потом схватился за ремень брюк, расстегнул оный и начал… Вот идиот!

– А сейчас рекомендую вызвать ментов, – буркнула я, направляясь в сторону компании оцепеневших мужиков.

Отбить Спиридонова удалось с лёгкостью. Да чего уж там. Мужчины оказались не какими-нибудь гопниками, а вполне цивилизованными интеллигентами. Как иначе объяснить, что на мою просьбу не бить дебошира сильно они уверили меня в том, что он и так наказан отсутствием мозгов, и помогли затащить пьянчугу в ресторан. Гости неровной струйкой испарялись. Я, не дождавшись такси, решила съесть кусок торта и поплатилась за это участием в почти семейной разборке. Наташенька, возбуждённая и сильно покрасневшая, кричала на Василия. Он пьяно отмахивался. Она не успокаивалась и требовала прекратить пить. Ему было наплевать, и он хлестал коньяк из горла. Развязкой стала фраза:

– Я ухожу от тебя! – прозвенел в пустом зале голос девушки. Спиридонов поднялся со стула, потерял равновесие, уцепился за спинку и рявкнул так, что я выронила вилку:

– Ну и хрен с тобой!

***

Пьяный Вася сопел мне в колени. До сих пор не могу понять, как меня так ловко окрутили, что пришлось увозить тело поэта домой. Хотя чего уж тут понимать…

Когда моё такси несмело моргнуло фарами, из ресторана вывалился, в прямом смысле, пропахав последние несколько ступенек задом, именинник. Спиридонов с таким нахрапом лез в нанятую машину, что я оцепенела, пытаясь сообразить, как он намеревается через окно проникнуть в салон. Но тут очухался водитель и стал орать, что такую пьянь он никуда не повезёт. На мои доводы, что я всё оплачу, только адрес другой, он почти ударился в истерику, и мне пришлось следом за литературным гением грузиться на заднее сиденье. Таксист хмыкнул и заявил, что если хоть раз тело решит испражниться – пойдём пешком.

Вася, разглядев в салоне "Тойоты" знакомое лицо, совсем ополоумел и полез целоваться. Я приложила его сумкой, и он, пробурчав, какая я вредная, уткнулся носом мне в ноги, а потом и вовсе захрапел.

Отдельной главы достойно повествование взгромождения на третий этаж без лифта. Спиридонов оступался, вис на мне и лапал. На втором лестничном пролёте его перекосило основательно, и он попытался просунуть свои ручонки мне под пальто. Не справившись с пуговицами, он вдавил меня в перила и,уткнувшись в шею, дыхнул перегаром: