Измена. Я лучше чем она

Трясущимися руками принимает, бережно, как дитя, притискивает кучу к груди. Ох и сука.

– Пошел вон отсюда, – выцеживаю совсем иную угрозу. Понимает и отшагивает назад. – ты же за этим пёрся сюда. Вали и на глаза больше не попадайся.

– Я понял. Теперь в расчете.

Не вмазываю в рожу только из-за жены. Она и так потерянная стоит, вот-вот слезы брызнут. Старик исчезает со скоростью ветра. Я же выдыхаю и тяну шею. Даю себе пару секунд.

– А ну иди сюда, малыш, – в два шага рядом. Подхватываю на руки, кружу ее. – Расстроилась? Брось. На хер их!

Она так меня обнимает, что сердце заходится. А когда в шею утыкается мокрым лицом, так и вовсе наизнанку выворачивает. Острой стрелой пронзает от макушки до пяток. Прижимаю нежнее, ласкаю без пошлости.

– Все, моя девочка. Все позади. Я тебя люблю, Дина. Только тебя, веришь? Прости меня, родная. Прости меня, умоляю, Дин. Столько боли от меня видела… – горло перекручивает до трескучести, жаром шпарит по затылку, но продолжаю. – Больше никогда, Динуль. Никогда. Ты все для меня. Все на свете, Дина.

Глава 44

– Пора расширяться, Дин.

Отрываюсь от компа и внимательно смотрю на мужа. Угу, вчера снова поженились. Тихо, спокойно, без суеты. В загс забежали по пути на работу и расписались, а дальше по офисам разошлись. Некогда. Надо трудиться. Таков закон жизни, если хочешь оставаться на плаву. Если Давид может себе позволить послабление, я пока нет.

– Подумаю.

– Что думать? Тебе тесно уже в былых рамках. Издательство трещит от нагрузки. Нет, – разводит руки, – дело твое. Кто я такой, чтобы лезть в чужой бизнес.

– Ты мой муж, Давид. Самый лучший. Помнишь?

– А ты моя самая лучшая. Знаешь?

– Слушай, хочешь бокал вина? Сделаем паузу?

– Я принесу.

Болезненная тема временно откладывается. Не говорить же ему, что я боюсь. На старом месте привычно и что места мало? Размещаемся же. Хотя Лида уже косится, да и новенькие приходят в недоумении. Размах неплохой, а все на головах видят. А когда открывалась, казалось площадь огромна.

Наблюдаю за Барским. Голенький почти. Плечи широченные, шея как у быка. Ух, какой.

И все же он очень красивый. Давид моя слабость. Я не только в его тело влюблена, теперь и в душу тоже. Он настолько изменился, что иногда не верю. Как такое возможно? Ну как из самовлюбленного черствого хладнокровного мудака выродился замечательный парень. Хотя знаете… и понимать не хочу.

Назад Барский возвращается уже без футболки. Обожаю, когда он домашний. Без привычного костюма и галстука. Давид несет два бокала охлажденного вина. Сверкает подкачанным голым торсом и так соблазнительно висят штаны на крепких бедрах. М-м-м…

Замечает мой взгляд, улыбается так довольно, что коренные зубы вижу.

Чокаемся и делаем по глотку.

– Дина, как хорошо, что ты со мной. Повторять не устану, – отставляет бокал и лезет обниматься. Уютно устраиваюсь на груди мужа. Вдыхаю его запах. – Не знал, что так любить сумею. Даже не предполагал. Слышишь сердце? Слышишь? Знай, только для тебя бьется.

– Люблю тебя, Барский.

Обхватываю двумя руками за шею и прижимаюсь. Счастье захлестывает. Разве я думала, что когда-нибудь так будет? Мечтала если только. Но как известно мечты сбываются. Только мне никто не сказал, что настолько сбываются. От избытка иной раз задыхаюсь.

– Дин, я хочу с тобой на океан. Едем?

Вот это новость. Удивляюсь не то слово, каким могу выразить состояние.

– А работа?

– В кого ты превратилась? – недовольно прищуривается. – Ты моя жена или трудоголичка? Можно для меня хотя бы неделю выкроить?

– Ну если только неделю.

– Издеваешься, – рычит, заваливая на пол.

– Нет. Ты сам приучил работать.

– Знал бы…

– Угу. Ай, щекотно.

– Даже я могу урвать неделю. При моем размахе. Ты что выделываешься? Все равно с собой компы будут. Удаленка тоже вещь. Давай, соглашайся.

– Признавайся, купил уже?

– Ага. Только когда не скажу.

– Вот как с тобой договариваться? Нарушитель.

– Еще какой. Бирюзовая водичка, Дин, песочек… Горячая моя… Пляж… Ночь … Я тебя на этом песке… Под звездами… Так буду жарить! Не представляешь как. Показать?

– Давид!

– Так сильно, что он мокрым под тобой будет, – не слушает и продолжает покусывать кожу, а я плавлюсь под напором. – Каждый день, каждую ночь… Сними это. Давай помогу. Динка, мне кажется или у тебя грудь выросла?

– Нет. Тебе кажется.

– Едем. Скажи, что едем. Хочу тебя на песке.

– Ты не только на песке хочешь, а всегда.

– Как и ты.

– Как и я. Всегда. Давид… Ох, еще… Да. Да вот так…

Разомлевшие лежим прямо на полу. Я на груди у Давида. Дышу им, как всегда. Он нежно перебирает мои волосы на макушке. Слушаю мерный стук сердца. Так стучит только счастливое, никак неменьше.

– Не звонил тебе больше найденыш? – тихо спрашивает Барский. – Прости, что сейчас спрашиваю. Не довелось как-то до этого, Динуль.

– Да-а-а, – неопределенно машу, вставая. – Вчера.

– И?

– Он мне чужой. Нет никакого дела до него. Ты знаешь, мне кажется, что он маму никогда не любил. Часто думаю, что она в нем нашла?

Барский умолкает. Смотрит в сторону, вижу, как скулы напрягаются. Каждый раз переживает, как только речь заходит о каком-либо не очень хорошем человеке.

– А ты во мне?

Давид поднимается и придвигает к себе ближе.

С готовностью обхватываю за плечи и нежно целую в губы. У Барского грудь взволнованно вздымается. Так всегда происходит, когда он прошлое вспоминает. Скребет оно, не отпускает.

– Успокойся, пожалуйста, – глажу по небритым щекам. – Я … Правда прекрати. Ты по крайней мере был честен. И я с тобой счастлива. Понимаешь? Я счастлива.

– Я тебя люблю.

– Знаю.

– Навсегда. Верь мне.

– Я верю.

Дышать уже нечем, но муж не отпускает. Он будто с ума сходит в минуты откровений. Гладит, трогает, сжимает. Держится крепко и цепко.

Так и сидим, обнявшись и покачиваясь. На часах уже ночь. У нас нет ни сил, ни желания дойти до спальни. Да и нужно ли?