Измена. Осколки нашей любви

Тимур, молча, кивает и ставит передо мной кружку и вазу с зефиром и конфетами.

– Как там Мила? – спрашиваю у него, чтоб как-то перевести разговор от меня и моего провального брака.

– Нормально, – просто отвечает, пристально за мной наблюдая, – у тебя лекарства есть?

Киваю.

– А еда? Может заказать что-то? Или купить? – заботливо предлагает, берет меня за руку, сжимая в своей огромной ладони.

– Не нужно ничего, но спасибо за заботу, – улыбаюсь.

– Номер мне свой оставь, – просит и передает свой телефон, чтоб вбила номер.

Делаю то, о чем просит и передаю обратно.

– Мы соседи и ты можешь просто зайти, не нужно звонить перед этим.

– Я могу быть не дома, а тебе что-то нужно может быть, – поясняет.

– И я справлюсь с этим сама, – тут же добавляю.

– Я не хочу, чтоб ты сама с чем-то справлялась Рина, – смотрит в глаза и встает из-за стола, – я пойду, попозже напишу, чтоб узнать, как ты тут.

А потом просто покидает мою квартиру, оставив какой-то странный осадок внутри.

ГЛАВА 6

Дарина

– Какого хера он сделал? – подруга сидит у меня на кухне в моем новом-старом доме и пьет красное вино, как и я.

Сейчас мне просто необходимо оплакивать руины нашей семьи.

– Разве ты не говорила, что утром он был просто на высоте и все у вас хорошо? – киваю и делаю большой глоток напитка, – так что, мать его, у него в башке, что такое творит?

– Оль, – устало вздыхаю, – если б я знала, то будь уверена, не копалась, почти неделю, в себе в поисках причины. В измене всегда виноваты оба.

– Что блядь? – возмущенно заявляет.

– Ну, а разве нет?

– Еще как нет, – протестует и стукает своим бокалом о мой, – что ему не хватало? Ты красотка, не глупая. Любишь его безумно, и вы нереально подходите друг другу. Он такой айсберг, а ты тот самый пожар, который из раза в раз заставлял его таять.

– Ключевое тут – заставлял, – говорю грустно.

– Что думаешь делать дальше?

– Я понятия не имею, – пожимаю плечами и кручу бокал в руке за ножку, – хорошо хоть не пошла к нему работать много лет назад, когда звал. Так бы еще и без работы осталась.

– Твой труд слава богам к месту не привязан, как и к нему, а это еще один плюс.

– Точно, – безэмоционально отвечаю.

– Когда-то и я напишу историю любви и назову ее «История одного романа», – играет бровями, и я не могу удержаться улыбаюсь.

– Какого из тысячи?

– Того, кто заставит мое сердце биться в ритме с его.

Я замолкаю. Думала, что у нас с мужем так, а по сути, я просто дура набитая, у которой еще и со зрением беда, да и с интуицией. Разве девушки не должны чувствовать, что в семье что-то не так?

– Часто в жизни не все так, как хочется, да? – говорю задумчиво, перебивая ее тираду о том, что нужно написать книгу.

– Это опыт, какой бы он ни был, ты обязана подняться и сказать спасибо, даже за такое дерьмо. А потом гордо вздернуть носик и идти дальше.

– Ты права, вот только все это просто на словах, в жизни куда сложнее.

– Я много отношений, пусть и очень коротких, переварила, Дарь, – смотрит на меня серьезно, и я понимаю, о чем она, – и могу тебе сказать, что усвоила такую штуку, – делает глоток вина и берет конфету с вазы, – если тебя не слышат, не нужно говорить громче, понимаешь? Точно также можно применить ее в других случаях.

Киваю. Мне полностью ясен ее посыл.

– Да, ты у нас тот еще знаток мужиков, – улыбаюсь, а у самой на душе просто мрак и руины.

– Тебе нужно научиться закрывать за собой двери также легко, как это сделал он после того, как предал и оставил в одиночестве.

– Я люблю тебя, – говорю подруге и беру ее за руку, мне так нужно тепло и поддержка, которую она сейчас мне дает.

– И я тебя милая, – улыбается, – я раньше тоже боялась быть одна, боялась, стать ненужной или просто сделать что-то не так, обидеть. Причинить боль людям, с которым была в каких-либо отношениях. Но вот только запомни, о тебе никто не думает, всем плевать. Меня обижали, унижали и ранили. Уходили, выбросив, как использованную вещь. И тогда, еще моя живая бабуля, сказала мне одну важную истину – «мне нужно стать черствее. Научиться плевать на мнение других, на то, как звучат мои слова, и какие раны я нанесу им».

– Золотые слова, хорошей женщины, тебе повезло, – говорю улыбаясь.

– Для многих я холодная, стервозная сука, но только единицы знают меня настоящей и это те единицы, кого я люблю больше жизни, – улыбается, говоря обо мне.

– Я сейчас буду плакать, прекрати нести все это.

– Прекрати бояться потерять того, кто не боится потерять тебя, Дарина, – говорит строго.

– Ты как старшая сестра, – качаю головой.

Оля встает и подходит ко мне, обнимает со спины и целует в щеку.

– Так и есть, – улыбается, – хотя ты на пару месяцев меня старше, между прочим.

– Жаль мозгами такая дура, – тяжело вздыхаю.

– Кстати о ней, – хватает свой бокал и берет электронку, делает затяжку и выпускает дым, – не заходила? Не могла же она не заметить, что ты тут.

– Зато Тимур заметил, – говорю едва слышно.

– Что ты сказала? – выпучив глаза от восторга, садится на стул и смотрит выжидающе. – И что? Какой он? Все такой же сексуальный парень, которым ты мне его показывала?

– Ага, все такой же, – бубню под нос, что таить, он всегда был нереально привлекательным и девки липли, как мухи на сладкое.

– Ну не томиииииии, – ноет подруга.

– Он заходил на второй день, как я приехала, – она округляет глаза и снова делает затяжку, – спрашивал, почему я тут, не нужно ли мне что-то, а потом вообще взял мой номер и сказал, что позвонит.

– И что? – затаив дыхание спрашивает. – Позвонил?

– Нет, – даже немного обидно, но скорее это просто потому, что у меня состояние такое сейчас, – да и не должен. Мы давно не дети, Оль.

– И что? В том и дело, – играет бровями, – ты одна, он тоже.

– Он женат, дура, – хлопаю ее по руке через стол, – причем на моей сестре.

– Таких сестер, как друзей, только за хуй и в музей, – говорит нереально серьезно.

– Вот идиотка.

– Набери его сама, – выдает свою гениальную идею.

– Иногда я сомневаюсь в том, что ты нормальная. Не буду я этого делать. У него семья и то, что я просрала свою, не дает мне права лезть в его жизнь. Да и не было у нас никогда ничего. Мы просто были лучшими друзьями, он был мне братом и тем, кому верила больше жизни. Теперь мы выросли и все изменилось.