Израиль без обрезания. Роман-путеводитель
Шрифт:
На следующее утро меня подняли в четыре часа, когда даже солнце еще и не думало вставать.
– Мил, может, попозже поедем? – отчаянно спросила я. – Спать хочу – не могу!
– Пообещала девчонке – не дрейфь уже! – строго ответила подруга. – Нечего соглашаться на такую авантюру было! Я тебя предупреждала, добром это не кончится.
– Жалко Соньку!.. Она так влюблена! Помнишь, как у нас с тобой в восемнадцать это было? У меня, по крайней мере…
– Одевайся, дурища! Если тебя расколют, скандала не оберешься. Главное, молчи, о чем бы тебя ни спрашивали! – инструктировала меня Мила,
– Что?
– Выражение есть такое в Израиле. Означает: включай дурака на полную катушку!
– Все понятно. Как ты считаешь, я буду достаточно сексапильна в хаки? – рассмеялась я. – Может, какого офицера соблазню?
– Все бы тебе прикалываться! – нахмурилась подруга. – А мне отдуваться потом, если что! Я тут за тебя ответственная. Бери автомат, тебе Сонька оставила.
– Как это брать автомат? – испугалась я.
– А вот так. И два магазина патронов, поскольку считается, что у нас мирное время. Было бы военное – тогда четыре. Без оружия тебя на базу не пропустят. Имей в виду, оружие должно храниться под двумя замками. Первым считается квартирный замок, вторым – замок в комнату. Главное правило – автомат нигде не оставлять и не бросать. При входе в помещение и при выходе – перезаряжать.
Я слегка струхнула, но взяла документы Сони и оружие. Автомат довольно тяжелый оказался. Мила сама повезла меня на базу.
– Вечером Сонька позвонит тебе, и вы договоритесь, как она тебя сменит! Твоя задача – продержаться день!
– Да что такого, и не такое выдерживали, – натянуто улыбнулась я. – Мое оружие обычно всегда при мне: это фотоаппарат. Кстати, а его на базу с собой взять точно нельзя было?
– И не думай даже о таких глупостях! – вскипела Милка. – Твоя задача сегодня – не привлекать к себе никакого внимания. Будь как все. Молчи больше. Не лезь никуда. Девчонки выручат, если что.
Милка высадила меня рядом с КПП в пять утра.
– Покажешь спокойно охране теудат хайяль, – инструктировала она, – они глянут и пропустят. Говорить ничего не надо. Если что – срочно звони! Завтра утром тебя сменит эта бл… ща Сонька, черт бы ее побрал вместе с ее Ханохом!
– Не надо цинизма! Может, у девчонки любовь!
– Да какая там любовь! Химия это у нас называется! – усмехнулась Милка. – Ну, держись!
Я выпрыгнула из машины и пошла через пропускной пункт. Дежурный солдат мельком взглянул в мое удостоверение личности и махнул рукой. Есть!
Сразу за КПП меня встретила подруга Сони Илана, которая довольно сносно говорила по-русски.
– Сейчас будем переодеваться, – сказала она. – У нас расчет и утренняя пробежка вокруг базы.
Мы переоделись в военную форму защитного цвета: рубашка, брюки, пилотка, ботинки. Неплохо, стильно даже!
– А с волосами что делать? – спросила я у Иланы, показывая на мои топорщившиеся из-под пилотки кудряшки.
– Это не страшно! – сказала она, придирчиво оглядывая меня с ног до головы. – К этому у нас не придираются.
На расчете все прошло нормально. Я внимательно смотрела вокруг и держалась так же, как остальные девчонки. Первый этап пройден!
Утренняя зарядка молодых бойцов заключалась в пробежке вокруг базы.
– Ну,
что же ты, беги же, пожалуйста! Это так легко! – бормотала Илана, которая бежала рядом. – Днем на марш-броске еще хуже будет.– Что может быть хуже? – чертыхалась я. – Мне кажется, я сейчас умру!
Оказалось, хуже могут быть многие вещи. Например, практические занятия по сбору-разбору оружия на время. И стрельбы.
Давненько на меня так не орали, как на этих занятиях! Все девчонки довольно оперативно исполняли команды, отдаваемые, естественно, на иврите, за считаные секунды собирая и разбирая автоматическую винтовку М-16. Разобрать автомат я еще как-то разобрала, Илана и другие девчонки тихо подсказывали, что делать. Но вот собрать – толку никак не было! Я почувствовала себя полным деревом. Стояла и усиленно делала по совету Милки «маленькую голову», хлопая глазами, пока меня строгим голосом отчитывала девчонка-лейтенант, примерно моя ровесница. Кажется, из-за меня Соня потом получила какой-то выговор. Но это уже ее проблемы. Я старалась, как могла!
На стрельбах дела пошли немного лучше. Оказалось, я могу вполне сносно стрелять из винтовки. Пару раз лейтенант поправил оружие у меня на плече, но результатами, видимо, остался удовлетворен. Это было для меня большим открытием. Значит, у меня неплохо получается щелкать не только затвором фотоаппарата!
А лекции по теории обращения с оружием и моральному облику солдата ЦАХАЛа прошли вообще как по маслу. Я по старой студенческой привычке дремала в уголке с умным видом и открытыми глазами, на меня никто никакого внимания не обращал.
Главный кошмар начался после обеда. На меня напялили каску, рацию и прочую амуницию общим весом килограммов двадцать.
– И что теперь? – спросила я, прогибаясь под тяжестью груза.
– Бежать, как обычно, – хладнокровно ответила Илана. – Это тренировочный марш-бросок! Еще спасибо, что сегодня не жарко и мы не в Негеве!
– Как бежать? Я же пошевелиться не могу! Навьючена, как ишак! Да что ты? Точно, с места не сдвинусь! – заголосила я.
– Беги потихоньку.
– А сколько бежать надо?
– Пять километров.
– Сколько? Я – пас. Остаюсь тут, сбрасываю с себя всю эту хрень и никуда дальше не бегу! Не могу, сил нет.
– Пожалуйста, Кариночка, беги. Не спеша, как сможешь… Иначе ты Соньку подведешь, ей потом очень плохо будет!
– И зачем только я на все это согласилась! – взвыла я. – У меня же инфаркт будет! Надо было Милку слушать. Дура сентиментальная!
Мы побежали. Сонькина подруга дергалась, но старалась не вырываться особо вперед, чтобы не бросать меня в самом хвосте.
Вскоре нас с Иланой настиг молодой парень-лейтенант, который громогласно начал выяснять у нее что-то на иврите. Я не придумала ничего лучшего, как согнуться пополам, застонать и изобразить на лице максимальную степень страдания.
– Все нормально! – прошептала Илана, когда лейтенант отошел. – Я сказала кацину, ты совсем плохо чувствуешь себя сегодня, у тебя все болит – горло, зубы, голова, но бежишь, тем не менее…
– Это ад какой-то! У меня, правда, все болит! И зачем только я согласилась на эти муки? – прошептала я, обливаясь потом. – Не могу больше…