Измена в 45. Месть, которой ты не ожидал
Шрифт:
— Если можешь, прости, — добавляет негромко.
— Нет проблем. Ты только за этим приехала? Извиниться можно было по телефону.
Вскинув голову, она ловит мой взгляд.
Смотрю на её дрожащие губы и, кажется, начинаю догадываться, о чем именно она хочет поговорить. Вернее, о ком.
— У тебя есть сейчас свободное время? Хочу съездить с тобой на Калитниковское кладбище.
Глава 40
Глава 40
Сердце замирает в груди, когда, пройдя по узкой аллее, мы
Предчувствие оправдалось.
Алексеева Анастасия Борисовна умерла спустя два дня после моего рождения, и что-то мне подсказывает — это не совпадение и не случайность.
— Жень, Саша считал, что тебе лучше не знать, а я не решилась с ним спорить… — сбивчиво тараторит Нина.
Голос тёти кажется пустым и далеким, сквозь шум пульсации крови в висках и ушах он едва различим.
Распахнув ограду, я подхожу ближе к мраморной плите. Опускаясь на корточки, упираюсь одним коленом в землю, не замечая, как сырость мгновенно просачивается через ткань брюк.
Со стороны папы это было очень жестоко…
Я даже слов подобрать не могу.
Пальцы сами цепляются за края холодного надгробия, будто пытаются удержать что-то значимое, но при этом невесомое. Закрыв глаза, я силюсь представить себе, какой она была…. Хотя бы лицо… На памятнике нет фотографии, только крест, имя и даты. В горле зарождается ком, плотный и колючий, он мешает дышать.
С болью осознаю, что на момент смерти ей было всего двадцать пять…
— Жень, мне очень жаль… — вздыхает Нина.
Слышу, как, стоя рядом с ней, переминаются с ноги на ногу охранники. Парням явно неловко. Не думаю, что Влад давал им указания на столь нестандартные ситуации.
— Расскажи мне о ней, — получается хрипло.
Холод просачивается под кожу сквозь прижатую к камню ладонь. Очередной порыв сырого ветра заставляет меня содрогнуться.
В этом всём марафоне боли и предательства паузы вообще не предусмотрено?
— Жень, я мало что знаю. Правда. Саша особо ничего не рассказывал… Насколько я поняла, он встречался с твоей матерью несколько месяцев, а потом она его бросила.
Нина замолкает, а меня взрывает изнутри от предположения, что папа мог быть настолько бессердечен, чтобы так отомстить. Лелеять в себе обиду и не рассказать мне о её существовании? И кого он этим наказал? Умершего человека или меня?
Сложно сказать, сколько мы проводим здесь времени. Я продолжаю сидеть, не двигаясь с места. Попеременно меня охватывает несколько состояний, то гнетуще-тревожное, когда рой мыслей грозит взорвать голову изнутри, то абсолютная пустота, ничего не хочется делать, даже дышать с трудом получается.
Всю свою жизнь я идеализировала отца, а теперь оказалось, что зря.
— Евгения Александровна, поздно уже, — неуверенно обращается ко мне один из охранников.
Осматриваюсь по сторонам. Из-за непогоды сегодня солнцу не прорваться сквозь тучи. Сумерки завладевают городом быстро.
Уходить совершенно не хочется… Холодный камень под моей рукой только-только начал согреваться, но я заставляю себя подняться. Когда мы приехали, охранник готовился к закрытию,
но согласился нас пропустить. Злоупотреблять человеческой добротой мне совершенно не хочется.Завтра пораньше приеду.
Мы уже направляемся к выходу, когда Нина тихо, так, чтобы не слышала охрана, начинает говорить.
— Жень, как я тебе сказала, Саша и твоя биологическая мать встречались недолго. Я, если честно, на тот момент даже не стала вникать — он никогда нас не знакомил, и я предположить не могла, что у отношений будут такие последствия… — она осекается. Проходит не меньше минуты перед тем, как снова начинает говорить. — Так совпало, что период в жизни брата был непростой. Возможно, девушка чего-то испугалась, я не знаю.
— А о беременности мамы отец знал?
— Нет, что ты! — она взмахивает рукой с зажатой в ней сумкой. — Анастасия ему вообще ни о чем не сказала, даже когда экстренно попала в больницу, не сообщила…
Я чувствую неловкость родственницы, но хочу получить хоть какую-то информацию. Все и так излишне долго скрывали от меня правду.
— Как он тогда узнал о моем рождении?
Нина медлит. Ей требуется время, чтобы с духом собраться.
— Родственников у нее не было, и… В общем, когда стало ясно, что проблемы серьезные, твоя мать написала отказ от ребенка, но в последний момент испугалась. Попросила какую-то санитарку связаться с моим братом. Когда он узнал о твоем рождении, уже было слишком поздно… Анастасии уже не стало.
Она находит и сдавливает мою руку.
— Ты промерзла совсем. Не хватало ещё заболеть.
Да плевать.
— С ней что-то случилось во время беременности? — игнорирую порыв её заботы.
— Жень, мне действительно жаль. Нужно было тогда хоть что-то у Александра разузнать, но я… — Нина пожимает плечами. Понятно. Ей просто дела никакого не было до всего этого. — … Не со зла, честное слово. Брат был тогда растерян и зол, лишний раз лезть к нему с расспросами не хотелось. Насколько я помню, какие-то проблемы с сердцем, но столько лет прошло, возможно, и путаю что-то.
Перед тем как забраться в авто, она оборачивается и заглядывает мне в глаза.
— Я понимаю, тебе есть на что обижаться. Но поверь, Саша всегда желал для тебя только добра. Он хотел, чтобы ты росла в полной семье, окруженная заботой и любовью. Выходит, ошибся… Мы все ошиблись. Я до последнего молчала, не стала рассказывать тебе о Ярославе, появившемся в жизни твоей матери. Побоялась, что тогда придется раскрывать всю тайну твоего рождения, но сейчас, поверь, сожалею, — тяжело вздохнув, позволяет одному из охранников помочь ей забраться в салон.
День выдается слишком опустошающим. К моменту, когда мы отвозим Нину домой, моя голова испытывает отчаянную потребность отключиться либо взорваться.
Прикрыв глаза и прижавшись затылком к подголовнику, я впервые радуюсь (если это чувство всё ещё мне подвластно) тому, что теперь приходится ездить с водителем.
Направляясь домой, мы становимся в глухую пробку, и в этот момент мой телефон оживает.
Увидев на экране номер Влада, я впервые за несколько часов выдыхаю с облегчением. Да, возможно, и пожалею о своем поспешном решении, но сейчас я совершенно не хочу оставаться дома одна.