Измена. Я тебя не отпускал!

— Больше никаких скорых, обещаю, — Герман торжественно прикладывает ладонь к своей груди. — Буду послушно лежать. А ты мне уколы и капельницы сама поделаешь, м, мам? Ну не могу я больше в этой палате, тошно! Поехали на дачу, а?

До меня начинает доходить, как ловко этот мерзавец расставил вокруг меня ловушку. Взял с меня обещание, что я притворюсь перед мамой, будто у нас с ним все хорошо. А теперь напрашивается к маме на дачу, куда я, естественно не могу не поехать, если у нас «все хорошо». Ублюдок!

— Когда зову на дачу всей семьей отдохнуть, так у него работа видите ли, — фыркает мама.

— Да, — отзываюсь бесцветно. — У него всегда «работа», — судя по взгляду Германа, он прекрасно понимает, какой смысл я вкладываю в это слово. — Не соглашайтесь, мам. Он себе и на даче «работу» найдет.

Он ловит мою руку, и притягивает к себе:

— Отныне ты — моя единственная «занятость», малыш, — он придерживает меня за подбородок, не позволяя отвернуться. Заглядывает в глаза: — Клянусь тебе. Я ведь пообещал. Ты ведь знаешь, я всегда держу слово.

Что правда, то правда. Он действительно еще никогда в жизни не отказывался от своих слов. Сдержал каждое свое обещание данное мне.

И да, быть верным или любить меня он никогда не обещал. Раньше. А сейчас болезненно хмурясь смотрит мне в глаза, будто в душу мне заглянуть пытается.

Бог свидетель, как мне сейчас до боли в груди хочется ему поверить.

— Ладно, молодежь, — слышу голос мамы. — Вы тут пока разбирайтесь. А я тогда пойду еще раз пообщаюсь с доктором. Его слово тут решающее. Если уж он согласится, то кто я такая, чтобы отказываться от семейных поездок!

За ней закрывается дверь. А мы все продолжаем неотрывно глядеть друг другу в глаза.

— Я поеду с тобой только ради тети Люды, — шепчу сухо, пытаясь взять себя в руки. — Но, если посмеешь ко мне еще хоть пальцем прикоснуться — пеняй на себя. Через две недели нас в любом случае разведут, и это твои проблемы, как и когда ты собираешься об этом сообщить маме. Эта моя благотворительная акция — одноразовая. Как только выздоровеешь, это больше не прокатит! Ясно?!

— Ясно-ясно, — улыбается мерзавец. — Спасибо тебе.

Пару дней назад наткнулась на арт, который не задумываясь купила, так как мне показалось, что эта девушка очень похожа на Женю в ее обновленном образе) Как вам? Если нравится, ставьте лайки!

Глава 17. ОНА

— Здравствуйте, Евгения Владимировна, — с отеческой улыбкой меня весьма неожиданно встречает у подъезда Веня.

— Здравствуйте Вениамин Аркадич, а вы зачем здесь?

— Так за вами же, — разводит руками. — Велено вас на дачу доставить.

— Я же сказала, как освобожусь, сама на электричке приеду, — хмурюсь.

— Вы освободились? — с надеждой спрашивает Веня.

Вынуждена кивнуть. Ведь я и правда сделала все, что хотела.

Успела сходить на плановое УЗИ, и пообщалась с доктором. Заскочила в аптеку и докупила наконец все прописанные мне таблетки и витамины — аванс пришел, могу себе позволить.

Пообщалась с самым понимающим менеджером Мака на свете и попросила не ставить мне на ближайшие дни смены. После вчерашнего истекающего кровью мужика на автоокне она списала все на стресс и психологическую травму. Очевидно никто так и не понял, что этот мужик был моим, а не случайным залетным в окно.

Значит Таня умолчала о том, что видела нас вместе. Удивительно. Хотя, если хорошенько подумать: она не прочь заполучить себе Германа, или его Урус, — неважно. И при таком раскладе, зачем ей способствовать увольнению «конкурентки», — то бишь меня, — из забегаловки? Правильно, ни к чему.

Отличный план, Танюша. Снимаю шляпу.

Веня закидывает мою сумку с вещами в багажник и открывает передо мной заднюю дверь машины.

Замираю.

— Ты что здесь забыл? — говорю мужу, вальяжно раскинувшемуся на заднем диване.

— Так это моя машина, — ухмыляется гад.

— Ну вот и езжай на своей машине сам! — захлопываю дверь, и разворачиваюсь, чтобы забрать свою сумку из багажника.

— Евгения Владимировна, ну не кипятитесь вы так, — успокаивает меня Веня, семеня за мной в сторону ближайшей автобусной остановки. — Куда ж вы меня с ним наедине оставляете. Мне ж за дорогой следить надо, а кто за ним будет присматривать? Ехать больше часа! Вдруг еще поплохеет в пути. Меня же потом Людмила Степановна со свету сживет! Ну, молодая барыня, пожалейте старика!

Останавливаюсь:

— Ой, Вениамин! Завязывай ты уже со своими историческими сериалами! — закатываю глаза. — Какая я тебе еще барыня? Уж тебе ли не знать, что я скорее крестьянка.

Веня под шумок забирает у меня сумку обратно:

— А еще матушка ваша вопросы задавать станет, ежели вы по отдельности приедете с барином, — продолжает подкидывать мне мотиваций вернуться в машину.

Усмехаюсь с его забавных обращений:

— Ну вас! — отмахиваюсь и иду обратно.

Хочется материться вслух, когда вижу Германа, стоящего у машины. Но воспитание не позволяет выражаться при взрослых.

— И на кой черт ты вылез? — цежу, подходя ближе.

— За тобой, — оглядывает меня взволнованным взглядом. — Веня, достань там с переднего сиденья…

Передо мной тут же возникает очередной шикарный букет роз:

— Вчерашний я своей кровью заляпал, — оправдывается Герман. — Прости.

А я его все равно сегодня с работы забрала и дома в трехлитровый баллон поставила.

— Я не люблю розы, — вру мужу в глаза.

Но откуда ему знать правду, если он никогда не дарил мне раньше цветов. Разве что на свадьбе скромный букет невесты, за выбор которого скорее всего отвечала мама.

— Ладно, — в растерянности отвечает он.

Неторопливо отходит к подъезду. Там вставляет букет в урну, и возвращается ко мне.

Гляжу на это безобразие с открытым от шока ртом:

— Ты совсем обалдел, Князев?! — мчусь спасти великолепные нежно-розовые цветы.

— Ты же сказала, что не нравится, — пожимает плечами.

— Лучше бы ты себя в помойку выбросил! — бросаю ему в лицо и прячусь в машину.

Бережно возвращаю букет на переднее сиденье, и отворачиваюсь в окно, пока Герман усаживается рядом.