Изображая невинность

Горилка резво потрусила по коридору и скрылась в одной из комнат. Собака явно жила здесь и ничего пугающего не видела. Наоборот, она вернулась к себе домой. Я же с опаской заглянула в первую комнату и огляделась. Ничего страшного не произошло. Потихоньку, шаг за шагом, я успокоилась и принялась осматривать дом уже с интересом, а не страхом.

На первом этаже располагались просторная кухня-гостиная, окна которой выходили на улицу, небольшая спальня и кладовая, размером со среднестатистическую однокомнатную квартиру. Под лестницей была дверь, ведущая в гараж (абсолютно пустой в настоящее время). Из холла можно было выйти на задний двор, где я и обнаружила великолепнейшие кусты жасмина.

Жемчужиной второго этажа, несомненно, была терраса. Просторная, декорированная марокканской плиткой, обставленная удобной плетенной мебелью, она была просто великолепна. По периметру в вазонах ручной работы росли цветы и небольшие тщательно подстриженные деревца. У нее был всего один минус –соседство с точно такой же, только совершенно пустой, террасой соседей.

Прислушавшись, я констатировала, что соседний таунхаус необитаем. Хотя, возможно, его владельцы сейчас на работе или, напротив, уехали в отпуск.

Отложив мысли о соседях на потом, я вернулась в дом. Вход на террасу вел из просторной гостиной с камином из белого камня. Комната была залита светом и казалась невероятно уютной и домашней. Диван и кресла были глубокими и мягкими, небольшой ковер из длинного ворса теплым и пушистым. Здесь несомненно было хорошо в любую погоду.

Посмотрев на одно из кресел, я заметила мягкий плед и легко представила себе Маринку, завернувшуюся в него с носом и читающую увлекательную книгу.

Сердце предательски дрогнуло. Стараясь не поддаваться тоске, я тряхнула головой и продолжила осмотр. Следующая комната оказалась спальней сестры. На туалетном столике стояли ее любимые духи. Поверх покрывала лежал шелковый халат.

Из спальни вела дверь в гардеробную. Она была столь же обширна, как и на Таврической, но большая часть шкафов оставалась пуста. Похоже, Марина бывала здесь значительно реже, чем дома.

Из гардеробной можно было пройти в просторную ванную (ее описание заслуживает отдельной главы). И еще одну комнату. Она была совершенно пуста.

Я прикрыла глаза, пытаясь справиться со слезами. У моей сестры могли быть от меня секреты. Их могло быть много. Пусть так, я смирюсь. Но это вовсе не значит, что я не знала ее или, что она не любила меня. И стоя в этой комнате я понимала со всей ужасающей силой своей утраты, о чем мечтала Маринка, находясь в ее стенах. Это должна была быть детская. Когда-нибудь это должна была быть детская.

Я поспешно покинула комнату, плотно прикрыв дверь. Дышать стало чуть легче. Скорее из упрямства, чем из интереса, я вновь стала бродить по дому.

На третьем этаже – мансарде, было еще несколько комнат. Три из них оказались пусты. Просторная ванная и гардеробная обустроены, красиво декорированы, но в них не было ни единой вещи хозяйки. Ничто не вызвало у меня эмоций. Судя по всему, сестра просто не придумала, что с ними делать. Зато последняя комната была продумана до мельчайших деталей.

Только окна этой комнаты выходили сразу на обе стороны дома: улицу и задний двор. На покатой крыше мансарды также было несколько небольших окон. Сквозь них можно было бесконечно долго любоваться звездами и дождем.

Марина не любила холодные тона в интерьере, и они присутствовали только здесь. Стены отделаны акварельно-мятным цветом, невесомые шторы были на несколько тонов светлее, но сочетались идеально со всем убранством комнаты. Возле окна стояло большое мягкое кресло, в которое так удобно было бы забраться с ногами и читать. А когда стемнеет, включать торшер, чьи отблески, отражаясь в цветном стекле, падали бы на страницы книги. Я коснулась плюшевого пледа на подоконнике кресла. Он был точно таким же, как и в гостиной. Один – для нее, второй – для меня.

Спустившись вниз, я достала вещи из машины и перенесла их наверх, в мансарду. Следящая за каждым моим движением Горилка, довольно тявкнула.

Все мои страхи исчезли также внезапно как и появились. Теперь я чувствовала себя здесь как дома. Все казалось родным и близким. Во всем была видна рука сестры, ее забота обо мне. И это грело душу.

Первая ночь на новом месте прошла в сладком сне. Утро началось с заливистого пения птиц под окном. Блаженно потянувшись, я несколько минут любовалась в оконце над моей головой ясным небом и проплывающими по нему барашками-облаками.

Но Горилка желала гулять и завтракать и неги моей не разделяла. Словно маленький ураган, она с разбега запрыгнула на кровать и начала нарезать по ней круги, весело фыркая и то и дело на меня наступая.

С большим трудом сдерживая смех, я сказала:

– Твое воспитание совершенно никуда не годится.

Устыдившись, она притащила мне один тапок (попутно загнав второй под кровать). Мир был восстановлен. Натянув шорты и майку, я на ходу убрала волосы в хвост и отправилась на прогулку.

Будучи гражданкой безработной и располагая неограниченным количеством времени, на собаке я решила не экономить. Прогулка затянулась почти на час. Зато возвращались мы довольные друг другом и с отличным аппетитом.

Дверной звонок раздался как раз когда я допивала чай. Испуганно вздрогнув, я замерла. Первая мысль была о Стасе. Но, напомнив себе, что он знать не знает, куда я уехала, приободрилась. Мысль о возможности вызывать охрану и выдворить его за территорию комплекса, также прибавила мне уверенности.

За дверью, приятно улыбаясь, стояла немного полноватая женщина лет пятидесяти. Увидев меня, она вздрогнула и немного побледнела.

– Ох, как похожи… – пробормотала незнакомка и смутилась. – Простите, меня зовут Клавдия, я домработница Марины Александровны. То есть, была ей и…

– Проходите, – посторонилась я, приглашая в дом совершенно растерявшуюся женщину.

Горилка радостно бросилась ей на встречу. Подхватив ее, Клавдия прижала к сердцу вертящуюся собаку и ласково заговорила:

– Ой, ты моя дорогая, ой, ты моя хорошая…

Реакция Горилки сказала мне все, что я желала знать. Не спросив, я налила чай и поставила чашку перед гостьей.

– Присаживайтесь. Мы как раз завтракаем.

– Что вы, – засмущалась она. – Я зашла, чтобы…

– Вот и расскажете за чашкой чая, – улыбнулась я. – Так всегда лучше получается.

Несколько конфет спустя я уже знала, что большую часть жизни Клава проработала научным сотрудником в НИИ. Одна воспитывала дочь. Ни мужа, ни родственников, способных помочь, у женщины не было. В конце девяностых стала подрабатывать уборкой квартир у состоятельных новых русских в своем же доме. Со временем число ее клиентов разрасталось, а НИИ, напротив, хирело и, наконец, приказало долго жить.