Измена. Сказка (не) о любви
Шрифт:
Если честно, мне казалось, что дело не в сладком, но я молчала. В конце концов, он был моим другом. Подружки детства как-то сами собой растворились, а Яр остался. Даже когда Антон появился в моей жизни. Все попытки ревности были пресечены коротким: “Его я знаю на десять лет дольше, чем тебя. Если бы у нас что-то могло быть, оно бы уже было!”
Ревности… Когда-то Антон меня ревновал. Горло опять перехватил комок, и на меня снова накатили рыдания… Антошка! Тошка и Ташка! Это мы! Даже кулончики такие есть! На первое четырнадцатое февраля он мне подарил! Навеки вместе! Навеки… Вместе…
Реву,
Среда. 14 мая 14.00
Стою, жму кнопку звонка, а сама думаю, что вот ни за что сейчас не расскажу ему… Ничего не расскажу… И вообще. Я сильная, я умная, я знаю себе цену!
Яр открывает на третьем или четвертом звонке. Волосы взъерошены, одежда будто только что натянута… Че ему – он дома один. Смотрит на меня сначала удивленно, а потом вдруг почти с ужасом.
– Ташка! – восклицает обеспокоенно и шагает мне навстречу, сгребая меня в объятия.
Вся моя решимость звонко лопается, и единственное, что я могу ему сейчас выдать – это долгое протяжное “ыыыыы”.
– Иди сюда! – затягивает в квартиру, подталкивает к кухне. – Что произошло?
Усаживает за стол, оборачивается, набирает воды.
– Я-а-арик, – я размазываю слезы, морщусь, жмурюсь. Мне абсолютно все равно, как я сейчас выгляжу.
– Только не говори, что что-то с Антоном? – он смотрит на меня обеспокоенно.
Я замираю на секунду, снова кривлюсь, будто лимон укусила, и вою.
– Так, – он обеспокоенно оглядывается на комнату. – Рассказывай! – присаживается передо мной на корточки.
– Я телефон свой разбила, – почему-то лепечу я.
Он молчит и очень внимательно на меня смотрит.
– Почему?
– Потому что Антон звонил, – выдаю я и снова вою, согнувшись пополам.
Яр просто ловит меня на руки, а я тычусь лбом в его грудь, как котенок, и позволяю себя обнимать.
– Так! Возьми себя в руки, твою мать, – он меня физически встряхивает. – Хотя бы в мои! – сжимает чуть крепче.
Я усмехаюсь, нахожу в себе силы притихнуть.
– А теперь еще раз. Что произошло?
Я поднимаюсь, сажусь на стул, втягиваю в себя слезы и сопли и на одном дыхании выпаливаю:
– Я приехала к Антону на работу, а он там с секретаршей!
– Твою ж… – Ярик хватается за голову и жмурится, как от боли. – Ташка, – он снова прижимает меня к себе, только сейчас он тоже шумно сопит. Но вот вопроса на тему “Как же так” нет ни одного. У меня по спине пробегает мерзкий холодок.
– Только не говори, что ты знал?
– Нет, я не знал, – он отступает на шаг назад и смотрит на меня снисходительно. – Но отношения у вас в последнее время…
Он не договаривает, но мне ясно, что он хочет сказать. Подружки не раз кололи мне этим глаза. Я сижу дома, я растворилась в семье, стала куклой, деталью интерьера. А муж меня не видит, не ценит. Он на коне, бизнес на подъеме, Егоров ведет себя как хозяин жизни. Как хозяин вообще всего…
Я отмахивалась, затыкала им рот тем, что они не знают
моего Антона. Но вот… получается, что это я его не знала.– У нас все имущество почему-то на свекровь записано, – еле слышно шепчу я.
– Как? – офигевает Яр. – С хрена ли?
– Я вот как раз за этим и ехала к нему в офис, – горько усмехаюсь. – Спросить… С хрена ли…
Опять накатывают слезы, но Яр вовремя останавливает мою истерику.
– Так, знаешь что? – оглядывается на буфет. – Пойдем-ка выйдем. У меня дома только крепкое, ты его не пьешь.
– Я за рулем, – качаю головой.
– Да пофиг. Возьмешь такси или у меня переночуешь, как пойдет! – он подхватывает свою ветровку. – Пойдем, здесь нормальная забегаловка на нулевом этаже.
– Яр, два часа дня, – я цепляюсь за остатки здравого смысла.
– Че, предлагаешь подождать до шести? – он вроде как всерьез задумался. – А сейчас чего? К твоему благоверному съедим? Поговорить? – спрашивает с наездом. – Или помочь?
– Да иди ты! – ору на друга во весь голос.
– Во! Вот это мне больше нравится! Пойдем, я говорю! Хоть проорешься, пока там пусто!
Среда. 14 мая 21.00
В баре уже полно народа… И вообще, и за нашим столом в частности. Яр подозрительно трезв. Ну, или сильно трезвее меня. Он очень внимательно на меня смотрит, поддерживает, чтобы я не падала со стула, и следит за тем, что и в каком количестве я пью. Кажется, последние раз пять мне наливали только минералку, но мне, если честно, плевать. Я громко чокаюсь, реву, ору, тут же смеюсь.
Он вызвонил Ленку и Таньку. Я трижды им все рассказала. Безвкусный галстук, ручки, ухмылки, шлепки… А вот о переоформленном имуществе Ярик мне болтать не дал… Каждый раз затыкал, зараза… Ну ниче, какие наши годы. Ща еще немного накачу!
– А я тебе давно говорила, что он мудак у тебя! – брызжет слюной Ленка. Она развелась на второй год брака и моим пяти годам супружества страсть как завидовала. – Ты ему и рубашечку наглаженную, и сама на растяжечку побежала, чтобы в постели шпагатиком, а он…
От обилия уменьшительно-ласкательных суффиксов становится тошно… Живо себе представляю шапагатик в постели, и тут же в ушах звучит шлепок! Тот самый, который мой муж отвесил своей секретарше.
Обида подкатывает к горлу и, кажется, не только обида.
– Че-то мне плохо, – я кручу головой. – Давай выйдем, – хватаю Яра за руку.
– Пойдем, – он буквально несет меня к выходу.
– Яр, че, я правда такая дура? – я вишу у него на шее, потому что уже не в силах стоять.
– Нет, Таш, – он придерживает меня за талию, – ты не дура.
– А что тогда? – что-то теснится у меня в груди, просясь наружу, я всхлипываю.
– Ты просто слишком доверяла.
– Это потому, что любила! – я начинаю всхлипывать.
– И до сих пор любишь. – обреченно вздыхает он.
– Люблю-у… – вою я, даже не пытаясь сдерживать все, что рвется из меня наружу. Ой. Че-то слишком много рвется. Ярик!
– Ташка! Держись!
Я лишь успеваю отвернуться, чтобы меня рвало не на его футболку, а на клумбу, но на ногах я совсем не стою, поэтому он по-прежнему меня держит, а я скрючилась на его руках.