Изнанка
Шрифт:
– Андрюша, ты пришёл… Подойди же сюда.
Милавин приблизился ещё на пару шагов и снова поднял лампу к потолку. В кресле сидел призрак, едва различимая человеческая фигура состояла из полупрозрачной дымки, чуть колышущейся в воздухе. И всё-таки он узнал её.
– Людмила Петровна? – буквально вытолкнул из себя Милавин.
– Здравствуй, Андрюша, – всё тем же невнятным шёпотом произнесла она.
Различить в плывущем туманном мареве черты лица Ольгиной матери было очень трудно. Но он не ошибся. Высокий лоб, тонкий маленький нос, широкие скулы, но самое главное стройная шея и большие глаза,
– Здравствуйте…
– Убери, пожалуйста, свет. Слишком ярко.
– Да, конечно, – он не стал тушить керосиновую лампу, просто отошёл назад и поставил её на пол, потом вернулся.
– Так лучше?
– Да… Спасибо…
Тёща умерла чуть больше года назад от сердечного приступа. К тому времени Саша уже слегла от своей непонятной болезни. И Андрей подозревал, что именно это привело к переживаниям Людмилы Петровны, а в конечном итоге и к смерти. Она активно помогала Оле ухаживать за Сашкой, но однажды не приехала к ним в условленный день. Когда Ольга позвонила ей домой, то наткнулась на врача «скорой помощи», который объяснил, что Людмила Петровна сама позвонила 03 и пожаловалась на сердце, но так и не дождалась машины…
– Ты пришёл, – снова повторила она. В полумраке было не видно полупрозрачного тела и казалось, что разговариваешь с обычным человеком.
– Ты ведь за Сашей, да? Я знала, что придёшь. Я ждала. Я её видела.
– Сашку?! Где?
– Во сне. Она приходила ко мне.
– Во сне… – Андрей едва сдержал горький смешок. Опять ничего. Сашка ей просто приснилась.
– Да. Мы с ней разговаривали. Она сказала, что сидит в темноте. Бедная девочка. Она ведь боится темноты. Ты помнишь, Андрюша?
– Я помню…
– Хорошо, что она там не одна. Это очень хорошо.
– Кто с ней? – Милавин спросил скорее для того, чтобы поддержать разговор. Он не верил в вещие сны.
– Дети. Другие дети. Смотри, она нарисовала это для меня… И для тебя… Она ведь тоже ждёт тебя. Вот, возьми.
Андрей протянул руку вперёд и на ощупь ухватился за листок плотной альбомной бумаги.
– Она нарисовала это у вас во сне?
– Да. Раньше она приходила сюда, когда я спала. Часто приходила. Теперь уж нет… Ей плохо там, в темноте. И с каждым днём всё хуже и хуже.
– Я… Я сейчас, – Андрей отошёл чуть назад и в свете керосинки взглянул на рисунок.
Рисовала действительно Сашка, он понял это сразу, по широким размашистым штрихам, по аккуратно выведенным печатным буквам, по неестественным треугольным лицам изображённых детей. На рисунке были шестеро детей четыре мальчика и две девочки. Они стояли цепочкой, держась за руки. Около каждой фигурки была сделана подпись с именем: «Максим; Коля; Юра; Саша; Аня; Витя». А всё остальное пространства листа было щедро заштриховано чёрным карандашом. Штриховка шла в три, а то и четыре слоя и по диагонали, и справа налево, и сверху вниз, так чтобы не осталось ни одного светлого кусочка, кое-где линии штриховки даже наползали на детские фигурки.
– Ты видишь, там темнота, – зашептала из угла Людмила Петровна, – Они все в темноте. Ты должен принести ей
свет. Только так ты сможешь освободить её.– Где она? Где это темнота? – он снова подошёл к призраку. Она долго молчала. Очень долго.
– Глубоко… – наконец прозвучал еле слышный ответ.
– Глубоко? Но как мне попасть туда? Как мне её найти? – теперь Андрей безоговорочно верил её словам.
– Я не знаю. Но ты должен найти её. Она ждёт тебя. Найди и принеси ей свет. Не забудь. Зло – это когда не осталось добра, а тьма – это когда нет света…
– Куда нести?! Где она? – с ужасом Милавин увидел, как тень женщины начала расплываться и таять.
– Людмила Петровна!
– Принеси ей свет… – этот шёпот прозвучал уже на самой границе слуха.
Андрей подхватил лампу и бросился в угол, но кресло снова было пустым. Опять подняв фонарь к потолку, он осмотрел всю комнату. Никого. Милавин сунул пистолет под ремень и ещё некоторое время разглядывал рисунок, потом сложил его, убрал в нагрудный карман и покинул комнату.
Наташа ждала его сразу за дверью.
– Поговорили?
– Да. Но она исчезла посреди разговора.
– Нет. Она сказала всё, что хотела и поэтому ушла. Ей уже давно пора было уйти, но она ждала тебя и поэтому задержалась.
– Ты помогала ей. Почему?
Наташа смущённо улыбнулась, глядя куда-то в сторону.
– Потому что, как-то она помогла мне. Давно. Ещё в прежней жизни.
– Всё равно, спасибо.
– Не за что. Ты ведь понимаешь, что об этом разговоре никто не должен знать?
– Понимаю, – кивнул Андрей, – Кукловод ничего не узнает. А Ивану я расскажу, когда мы уже уйдём отсюда.
– Я бы не советовала тебе говорить и ему. Особенно ему.
– Почему?
– Не доверяй своему спутнику, – совершенно серьёзно сказал Наташа. – Он одержимый.
– Одержимый? В смысле – демонами? – после общения с Морошкой и призраком тёщи Милавин готов был поверить во что угодно.
– Нет, – она даже коротко рассмеялась. – Он одержим идей. Ты знаешь, что он ищет здесь своего сына?
– Да, знаю. Макса.
– Вот именно. И чтобы спасти его, он не остановится ни перед чем. Понимаешь? Ни перед чем.
– Мне кажется, каждый отец так поступит, – пожал плечами Андрей.
– Верно. Каждый отец готов пожертвовать своей жизнью ради ребёнка. Но Поводырь готов отдать не только свою, но и чужие жизни. Твою, мою, Кукловода и ещё сколько под руку ни подвернётся. Он готов идти по трупам. Ты сам разве не видишь этого?
Милавин промолчал.
– Ладно. Дело твоё. Но лично мне не хотелось бы оказаться между Иваном и его сыном, когда он всё-таки найдёт его. А он найдёт, у него упрямства выше крыши. Вот и всё. А теперь пошли обратно. Нас, наверное, уже хватились.
Она забрала у него лампу и пошла впереди. Андрей молча шагал за ней. Ему действительно нечего было возразить. Во многом потому, что он и сам буквально с первой минуты знакомства чувствовал в Иване жестокость. Не показную, а глубинную, твёрдую, составляющую саму суть его личности. Единственным оправданием для Поводыря было то, что он был беспощаден не только к другим, но, прежде всего, к самому себе.
А ещё Андрей помнил, что первым в цепочке детей, стоявших в темноте, был именно Максим…