Измена. Сбежать от мужа
Шрифт:
— Может попробуешь дать мужу шанс оправдаться? Он сказал, что имеются доказательства…
Я тяжело вздохнула, уронив лицо в ладони.
— Решила заделаться адвокатом дьявола? А папу ты смогла бы простить?
Мать замолчала, поджав губы. То-то и оно. Явись он сейчас с букетом наперевес и с душой нараспашку, посмотрела бы я на неё…
Женщина уселась рядом и включила телевизор, убавив звук на минимум.
— Очень часто мы начинаем ценить что-то только после того, как потеряли, — прошептала она, задумчиво глядя на розы, — думаешь, я перестала любить твоего отца? Вовсе нет. Мне просто больно.
Наверное, мы с Марком прожили не так долго, и любили не так сильно. По крайней мере я. У меня боль и обида заглушили все иные чувства.
А отец… после этого горького признания, мне хотелось схватить его за шкирку и хорошенько потрепать. Как если бы это могло что-то изменить.
И всё же.
Я протянула руку, чтобы накрыть ее ладонь своей. Не должны люди испытывать ничего подобного в своей жизни. И уж тем более в таком возрасте. Предательство дорогих людей, а затем и одиночество в окружении лишь собственных мыслей и сожалений иногда могут стать фатальными.
Я поняла, что не скоро отсюда уеду. Я нужна здесь. И даже если придется устроиться преподавателем детского кружка по рисованию…ну что ж. Бросить родную мать в таком состоянии я просто не смогу.
А вот к отцу у меня добавилась еще парочка претензий. Правда все они звучали примерно одинаково, только в разной степени нецензурности.
Да и с той бессовестной блондой мне тоже нестерпимо захотелось поговорить. Аж руки зачесались проредить ее белобрысую шевелюру…
Кстати, о ней. Быть блондинкой мне резко расхотелось.
Допив кофе и помыв за собой чашку, я пригласила маму прогуляться до магазина. Ей полезно, а мне требовалось купить себе краску, чтобы убрать с головы это вызывающее плохие ассоциации безобразие.
Прогулка заняла час. Помимо краски я взяла продукты на меренговый рулет. У мамы он никогда не получался, тогда как у меня к этому блюду водился исключительный талант.
Если можно было порадовать свою несчастную родственницу хоть такой мелочью, то почему бы не использовать эту возможность?
Пока мама вязала перед телевизором теплые носки, я отвлекалась от тревожных мыслей с помощью кулинарии.
День прошел незаметно, ведь от плохих мыслей я старалась отвлечь не только себя.
Развлекала маму разговорами, пересматривала свои детские фотографии и расспрашивала о всех местных сплетнях. В конце концов так её утомила, что спать та отправилась на час раньше, чем всегда.
Сразу после, как попробовала мой восхитительный меренговый рулет.
Убедившись, что та крепко уснула, я надела дополнительный свитер и с удовлетворением оглядела себя в зеркале. Всё же мой естественный темно-русый цвет волос шел мне гораздо больше.
Глеб был прав.
И с чего я вдруг о нем вспомнила? Не к ночи будь помянут…
До кафешки я добежала быстро, подгоняемая в спину морозным ветром. Она была одна на весь поселок, и спросом пользовалась только в будни. Поэтому отец был единственным, кого я увидела внутри.
Зябко поежившись, шагнула навстречу, не спеша снимать пальто. Отец выбрал самый дальний столик у противоположной входу
стены, за декоративной решеткой, увитой искусственными растениями.Я усмехнулась про себя. Ну надо же, сколько конспирации чтобы поговорить с собственной дочерью.
Зато он хотя бы пришел, как обещал.
Усевшись напротив, я смерила его вопросительным взглядом. Сколько мы не виделись, полгода? Даже странно, как сильно он изменился за столь короткое время.
Ссутулился, поседел, глаза бегают, как у преступника. Разве так должен выглядеть мужчина, переживающий вторую молодость?
Глядя на него, неуверенно улыбнувшегося в ответ, мне стало не по себе. Поднявшись, я обогнула стол, чтобы крепко его обнять. Меня окутал до боли знакомый запах хвойного мыла и табака.
Что-то здесь было не так. Причем очень сильно.
— Как ты, что происходит? Расскажи.
Он только вздохнул, нехотя выпуская меня из объятий. Родные голубые глаза влажно блестели в тусклом свете желтоватых ламп.
— Я не смогу рассказать всё.
— Почему?
— Потому что боюсь…за тебя, доченька.
— О чём ты говоришь?
Подвинув стул, я уселась рядом и взяла отцовскую руку в свою. Я только зашла с улицы, но его ладонь казалась куда холоднее моей.
— Всё очень сложно.
— Я постараюсь понять, ведь мы семья, а в семье друг друга не бросают, верно? Ты сам много раз это говорил.
Он поджал губы и опустил взгляд. Его чуть взлохмаченные волосы блестели непривычным серебром, а ведь всего полгода назад седины было гораздо меньше.
— Это связано с моей работой, — начал отец еле слышно, так что пришлось наклониться к нему поближе, чтобы понять. — Вернее, с новой разработкой. Вот уже почти три года мы проводим испытания необычного препарата… вообще это секретная информация.
— Та самая, о которой все уже давно в курсе?
Мужчина кивнул, невесело улыбнувшись. Его лоб избороздили несколько глубоких вертикальных морщин.
— Я один из тех, у кого есть доступ к экспериментальным образцам. В общем, на меня вышли очень опасные люди, — медленно выдохнув, отец вдруг оглянулся, как если бы ожидал слежки, — они угрожали мне…
— Кто эти люди?
Он покачал головой.
— Я не могу сказать. Если узнаешь, ты можешь пострадать, и мама может пострадать. Так что, пожалуйста, не лезть в это, не посвящай её в подробности и ни в коем случае не ходи в полицию. Думаю, со временем всё разрешится само собой. Они получат что хотят и отстанут.
— Что разрешится? Что им от тебя нужно, эти образцы?
Он кивнул, снова оглядываясь, будто чувствуя на себе чужой враждебный взгляд.
— Если бы у меня была возможность, я бы отправил вас куда-нибудь в безопасное место, но я не могу. Да и…эти люди могут среагировать куда быстрей. Думаю, что они за мной следят. Я не стал брать телефон на всякий случай.
Я сжала его руку, до боли закусив губу.
— Как тебе помочь, скажи?
— Ничего не предпринимай. Пусть всё идет, как идёт. Я выкарабкаюсь, лишь бы у вас всё было хорошо. Такое бывает. Опасная профессия, знаешь ли, — он быстро поцеловал меня в щёку и взял со стула свою дубленку. — Мне пора. И скажи маме… хотя нет, ничего не говори. Я сам скажу, потом.