Измена. Подарок небес

— Ясно, — откликаюсь я, — А про болезнь ты нагородил, чтобы я о горах не беспокоилась?

— Ну конечно же, Лесь! Зачем бы ещё мне это делать?! — радостно подхватывает Глеб, — Ну и на видео-связь сейчас не вышел, чтобы ты окрестности не увидела… мы как раз готовимся к старту восхождения. Ну и до этого, про болезнь придумал, чтобы как-то объяснить, почему больше недели созваниваться не получится. Тут же акклиматизацию проходить нужно… ну объясню всё подробнее, как вернусь.

Вот же гад! Врёт так гладко и складно, как по-писаному. Не застукай я их вчера лично — сто процентов, что непременно повелась бы на его сказку!

— А загранка тебе в Кабардино-Балкарии зачем?

— На всякий случай, Лесь. Подумал, мало ли что, горы всё-таки… Но сейчас понимаю, что зря взял. Но я ж первый раз — перестраховался… Как-то так.

— То есть ты хочешь сказать, что ты, сразу после нашего последнего разговора, отправился покорять Эльбрус? А в нашем доме, в это время, какие-то посторонние люди в любовь играли? — уточняю я.

— Именно! Ну вот примерно такой реакции я и ожидал. И ты ещё удивляешься, почему я был вынужден опуститься до лжи?! Да ты же просто не в состоянии нормально реагировать на то, что не откликается твоему мировоззрению! Тебя послушать, так ради твоих тараканов я должен был друга с работы нафиг послать и от мечты своей отказаться! Нет, моя хорошая! Пора бы уже вырасти и понять, что мир вокруг тебя одной не вертится! — металлические нотки в голосе Глеба, говорят о том, что он уже полностью оправился и утвердился, что опять целиком контролирует ситуацию.

— Кароче так! — продолжил он, — Быстренько сейчас встала и вещи мои на свои места вернула! Дома буду дней через десять. Ты же, в это время, сидишь на попе ровно и, как настоящая нормальная жена, думаешь о своих косяках и терпеливо ждёшь моего возвращения. И названивать мне не нужно. Как ты уже поняла: я сейчас немного занят, да и слышать и видеть тебя в ближайшие дни у меня нет никакого желания! Ещё поговорим на эту тему, как вернусь. И да, к родителям твоим мы в этом году не едем. Так что придумай на досуге, как сына домой доставлять будешь. Он же в Сочах остался, я всё верно понимаю? Да уж, ты и как мать себя проявила с «лучшей стороны», прям…

В данную секунду я должна была бы злиться и рыдать от ярости, но меня, почему-то пробивает на смех.

— А твой колллллега — он, по-совместительству, ….твой, некогда потерянный, …однояйцевый близнец? — я уже не могу сдерживаться и начинаю ржать в голос, — Иииии… родинки у вас… на пооопе… одинаковые…

— Какие, к чёрту, родинки?! Ты там обдолбалась, что ли? — взрывается муж, но я не дослушиваю его тираду и отключаюсь.

Смех душит, до спазма, до икоты. Я просто не могу остановиться. На глазах выступают слёзы, смеюсь сквозь них и даже не сразу понимаю, когда хохот переходит в такое же неконтролируемое рыдание.

— Бааа, — отмечаю про себя, — да у тебя, дорогая, самая настоящая истерика…

Как пьяная, на ощупь, добираюсь до ванной и долго-долго отмачиваю лицо в ледяной воде. Постепенно мне становится чуть легче, рыдания утихают, но резкие судорожные всхлипы похоже еще долго будут напоминать о произошедшем.

Заглядываю в WhatsApp. Какой заботливый! Даже не подумал перезвонить.

— Я вас видела, урод! — отправляю ему фото, на котором он лобызается с белобрысой, — Приедешь ты куда угодно, но не в эту квартиру. И да… время на вывоз вещичек сократилось на сутки — не заберёшь своё барахло завтра — всё отправится на помойку. И да — я за безопасный секс: таблетки твоего «Эльбруса» рядом с твоими документами, в верхнем пакете. Не благодарите! И не вздумай мне названивать! Как ты уже наверное догадался: в ближайшие дни я буду немного занята…

Глава 11

Чувствую, что выжата до предела. Разговор с Глебом вытянул практически все силы. Злость, разбуженная давешним диалогом, стремительно и неотвратимо растворяется, подобно утреннему туману, освобождая место странному отупению и душевной пустоте. Я словно пребываю в вакууме. Даже боль уже не ощущается в полную силу. Мысли путаются, сбиваются. Снова тянет в сон. Хочется просто лечь, свиться в клубочек, под иллюзорным укрытием одеял — отгородиться от воспоминаний, мыслей, чувств…Нырнуть в спасительный мир снов, отложив все действия и решения до лучших времён.

