Измена. Ты не забыл ее, любимый

Мне претит мысль о том, что Демьян со мной из благодарности. Если ему со мной некомфортно и его удерживает лишь то самое начало, мы закончим эти отношения. Мне это не нужно. Лучше одиночество, чем брак из признательности. К черту такое «спасибо».

Примирившись со своими мыслями, я сажусь прямо. Завожу двигатель и выезжаю на трассу. Неспешно доезжаю до комплекса, думая о том, что моя тревога, возможно, просто иррациональный страх.

Оставив машину, поднимаюсь в квартиру и, тяжело сглотнув, открываю дверь. Понятия не имею, с чего мы начнем, но испытываю волнение. Это переломный момент, и я боюсь.

Думала, он уже здесь. Но меня встречает тишина. Почему-то передвигаюсь по комнатам я так тихо, словно Демьян может оказаться в одной из них. Но нет. Все на своих местах, как было вчера. Его нет и не было здесь. У меня есть немного времени, и надо им воспользоваться, пока Демьян не приедет.

Первым делом отправляю форму в стирку и иду в душ.

Делаю привычные вещи, чтобы жизнь казалась такой же, как всегда. Меня пугает неопределенность. Хочу, чтобы она наконец закончилась. Я привыкла к порядку.

Суетливо выскочив из ванной, проверяю время и на всякий случай телефон, потому что вокруг по-прежнему тишина. Демьян молчит. Возможно, встал в пробке, по которой я сама бесконечно долго возвращалась домой. Или же… решил, что разговор подождет. И я вместе с ним.

Напрягает даже то, что он не пишет мне и не звонит. Все идет под откос, рушится, а я стою и смотрю на это по другую сторону от него.

Я уже перекусила с Линой, но опять ем сырники, потому что не хочется готовить что-то другое, а от волнения я проголодалась. Если честно, я настолько устала, что ужасно клонит в сон.

В квартире жарко, за окном вовсю буйствует весна, а отопление еще не отключили. Открываю окно и впускаю свежий воздух. Затем надеваю шорты и майку, сажусь в кресло, поджав под себя ноги, и включаю телевизор. Меня хватает лишь на минуту просмотра какой-то кулинарной передачи, и я засыпаю.

Будит меня продолжительный стук в дверь. Сквозь сон сообразив, что происходит, собираюсь с мыслями и подхожу. Однако посмотрев в глазок, вижу мою семью.

«Разумеется, Полина. У Демьяна есть ключ, он бы не стал стучать».

– Хэй-хэй, сестренка! – кричит Лина.

Я открываю дверь, и набрасывается на меня.

– Будем праздновать экзамен. Потому что я его сдала. Сдала, сдала, сдала! – повторяет она как заведенная.

Мама и папа входят с улыбками, и я очень рада их всех видеть. Правда рада, несмотря на тяжесть в груди.

– Как я и говорила. – Обнимаю сестру в ответ.

Следующим в моих объятиях оказывается папа, а последней – мама.

– Полин, мы тебя разбудили? – Она вглядывается в мое лицо, взяв его в свои теплые ладони.

– Неважно. Я рада, что вы пришли.

– Прости, милая. Ее было не удержать, – продолжает мама.

– Мам, все в порядке, – отмахиваюсь, замечая еще кое-что. – А где Макс?

– Он на работе.

– Ясно. – Я смотрю на красную ленту, которой обвязан торт, оставленный на комоде Ангелиной. – Тортик заберу с собой на кухню, сейчас поедим.

Посмотрев на часы, понимаю, что проспала аж два часа. Однако Демьян так и не появился. Внутри все сжимается. Мысли давят. Как же это утомляет.

Мы всей компанией входим в гостиную. Ангелина без умолку нахваливает саму себя, говоря о том, как было сложно, но она справилась. Мама смеется, папа пожимает плечами. А я ухожу на кухню, оставив их в соседней комнате.

Внутри назревает истерика. Все напрягается до боли. Я на грани, и мне с трудом удается сдерживаться. Чувствую, что чаша вот-вот переполнится, поэтому задерживаюсь наедине с собой. Я хочу тишины, как бы ни была рада семье.

Давление в груди нарастает. Слезы подкатывают и грозят пролиться диким водопадом.

«Да что с тобой, Полина!» – почти кричу на саму себя. Дышу… дышу… Я хочу снова почувствовать себя целостной.

Мама входит как-то робко и тихо, словно боится застать меня в не самый подходящий момент. Смотрит и вздыхает.

– Полина, ты сама не своя. Что с тобой, дочка?

– Мам, не надо. – Выставляю руку, чтобы остановить ее вопросы и дальнейшее приближение. – Все в порядке.

Я пытаюсь выстроить стену, чтобы не быть для всех раскрытой книгой. Не хочу этих вопросов. Не хочу, чтобы кто-то за меня волновался. Я должна во всем разобраться сама. Я и Демьян.

– Дочка, да ты же вся бледная, – настаивает она, пока я нарезаю торт и раскладываю по тарелкам. – Не надо лгать. Я прекрасно тебя знаю. По твоему лицу мне ясно, что с тобой что-то не так. Поэтому не нужно отталкивать и скрывать.

Конечно, она знает. С самого детства она по одному моему вздоху понимала, где боль, а где болезнь. Понимала все, что не было нормой. И всегда поддерживала. Всегда была рядом. Как и сейчас. Чувствует и хочет помочь.

Но я не уверена, что сама к этому готова.

– Мам, это работа, – ссылаюсь на самое простое. – Порой устаю больше обычного. Сегодня как раз такая смена. Еще и ночью толком не спала.

Она все равно подходит ближе и встает напротив. На ее лице написано недоверие.

– Если ты начинаешь отнекиваться и уходить от разговора, то все серьезно. Это как-то связано с Демьяном? – Ее глаза сужаются, будто она включила материнский сканер и сейчас среагирует на очередную ложь. – У вас какие-то проблемы?

– Мам…

– Полина, за столько лет работы в больнице ты уставала и раньше, но я никогда не видела тебя такой, как сейчас. Что происходит? Я никому не скажу, можешь просто выговориться, чтобы это не висело тяжелым грузом у тебя в груди. Расскажи мне, дочка.

– Мам, все в порядке. Не переживай, – повторяю.

Вода в чайнике закипает, и я разливаю ее по чашкам. Выношу поднос в гостиную. Мама больше не задает вопросы и просто следует за мной с десертными тарелками, которые не поместились мне на поднос.

Мы успеваем расставить все на столе, когда входная дверь открывается и через пару секунд к нам входит Демьян.

Он удивленно смотрит на гостей, но в итоге улыбается, а я… Я не могу смотреть на мужа. Грудь вздымается, становится больно дышать. Сердце будто взрывается, и его кусочки падают на дно души. Это становится последней каплей в той самой чаше терпения. Грань истончается, и все внутри дрожит от внутренней бури. И я наконец понимаю, что, любя его так сильно, боюсь конца. Просто боюсь…