Измена. Развод отменяется!

Через миг брюки капитулируют вниз вместе с трусами, а хуй льнет к горячей ладошки Лиды. Потом она трется об него щекой, и чуть-чуть языком щекочет чувствительную кожу.

Захватывает все больше и больше, облизывая язычком от самого основания до головки, которую бомбит приливами…

Ух, черт… Черт… Перед глазами плывет, когда она втягивает в рот, облизав хорошенько.

Всасывает равномерно, меня плющит…

Едва ли не пополам складывает от ощущений, от того, как ее волосы светлым шелком скользят между моих пальцев.

Балдею от четких, размеренных движений, каждое из которых меня подталкивает к краю.

Спустить себя с поводка и кончить в гостеприимный ротик сейчас было бы самым простым, но я не хочу оставить ее без финала в такой момент. Поэтому сам выскальзываю из горячего плена, наблюдая, как она протестующе тянет обратно.

По подбородку течет слюна, губы опухшие, глаза пьяные. Торкает нереально ее растраханный, доступный вид!

Подняв Лиду, усаживая на край стола, где мы обедали. Посуда, сдвинутая в сторону, звякает на пол, разбившись.

— Ножки раздвинь! — устремляюсь к центру.

Толчком вбиваюсь на всю длину члена, несдержанно ругнувшись. Лида стонет, балансируя на краю.

— Еще…

Манящие губы так близко от моих… Тыкаюсь в них своими, Лида размыкает рот и целует меня. Сначала осторожно, будто спрашивая разрешения на поцелуй после минета. Догадливая она у меня, не все мужики после отсоса целуются, и я точно со шмарами слюни не гонял, но… с ней в кайф… Все в кайф, даже самое неприемлемое и типа… не мужицкое, мол, мужик после минета в рот не поцелует. Бля, еще как поцелую…

Толкаемся друг к другу навстречу, остервенело и жадно.

Первый раз взрываемся почти сразу же, остываем с трудом, пьем из оставшейся целой посуды.

Второй уже медленнее, Лида сама меня оседлала на кресле и кайфовала сверху до изнеможения, выдоила так, что и пальцем не пошевелить.

Мы распластались обессиленно, как две рыбы, притиснутые друг к другу.

— Вот черт, — Лида поднимает голову и смотрит вверх. — Черт!

— Что?

— Камеры, — шепчет Лида. — Тут под потолком камеры. Нас, что, видели?

— Нас записывали, ага… — глажу ладонью спину жены, покрытой потом.

В процессе она совсем донага разделась, красивая… Как скакала, бесстыжая, и себя гладила напоказ, сиськами мне в рот толкалась… И я целовал всюду, куда только рот мог пристроить.

— Блин, Ворон! Извращенец! Ты! Я от стыда умру! Боже! Кто-то смотрел, как мы трахались?! Как я тут скакала… Боже! Это ужас…

— Не скромничай, ты охуенно трахаешься. Актрисам фильмов для взрослых есть чему у тебя поучиться!

— Ах ты…

— Тише, — успеваю перехватить ладонь, которой она намеревалась по роже мне влепить. — В охранке никого, но камеры все писали. Ща пойду изыму… — хмыкаю. — Вечером поточим нашу порнушку?

— Не вздумай сохранить! Удали…

— Конечно.

— Я не шучу. Удали!

— Удалю, никто не узнает.

Кроме нас, разумеется. Я, че, дурак что ли, такое удалять?

***

— Удалил? — интересуется Лида вечером, заглянув в мою спальню.

На ней симпатичный халатик, под которым угадывается… ничего.

Нутром чувствую, что не ошибаюсь, немного двигаю одеяло в сторону и убираю ноут с колен.

— Как сказала, так и сделал, а что? — хлопаю по кровати ладонью. — Пойдем, дела обсудим. Мне план накидали, как наш дом ремонтировать будут.

— Наш?

— Тот, что ты спалила. Прикипел я к нему, новый не хочу. Тебе он тоже нравился?

— Да, есть такое, — соглашается.

Осторожно соглашается, но взгляда с меня не сводит.

Как будто решается сделать тот самый, последний, самый главный шаг.

— Я был серьезным. Насчет настоящего брака и семьи, — повторяю.

Серьезно. Обдуманно. Без угара эмоций и опаляющей ревности.

Лида с облегчением выдыхает и юркой змейкой скользит на кровать, уютно улегшись мне под левую руку, прильнула к груди.

— Показывай, что тебе тут набросали. У твоего предыдущего дизайнера вкус оставлял желать лучшего. Вот лепнина местами золотая была… Это вообще, к чему?

Конечно, она тут же свой нос начала задирать и фыркать, с ее заявками переделывать придется все! Даже уцелевшее… Но, признаться, мне совсем не напряжно и даже в кайф.

— А ты точно-точно то пошлое удалил? — потом вдруг спрашивает, ведя пальчиком по прессу ниже и ниже, к пупку, а от него к просторным домашним штанам, под которыми все тот час же, словно у пацана, напрягается уверенным стояком.

— Я его в мелочах помню. Могу пересказать. А че? Посмотрела бы?

— Если уже удалено, то посмотреть не получится. Но…

Нырыет под трусы и крепко хватает меня, под корень.

— Я бы посмотрела, — добавляет горячим шепотом, и все… я — полностью — ее! Ей принадлежу!

— Удаленки на диске все равно где-то хранятся. Я… хакнуть могу… — сиплю. — Ради такого…

— Хакнуть? Ты? Ворон, блин, ты двумя пальцами печатаешь на клавиатуре. Какой из тебя хакер! Признайся, не удалил, что ли?! Порочный старый жук!

— Знал, что ты передумаешь. Смотреть будешь?

— Давай сначала… — движет ладонью по члену, распаляя все сильнее и сильнее. — Потом посмотрим, перед вторым заходом.

— Давай, — соглашаюсь и охотно тянусь за поцелуем.

Вот так мы и сконтачились конкретно, не отлипнуть…

Без признаний в любви и всей этой романтики, но если так рассудить, в наших отношениях и того, и другого — с лихвой.

Глава 38

Лида

Спустя время

— Хорошенькие, да?

Прижав бумажный платочек к глазам, смотрю на детские распашонки и бутылочки с изображением львенка. Не могу смотреть спокойно, так и тянет пореветь.

Вроде бы уже должна привыкнуть к перепадам настроения, не первый месяц хожу беременная. Думала, все прелести позади остались — и токсикоз, и внезапные вкусовые пристрастия, от воспоминания о которых сама содрогаюсь, и бешеное желание трахаться несколько раз в день, как озабоченная!