Измена. (не) Его невеста

— Глеб…

Он ощутимо поморщился. Я и сама не заметила, как и когда начала звать его по имени. Я, может, и не заметила. А вот он…

— Конверт, в котором пришли бумаги, вскрывали. Ты хорошо постаралась. Это не сразу заметили.

— Я… я ничего не вскрывала, — постепенно я начинала отмерзать, выходя из состояния ступора и безо всякого перехода скатываясь в ту самую лихорадку, которая донимала меня, пока я разговаривала с тёткой.

Как всё по времени-то совпало. Тут и гадать не нужно — это совсем не совпадение. Враги Уваровых решили палить из всех орудий.

— То есть это не ты переворошила корреспонденцию, пока я был в Москве? Не ты вытащила документ со списками и не ты его сфотографировала?

Он говорил мертвенно ровным голосом. Его слова падали мерно и тяжело, грозя придавить меня своей непомерной тяжестью.

Я не могла ему врать, хоть и отчаянно пыталась придумать, как смягчить этот удар. Но до предела взвинченные нервы не позволяли придумать ничего подходящего.

— Я не трогала твою корреспонденцию. Не вскрывала конверты. Не вытаскивала документы. Тот… тот список, он лежал наверху.

Уваров на миг прикрыл тяжёлые веки и застыл. А я только сейчас поняла: он до последнего надеялся, что я примусь возражать и настаивать на своей невиновности. Что я каким-то образом смогу ему доказать, что невиновна.

Во рту у меня загорчило.

— Почему?

Ему не было нужды ничего расшифровывать. Я прекрасно понимала, о чём он спрашивал. Знать бы только, что мои оправдания хоть что-нибудь для него сейчас значили.

— Н-не уверена, что мои объяснения смогут что-нибудь изменить, — мой голос ломался от страха и чего-то ещё, мне пока непонятного. Возможно, именно так ощущалось предчувствие неминуемого краха.

Он смотрел на меня больными глазами. В тусклом взгляде почти ничего не получалось прочесть, будто там изнутри заслонку какую-то пустили. Сумею ли я до него достучаться?

— Это значит, ты и попытаться не хочешь? — глухо вопросил он и прислонился спиной к простенку между окнами, будто стоять прямо ему было уже невмоготу.

Я покачала головой, тоже отчаянно пытаясь отыскать хоть какую-то точку опоры. С чего начать? Как объяснить всё и сразу?

— Это случилось будто вечность назад. Мы друг друга не переносили. Я боялась. Боялась всего. Чувствовала себя всеми брошенной, одинокой и абсолютно беззащитной. И я… мне следовало отыскать хоть что-то…

Я не могла продолжать. Все слова в голове сейчас озвучивал голос моей тётки. И муж будто почуял это.

— Следовало?.. Интересная формулировка.

Это ненадолго меня отвлекло, возвращая в те тяжкие времена, когда между нами ничего, кроме споров и ссор, попросту не было.

— А разве нет? Ты всем своим видом, каждым своим словом давал мне понять, что ненавидишь меня и презираешь! Что считаешь меня шпионкой и предательницей, врагом!

— И разве я оказался не прав?! — громыхнул Уваров, и у меня даже в ушах зазвенело.

Я разбудила вулкан.

— Ты вынудил меня искать от тебя хоть какую-нибудь защиту! Хоть что-нибудь, что могло мне пригодиться, если в приступе паранойи ты меня обвинишь в несуществующих грехах и приговоришь к какому-нибудь одному тебе ведомому наказанию!

— Но не пришлось! — с горькой иронией парировал он. — Ты всё сделала для того, чтобы грех оказался самым что ни на есть настоящим!

— То есть моя попытка — всего лишь попытка — себя защитить не находит в тебе даже капли понимания?

— Хороша попытка! — рявкнул Уваров. — Эта попытка стоила нам кучи денег и расторгнутых договорённостей!

— Я этого не хотела. Не хотела, чтобы… Я виновна лишь в том, что поддалась на уговоры и сделала фото! Я никогда и никому бы их не отдала. Я даже из телефона их удалила!

Муж полоснул по мне ненавидящим взглядом:

— Ну да, не отдала. Так цепко за них держалась, что Марьянову позвонила твоя ненаглядная тётка и просила передать тебе благодарности за тяжкий труд!

Комната поплыла у меня перед глазами:

— За… что?..

— Мой двоюродный брат, я уверен, прислал бы тебе отдельную благодарность. Эта старая дрянь теперь с ним заодно. Твои дражайшие родственнички по отцу на мели, вот и активизировались, с Кумановым общий язык отыскали, — чёрный взгляд прожигал меня насквозь. — Им очень повезло, что ты у них такая… добросовестная. Готова на что угодно, только бы помочь им в их бедственном положении. Сам Бог велел, если эта помощь будет за счёт ненавистного мужа, верно?

Я его слушала, но смысла слов не понимала.

— Елена Юрьевна сама звонила Марьянову?..

— Звонила, — отрезал он. — Звонила. И рассказала, как она благодарна тебе за то, что ты передала им свои бесценные фотографии.

Глава 59

Ему следовало помнить. Его следовало зарубить себе на носу, что счастье — это не для него. Что он не рождён для покоя и мира. Что вся его жизнь — это грёбанная борьба, без выходных и передышек. Что стоит ослабить внимание — и тебя тут же свалят, растопчут, сожрут.

Он с особенной чёткостью всё это понимал, смотря в глаза своей погибели — на лице жены читалось столько всего, что он бы и не разобрал, сколько искренности в её поведении.

Внутри всё тянуло и ныло от боли. До этого дня он и подумать не мог, что такое возможно. Вот так болит душа, когда её топчут?

Зато он точно знал, что именно так бывает, когда позволяешь себе дать слабину.

Она таки это сделала… она его предала. И ведь он знал, знал об этой опасности. Он её ждал! Он к ней даже готовился. Но по всему выходит, хреново готовился. Или попросту врал себе самому.

— Елена Юрьевна звонила Марьянову?.. — он едва расслышал её вопрос, до того звенело в ушах от неимоверного напряжения.

— Звонила, — бросил он, безрезультатно пытаясь вдохнуть. Рёбра будто бинтами стянуло. — Звонила. И рассказала, как она благодарна тебе за то, что ты передала им свои бесценные фотографии.

Голубые глаза расширились до неимоверных размеров. Ну да, расскажи ещё, что для тебя это дикая новость.

— Это… это бред какой-то. Я ничего им… — она запнулась, как будто только что поняла. — Они же взломали мой телефон! Я ничего им не пересылала! И… и документы. Это горничная. Тётка сама мне всё рассказала. Горничная вскрыла конверт, чтобы я увидела списки!