Измена. Неверное решение

Но я не стала даже слушать.

Такое ощущение, что повторяется то же самое, что было десять лет назад.

Спустя неделю меня вызвали к директору в школу.

Впервые.

Антон сидел там с порванной рубашкой. Другой мальчик с синяком на лице.

– Господи, – подбежала к нему и стала осматривать его. – Что случилось, Антон?

– Это у тебя спросить надо. Ты кого вырастила, зверя?

Я обернулась и посмотрела на маму того второго мальчика. Ее лицо было мне знакомо. Кажется, они из параллельного класса или на год старше, не могла точно вспомнить.

– Что вы себе позволяете?

– Минуту внимания, – вышел директор и мы обе встали к нему лицом.

– Прошу войти родителей в кабинет. Дети пусть сидят тут.

Мы сели по разные стороны «Т» образного стола.

– Не стану ходить вокруг да около. Произошла драка. Судя по тому, что говорят оба ребенка, один назвал маму второго, кхм… Неприличным словом.

Меня всю перекосило.

– Что?

– Так и было.

– Ну мой ребенок, не мог этого сказать. А заступиться за меня вполне… – начала женщина напротив.

– Это ваш сын назвал маму Антона словом на букву «ш». Не уверен, что хочу повторять.

– Ну раз назвал, значит, за дело.

– Да как вы…

– А что? Все знают.

Это был ее вердикт.

Господи. Что за люди?

– Галина Ивановна, если подобное будет повторяться, я буду вынужден отстранить вашего ребенка от учебы в нашей школе и попросить перевод.

– Из-за нее? А если завтра другой ребенок скажет, что она шлюха, он будет каждому носы разбивать?

– Прошу вас выйти из кабинета, – мужчина почти закричал на нее, а я закрыла лицо руками.

Когда в комнате заголосила тишина, я заговорила.

– Простите моего сына. Такое больше не повториться.

– Варвара Михайловна, дети могут продолжать говорить, понимаете? Я стараюсь следить за порядком, но это дети. А ваш сын, должен научиться сдерживаться. Не все решается кулаками.

– Поверьте, это вообще впервые, что он такое сделал… Он просто… Он просто защищал меня… Просто защищал…

Из глаз закапали слезы, и я быстро стерла их.

– Это не повторится. Но знаете… Дети тоже не имеют право, оскорблять матерей.

– Я поручу учителям провести беседу, не сомневайтесь.

– Боюсь, что она понадобится взрослым даже больше, чем детям.

– Всего доброго.

– И вам.

Вернувшись домой, мы сели у гостиной и молчали.

Я не хотела ругаться. И не стану это делать. Не хотела поощрять, пусть и часть меня знала, что мужчина заступается за свою мать, жену, сестру, за кого угодно. Пусть не всегда кулаками. Но кое-что он должен был понять.

– Сынок…

– Мам, он обозвал тебя, а другие стали ему поддакивать, – начал обороняться.

Было тяжело продолжать говорить.

– Послушай, – погладила его ладонь ушибленную. – Люди, будут говорить всегда. Правду или ложь, но они будут продолжать. Обо мне, о других. Они будут выражать свою точку зрения, или потакать мнению других, не имея своего в итоге. Но ты не сможешь заставить замолчать всех. Пойми, этот путь силы, он неверный. Это не твой путь, родной. Они говорят, но я ведь тут, с тобой. Не обращаю внимания на чьи-то слова. Хочешь ответить? Ответь, но не уподобляйся. Ответь что-то умное, но не говори в ответ то, что сами они произносят. Вот что главное. Будь выше, Антош.

– Я тебя понял… – опустив голову ответил. – Не хотел тебя расстраивать.

– Я расстроена, это так. Но ты вынес урок. Так ведь?

– Да.

– Спасибо, что выслушал меня. Беги в душ.

– Гитару пропустил, и рука… – жалостливо показывает мне ее.

– Помажем кремом специальным от ушибов. А завтра посмотрим, что там будет. Если понадобится, поедем в больницу.

– Хорошо.

И если я думала, что это конец, то ошиблась.

Антона стали задирать все чаще. За какие-то две недели наша жизнь превратилась в ад.

Мужчины, порой видя меня, соседские или даже отдаленно знакомые кидали шуточки. Цену предлагали.

Толик не отвечал на звонки. Я хотела потребовать, чтобы перестал разносить эти грязные сплетни. Но он пришел сам.

Пьяный. Орал на всю улицу, что в этом доме живет шлюха. Стучал в окна и требовал денег.

Я вызвала полицию. Но пока они приехали, он уже ушел. А соседи пожаловались им же на меня, что я устроила шум.

На следующий день мы вместе с сыном отправились по единому маршруту. Его оставила в школе, сама пошла на работу.

Старалась не обращать внимание на взгляды. Коллектив всегда мне нравился, но друзей я тут не нашла. Часто менялись работники. Да и не привыкла я впускать в свою жизнь посторонних. Один раз сделала и вот что в итоге произошло.

После обеда я сверила часы с занятиями Антона. Знала, что сейчас он, скорее всего, дома, и собирается идти в музыкальную школу, как услышала вой сирены пожарной. Затем забежала соседка.

– Варька… дом твой…

– Что дом? Что дом?

Кричу ей в ответ, в панике срывая фартук и сеточку с головы.

– Сгорел…

– Нет… нет, нет… Антон…

Я бежала всю дорогу. Не остановилась ни на секунду. Клубы дыма были видны даже оттуда.

Я бежала так сильно, что ноги онемели и не чувствовала неровной дороги и гравия на ней, свернув на свою улицу.

– Антон… – кричу, врываясь в толпу зевак. – Мой сын… Антон…

Они все смотрят… Молчат, а мое сердце почти останавливается, когда вижу его на траве. Чумазого в форме своей школьной и пакетом перед собой.

– Сынок…

Бегу к нему и, упав на колени, схватила его в охапку обнимая. Не веря, что он в порядке и здоров.

– Сыночек мой… Сыночек мой…

Шепчу, покачиваясь взад и вперед пока, они тушат обуглившийся островок того, что я считала домом. Того… чего уже нет.

– Мам, я… Документы успел… Вот, – поднимает тот самый пакет, и я рыдаю еще сильней.

– Не надо было… не надо родной…

– Нас в школе этому учили. Что документы надо забирать, если вдруг пожар…

– Господи… Как же я рада, что с тобой все в порядке… Как же я рада…

– Мам, но гитара… Ее не успел, ма…

– Куплю… Я куплю тебе самую лучшую… Обещаю. Самую-самую…