Встряхиваю себя, силой вытягиваю из манкого плена апатии и бездействия. Взбодрись, Лесь, ещё не время складывать лапки!

Так, что там у нас дальше по-плану?

Нахожу в Яндекс контору по срочной смене замков. Игнорируя настойчивое позвякивание Вотсап (даже смотреть не хочу, что там мне пишет этот гад), набираю контактный номер и оформляю заявку:

«Да, сегодня возможно… да, мастер будет у Вас через пол часа… да, окончательная стоимость будет известна после приезда специалиста — всё зависит от сложности работ, от типа замка и от требований к новому механизму… да, вы сможете оплатить услугу на месте, с помощью карты или наличными средствами…»

Выдыхаю, теперь мне остаётся лишь ждать. Надеюсь, что скоро моя крепость будет укреплена и мне не придётся больше переживать на тему внезапного и нежелательного вторжения Глеба.

Боже мой! А ведь ещё совсем недавно, скажи мне кто-то о подобном, я бы просто рассмеялась ему в лицо.

На протяжении нескольких лет, Волк являлся центром моей Вселенной а, до появления ребёнка и основным её смыслом.

Мы познакомились с ним, когда я училась на третьем курсе «графики».

До момента нашей встречи, вся моя жизнь крутилась вокруг учёбы и творчества. Не то, чтобы я была классической заучкой, просто мне действительно, до умопомрачения нравилось то, чем я на тот момент занималась. Постепенно рисунок вытеснил все другие увлечения, встречи с друзьями и студенческие тусовки не могли восполнить тот драйв, который дарило мне изобразительное искусство.

— Одержимая, — не раз говорила мама.

Этот эпитет не являлся оскорбительным. В её интонациях сквозило искреннее восхищение и толика глубокой печали.

Любовь к рисованию передалась мне по наследству от отца. Он был очень талантливым и, в рамках нашего города, весьма востребованным художником. Ярым фанатом своего дела. Сколько себя помню, наш дом всегда больше походил на художественную студию, нежели на обиталище средне-статистической «нормальной» семьи — и мне это безумно нравилось. Я буквально боготворила отца и обожала наблюдать, как он работает. Отец был мастером на все руки — ему одинаково хорошо давались как портреты, так и пейзажная живопись. Но больше всего он любил писать людей. Будь то портрет или художественная зарисовка — люди на его полотнах всегда выходили изумительно живыми, одухотворенными. Неудивительно, что эта его способность и являлась основным источником дохода нашей семьи. И доход этот был вполне существенным. Не могу сказать, что мы были безумно богаты, но вполне могли себе позволить приличный загородный дом, ежегодные поездки на отдых у моря и оплату моего обучения в частной школе с художественным уклоном.

Творчество. Я жила в нём.

Наш дом постоянно был заполнен различными интересными людьми. Художники, поэты, писатели, местечковые актёры — все они были частыми и постоянными гостями нашего дома. Мне казалось, что так будет всегда. Но сказочный мир рухнул в одно мгновение — папа неожиданно и сильно заболел. Его не стало за два месяца до моего четырнадцатого дня рождения. Рак сожрал его всего лишь за год и это был самый жуткий год в нашей жизни. Мама, буквально на глазах, постарела лет на десять и ещё долго не могла оправиться от потери любимого «Сашеньки».

Поначалу друзья отца искренне пытались нас поддерживать, помогать, но мама впала в состояние жесткой апатии — время шло, а атмосфера безмерной потери не покидала нашу семью. Люди приходили, пытались развлечь, вытащить из трясины траура и уныния, но понимая тщетность своих потуг, постепенно уставали, отсеивались, забывая дорогу в наш дом.

Постепенно ушли все, кроме лучшего друга отца — Полянского Павла Сергеевича, моего любимого дяди Паши. Не смотря на то, что мы жили в холодной Сибири, а дядя Паша в солнечном Сочи, он стабильно, раз в пару месяцев, приезжал к нам на несколько дней. И только в эти дни мама по-настоящему оживала. Он вытаскивал нас на долгие загородные прогулки, в зоопарк, в кино, на спектакли и музыкальные концерты. Водил в кофейни и буквально запинывал маму в магазины одежды и спа-салоны. Именно он воодушевил её вернуться к музыке и попробовать себя в качестве репетитора. Медленно, но верно, мы стали выбираться из тьмы на свет и наша жизнь, постепенно, вошла в нормальную колею. Дом мы продали (он давил на маму, ей всюду виделся отец, чудилось его присутствие) и переехали в небольшую квартиру в центре города. Основная часть папиных работ была передана в местный краеведческий музей, что-то продано с аукциона, а часть полотен оставлена мне, либо подарена дяде Паше.