Изолятор
Шрифт:
– Или не рассчитывал, что мы все это выясним, – добавил я.
48
Я заполнил бланки «Федерал экспресс», подготовил герметичные контейнеры для отправки в Центр контроля образцов тканей различных органов Глэдис Томас и вышел из здания судебно-медицинской экспертизы. Оказавшись на улице, я позвонил детективу Уокер и спросил, как идет расследование смерти.
– Мы продвинулись, – ответила она.
– А подробности вы мне сообщить не можете?
– Доктор Маккормик, отделение полиции
– И больше вы ничего не можете мне сказать?
Наверное, мой вопрос прозвучал слишком резко.
Она помолчала, а потом сказала:
– У меня есть к вам вопрос, доктор. На что конкретно распространяется ваша юрисдикция?
Вопрос оказался нелегким. Меня пригласил департамент здравоохранения города Сан-Хосе. А вот полицейское управление города Сан-Хосе меня вовсе и не приглашало. И если кто-то не видит никакого смысла в моем медицинском поприще, то ни один приведенный юридический аргумент не сработает. Но просящий не выбирает.
– Я же вам объяснял, – начал я, – что Глэдис Томас имеет отношение к вспышке инфекционного заболевания, произошедшей в городе Балтимор, штат Мэриленд. – Даже произнося это, я ощущал, насколько неубедительно звучат мои слова. – Ее убийство…
– Убийство? Так что же, мы уже называем это убийством? А вам не кажется странным и даже смешным, что мы, полиция, занимаемся подобными делами изо дня в день и все же пока пришли лишь к тому, чтобы назвать это подозрительной смертью. Что именно заставило вас прийти к выводу, что это убийство?
Я не видел смысла вовлекать в дело доктора Луиса Гонсалеса, а потому ответил:
– Да просто я кое-что расследую, детектив.
– О расследовании мы позаботимся и сами. У меня есть номер вашего телефона, и как только я узнаю что-нибудь существенное для вашего дела, то сразу с вами свяжусь.
– Завтра я улетаю в Атланту.
– Без вас в Сан-Хосе станет очень скучно.
– Не сомневаюсь. Послушайте, а можно попросить вас позвонить мне сразу, как только что-нибудь выясните? Что бы вы ни думали, детектив, но все-таки…
– У меня есть ваш номер, – повторила она и повесила трубку.
Я спросил себя, специально ли она так грубо со мной разговаривает.
Когда я приехал в «Санта-Ану», уже наступило время обеда. Сквозь открытые окна на крыльцо долетал запах чего-то вкусного. Я позвонил.
Дверь открыла не Розалинда Лопес, а другая сотрудница. Выглядела она несколько официально, поэтому я назвал себя и сказал, что должен побеседовать со всеми обитателями пансионата.
– Полицейские уже всех опрашивали, – попыталась выпроводить меня сотрудница.
– Знаю. Но дело в том, что я не полицейский. Я врач.
Пришлось показать удостоверение и завернуть какую-то расплывчатую фразу насчет федерального правительства и его интересов. Как бы там ни было, но все вместе сработало.
Служащая проводила меня в столовую, где вокруг стола за обедом сидели семь женщин. Ели в тишине, что было неудивительно, учитывая пустующее место – словно отсутствующий
зуб. Трудно сказать, зачем поставили прибор. Наверное, таким образом поминали ушедшую.В тишине стук металла о фарфор казался особенно громким.
Я повернулся к сотруднице.
– Если можно, то свою работу я начну с вас.
Женщина пробормотала что-то насчет необходимости показать пример девочкам, и мы удалились в гостиную, причем она аккуратно прикрыла дверь.
Для начала выяснили ее анкетные данные. Имя: Велма Тарп. Родом из Стоктона, но после неполного колледжа приехала сюда в поисках работы. В пансионате около восьми месяцев.
Хватит о ней. Я вытащил из папки фотографию.
– Узнаете этого человека?
– Нет, – коротко и твердо ответила Велма Тарп.
– А что вам известно об отношениях Глэдис с кем-нибудь из мужчин?
– Каких отношениях?
– Романтических, дружеских, любых. Это не имеет значения.
– Ничего, – ответила сотрудница. На секунду задумалась, а потом подтвердила: – Нет, ровным счетом ничего.
Подобным образом разговор продолжался еще минут пятнадцать. Я задавал вопросы в духе заправского полицейского, вроде: не заметили ли вы чего-нибудь прошлым вечером? Ночью? Не было ли каких-нибудь странных телефонных звонков? Но Велма Тарп, словно страус, спрятала голову в песок: ничего не видела, ничего не слышала, ничего не знает. Наконец мне все это надоело и, поблагодарив за сотрудничество, я закончил разговор. Она встала.
– Ах да, еще одна мелочь, – вспомнил я. – В какую смену вы обычно здесь работаете?
– С восьми до восьми, в ночь, – ответила Велма. – И так с воскресенья по пятницу.
– И это нормальная продолжительность рабочего времени? Двенадцать часов?
– Да.
– И все-таки ни вечером, ни ночью вам не удалось услышать ничего странного?
– Нет.
Я взглянул на часы.
– Но сейчас же еще нет восьми. Почему вы уже на работе?
– Столько всего случилось, и Розалинда уволилась…
– Она уволилась?
– Да, сегодня. Вот так, вдруг. Можно сказать, бросила нас в беде.
Это я, разумеется, отметил, еще раз поблагодарил за сотрудничество и попросил пригласить кого-нибудь еще.
Велма вышла, и я услышал, как она говорит что-то, обращаясь по имени: Стэйси. Устраиваясь на диване напротив меня, эта Стэйси уже заливалась слезами. Записав имя и возраст, я поинтересовался, как долго она живет в пансионате. Бедняга не знала. Тогда я вытащил фотографию Дугласа.
– Знаете этого человека?
– Да.
Ура!
– А как его зовут?
– Не знаю. Он был парнем Глэдис.
– Он сюда приходил?
– Иногда.
– А оставался на ночь?
– Нет, – твердо отрезала Стэйси, – этого нам не разрешают.
– А вам неизвестно, как часто Глэдис встречалась с этим мужчиной?
– Иногда.
– А когда он был здесь в последний раз?
– Это было давно.
Десять минут мы мололи воду в ступе. Я придумывал вопросы как можно проще, а Стэйси выдавала односложные ответы.