Измена. Я больше не буду тряпкой
Шрифт:
Работы свои я потеряла.
— В тихом омуте порок водится. А я сразу знала, что ты с гнильцой! Ишь чего надумала, к моему сыну присосаться! — сказала мне мать Сергея.
— Ваш сын — разбалованная сволочь! Он оговорил меня, потому что я ему отказала.
За это я получила пощечину, от уже бывшей работодательницы. И еще куча оскорблений в спину.
На других работах тоже не подбирали выражений, обвинили во всех смертных грехах. И воровство приписали. Пытались навесить сумасшедшие суммы долга. И если не оплачу, грозились написать заявление в полицию.
Я жила в адском огненном
— Маша! Не подходи к нам! — так в один голос завопили мои так называемые подруги, когда попыталась с ними заговорить.
— И вы туда же? — спросила обреченно.
— Пойми, не важно, делала ты эти вещи или нет. Просто сейчас, ты как прокаженная, и кто с тобой общается сразу законтачится и его тоже будут таким считать. Так что… — Ольга не договорила, взяла Светлану за руку и они развернулись и ушли.
Я осталась одна в окружении монстров, которых победить не представлялось возможным.
Так прошел месяц. Мои мучители не забывали обо мне. Они изощрялись, придумывали новые издевательства.
— Ты получила по заслугам. Теперь не скули, — сказал как-то Сергей, проходя мимо и любуясь, как я оттираю сумку, в очередной раз облитую какой-то гадостью.
Я даже не посмотрела в его сторону. И лишь мысленно подумала, что придет день и он непременно за все заплатит.
Даже преподаватели сторонились меня. Я ощущала себя действительно заразным изгоем.
Устроилась работать в кафе уборщицей. Больше нигде не брали. А мне нужны были деньги. И вопреки всему, я продолжала учиться. Я не могла сдаться. Не сейчас! Не вот так! Они не могут меня сломать! Если сейчас отступлю, то больше никогда не буду себя уважать.
В тот день, на моих мучителей напал какой-то озверин. С самого утра они не давали мне проходу. Цеплялись на каждом шагу, насмешки и гнусные предложения, сыпались со всех сторон, меня щипали, снова плевали.
А после четвертой пары, когда я вышла на крыльцо и отправилась в сторону общежития, группка студентов меня уже поджидали. Они по команде начали закидывать меня помидорами и яйцами, выкрикивая непристойности.
Я побежала, не разбирая дороги. Яйца и помидоры летели мне вслед, преследовали не отставали. Слезы застилали глаза, унижения и обида достигли предела. Мне хотелось провалиться сквозь землю, не чувствовать, не слышать.
Я бежала из последних сил, ничего не видя, перед глазами черная воронка безысходности. С разбегу налетела на что, упала бы, но чьи-то руки меня удержали. Обжигающие руки, такое ощущение, что они оставляли ожоги.
Подняла голову. Ничего не вижу, ядовитые слезы застилают глаза, и сквозь мою черноту безысходности пробивается золотой свет. Он окутывал меня, таким плотным кольцом, что я мгновенно забыла про своих преследователей.
Глава 43
— Тшшш, Манюня, не дрожи, — его голос походил на тихий шепот моря.
И это его «Манюня»… никто никогда меня так не называл. Нежно, проникновенно, сердце приятно кололо.
— Я грязная, — всхлипывала. — Не трогай меня!
Он крепче прижимал меня к себе, а
я вопреки своим же словам, сама обнимала незнакомца.Мне столько раз твердили — грязная, что я поверила. Уже самой казалось, что даже душа пропиталась грязью и смрадом. Я не такая, я низший сорт, я та, которую все презирают.
— Какие глупости, Манюнька… — и снова шепот моря, теплый, согревающий, такой родной.
Почему Манюня? Он же не знает моего имени. Мы прежде никогда не встречались. Я хоть и не вижу его лица, но точно знаю, встречу с незнакомцем я бы никогда не забыла.
Подняла голову, хочу его рассмотреть, а слезы мешают. Мир видится расплывчатым черным пятном, и только его глаза переливаются золотом, несут мне спокойствие и защиту. Я продолжаю дрожать, но уже не от страха. Его близость будоражит, дарит новые, неизведанные ощущения. Такое чувство, если он меня сейчас отпустит, я умру, не выдержу, не смогу без него.
— Пошли вон, шакалы, — он обращается к моим преследователям. Не кричит, не повышает голос, но четко улавливаю угрозу, и интонации совсем иные, чем когда он со мной говорит.
— Нашел кого защищать! — кричит кто-то из толпы.
— Брысь, — так же спокойно и в то же время угрожающе.
Они уходят, кожей чувствую, как угроза отдаляется. Продолжаю дрожать. Мне страшно, что сейчас незнакомец меня отпустит. Мне так тепло и хорошо в его объятиях.
Он же, наоборот, подхватывает меня на руки.
— Где ты живешь? — прижимает меня сильнее к себе. Вдыхаю его запах, он и пахнет морем, чистым, лазурным, теплым.
— Я тебя испачкаю, — всхлипываю.
— Ерунда, Манюня, — гладит меня по голове. — Все хорошо, обещаю, они больше тебя нетронут, — и я верю его словам. Вот так просто и сразу, ни капли не сомневаюсь, что именно так и будет.
— Они так просто не отцепятся, — вопреки своей вере, говорю совсем другие слова.
— Тогда пожалеют, что хоть пальцем посмели тебя тронуть. Так где ты живешь?
— Там, — киваю головой в сторону общежития.
Безумно хочу рассмотреть его лицо, но все еще мешают слезы, они продолжают литься из глаз, непрерывным потоком и их никак не остановить.
— Сейчас придем к тебе в комнату, и ты мне все расскажешь, — от его слов щеки начинают пылать.
Мне стыдно рассказывать, но понимаю, что выложу ему все. Просто не смогу иначе. Незнакомец очень странно на меня действует.
— Как тебя зовут, зеленоглазая колдунья? — он говорит очень тихо и так проникновенно, что слова кажутся нежнее бархата, окутывают сердце, проникают в душу.
— Маша, — бурчу, уткнувшись ему в плечо.
Я дышу, кажется, впервые по настоящему. Не могу надышаться им, хочется чтобы его запах заполнил легкие до отказа.
— Манюня, — выдыхает мне в макушку. — Николай, — представляется.
— Коля, — так же выдыхаю. Почему-то это имя кажется мне таким сладким, оно словно конфета тает у меня на языке.
Он проносит меня через комендантшу. К счастью не вижу ее презрительного взгляда, но ощущаю. Тут уже иначе на меня и не смотрят.
Рукой показываю направление, называю номер комнаты, достаю из кармана ключи и передаю Коле. Наши руки соприкасаются, обжигающие волны пробегают по телу, меня подбрасывает.