Измена. Вторая семья мужа
Шрифт:
— Он не подойдет, — говорит Артем. — Хотел на тебя издалека посмотреть. Я его предупреждал — это плохая идея.
Да, я в курсе, что Артем и Николай общаются с Романом. Есть некоторые вопросы, которые лучше решать с мужем через посредников. К разговору с ним я еще не готова. А сейчас понимаю, что и видеть невыносимо больно.
— Поехали, — отворачиваюсь.
Не позволю Роме испортить такой замечательный день. У меня впереди встреча с Аришкой и своей семьей.
Моя кроха… когда вижу ее на руках у Светланы, подросшую, розовощекую, не могу сдержать радостных
Остаток дня не отхожу от дочки. Не могу ей налюбоваться. Корю себя за потраченное время не с ней, я столько всего пропустила!
Светлана накрыла праздничный стол. Атмосфера уюта царит в этом доме. Даже Зоя Ивановна ожила и кажется, помолодела. У нас еще одна причина для радости — на следующий день Павел ложится в клинику, и если все будет хорошо ему предстоит операция. На данный момент прогнозы врачей многообещающие.
Следующие три дня уходят на адаптацию и общение с дочкой. Она дарит мне столько положительных эмоций.
Но одна половина сердца у меня неустанно болит за старшую дочь. Я постоянно думаю о Зоряне. Где допустила ошибку? Почему не заметила? Была ли она всегда такой? Как смогла так поступить с родной матерью?
А главное — мне скоро предстоит сделать нелегкий выбор. Я знаю, где сейчас содержится дочь и ее дальнейшую судьбу мне предстоит обговорить с Романом. Мы вдвоем в ответе за то, что из нее выросло.
На встречу с Зоряной меня везет Артем. По дороге молчим. Напряжение витает в воздухе.
Готова ли я? Нет.
Но я обязана ее увидеть. Еще раз поговорить.
Меня проводят в ее комнату. Она живет сейчас в лагере для трудных подростков. На данный момент в отдельной комнате.
Переступаю порог. Зоряна сидит по-турецки на железной кровати, застеленной полосатым матрасом.
Глава 85
Смотрю на дочь, она улыбается, а я вижу… мне страшно от того, кого вижу. С виду та же Зоряна, моя любимая дочь… а нет, совсем другой человек, та, кого совсем не знаю. С нее словно слетела шелуха, и открылось ее истинное лицо. Меня оно пугает, глаза… в них нечто жуткое.
Неужели это мой ребенок?
— Мамочка, ты пришла меня забрать? — спрашивает нежнейшим голосом.
— Нет, — мотаю головой и не могу заставить себя пройти дальше в комнату.
— Как нет? Мам, это же тюрьма какая-то! У меня занятия, я их пропускаю! Вы с папой меня не так поняли. Меня саму обманули!
— Зорь, прекрати ломать комедию. Больше твои крокодиловые слезы на меня не действуют. Ты прекрасно знала, что делала с самого начала, — говорю и вижу, как улыбка медленно перетекает в оскал.
— Тебя обманули! Я же твоя дочь! — она еще пробует удержать маску, только выходит откровенно фальшиво. — Бабушка на меня наговаривает!
— Тупая курица, как ты выразилась, больше в твои сказки не верит, — скрещиваю руки на груди.
— А кто ты, мам? — задирает голову и хохочет. — У тебя под носом такое творилось, а ты верила в дружную семью. Мда… не повезло мне с родителями. Мать курица, отец псина, мне надо было учить как-то выживать.
Я
морально готовилась к разговору, но видимо недостаточно, начинает колотить.— Как ты отца назвала?
— Не я, псина он. Бабушка рассказывала, как он был настолько жалок, что приходилось его на коврике держать. И я не должна была стать похожей на него. И на тебя тоже. У меня гены плохие. Если я про свое будущее не подумаю, то вы все разрушите. Что с успехом и сделали, — ее глаза чернеют, в них появляется даже не ненависть, а что-то хуже, гораздо страшнее.
— И поэтому ты решила меня подставить? Заманить в ловушку? Тебя не волновало, что меня могли убить? Ты же не знала, что мне вколют?
— Не прибили бы тебя. Там наследство. В психушку бы отправили. Тебе какая разница, где влачить свое существование? Ты жизни радоваться не умеешь и так, — пожимает плечами. — А папку бы бабушка приструнила быстро, к ноге скомандовала и все.
Я понимаю, что она повторяет слова Ларисы. Но самое жутко, что они находят отклик в черной душе Зори.
— А тебе бы отсыпали долю, и ты смогла бы жить припеваючи, да? — мои слова горчат на языке.
— Толку об этом говорить. Ты все испортила. И папаша за тебя, хоть ведь понятно, что и тебе этот шелудивый пес не нужен.
— Не смей так об отце говорить! — едва сдерживаюсь, чтобы не дать ей пощечину. Руки так и чешутся.
— А то что?! — нагло на меня смотрит. — Мам, заканчивай этот цирк. Живи как хочешь. Дай мне долю наследства, и я дальше сама разберусь.
— Ты решила, что взрослая? Что самая хитрая и расчетливая. Увы, Зорь, на данный момент мы с отцом решаем твою судьбу.
— В смысле? — ее нижняя губа дергается.
— О свободе можешь на время забыть. Если хватило смелости принимать такие решения, имей смелость за них ответить, — когда озвучиваю, понимаю, что у меня нет ни капли сомнений.
Да, нам еще предстоит принять окончательное решение с Ромой, но предварительно уже все решено.
Во мне все еще теплится надежда, что наказание и психологи смогут изменить Зорино жуткое восприятие мира… но эта надежда с каждой минутой, проведенной рядом с дочерью, все тоньше.
— Вы не посмеете! Я ваша дочь! И вы не можете меня запереть! Можем обговорить. Я исправлюсь, — в ее глазах появляется панический ужас.
— У тебя будет много времени для исправления в специализированных стенах.
— Мам! — вскакивает и подбегает ко мне. — Я буду такой как раньше, помнишь? Тебе нравилось? Будем болтать, ходить по магазинам.
— Будешь притворяться, как все эти годы, — делаю глубокий вдох, и едва не задыхаюсь от гнилого лицемерия родной дочери.
Эта рана никогда не затянется.
— Раскрой глаза! Ты не в розовом мире живешь! Все люди притворяются! Это норма.
— Откуда в тебе это?! — меня передергивает.
— Я просто рано поняла, какими способами можно достигнуть целей. Я способная. Я гений и талант. И ты не имеешь права лишать меня балета и нормальной жизни. Только не ты, — кривится, словно перед ней нечто низменное, недостойное ее, — И не псина-папаша.