Изумруд раджи (сборник)

– Теперь вы, сэр. Говорите!

Тот слегка смутился.

– Этот рассказ почти точен, – сказал он тихо, – только не я, а он подошел ко мне и уверял, что знает меня. Видимо, хотел избавиться от изумруда и, пока мы шли, подсунул мне его в карман.

– Ладно, – сказал инспектор, кладя перо. – Сейчас кое-кто придет и поможет нам разобраться в этом деле.

Меррит нахмурился:

– Я не могу ждать. У меня свидание. Не можете же вы, инспектор, допустить такую нелепую мысль, что я украл этот изумруд и гулял с ним по пляжу?

– Да, это не очень-то правдоподобно, – согласился инспектор. – Но прошу вас подождать несколько минут, чтобы все разъяснилось. А, вот и его светлость!

Вошел высокий человек лет сорока, в обтрепанных штанах и отслужившем свой срок свитере.

– Что происходит, инспектор? Говорят, вы нашли изумруд? Вот это настоящая работа! А кто эти люди?

Он мельком глянул на Джеймса и перенес взгляд на Меррита, который за несколько минут растерял свою самоуверенность.

– Вот так так, Джонс! – вскричал пришедший.

– Вы знаете этого человека, лорд Эдвард? – спросил инспектор.

– Еще бы! Это мой лакей. Он служит у меня уже месяц. Полиция из Лондона первым делом заподозрила его, но обыск в его вещах ничего не дал.

– Изумруд был у него в кармане, – сказал инспектор, – а джентльмен привлек наше внимание к этому типу, – сказал инспектор, кивая на Джеймса.

Лорд Эдвард тут же повернулся к Джеймсу:

– Вы заподозрили его с первого взгляда, сэр?

– Да, – ответил Джеймс. – Мне пришлось разыграть сценку, чтобы привести его в полицию.

– Великолепно! Просто великолепно! Вы должны позавтракать со мной, если, конечно, вы еще не завтракали.

– Нет, я еще не завтракал, – сказал Джеймс. – Благодарю, но...

– Ни слова больше! Раджа будет рад лично поблагодарить вас за то, что вы вернули ему изумруд. По правде сказать, меня эта история несколько ошеломила.

И они вместе вышли из участка.

– Я хотел бы, сэр, – начал Джеймс, – рассказать вам, как все произошло на самом деле.

Рассказ привел в восторг его светлость.

– Это самое замечательное из всего, что я когда-либо слышал! Теперь все понятно! Джонс бросился в кабину, чтобы спрятать там драгоценность. Он знал, что полиция прочешет весь дом, но никому не пришло бы в голову осматривать старые штаны, в которых я хожу на рыбалку и потом оставляю на гвозде в кабине. Не иначе, он вспотел, когда не нашел изумруд там, где его оставил. А увидев вас, он все понял. Но вы-то, как вы угадали, что он вовсе не детектив?

«Сильный человек, – сказал себе Джеймс, – умеет при случае и помолчать».

И он слегка улыбнулся, погладив пальцем маленький серебряный значок за отворотом своего пиджака. Это чистое совпадение, что вор тоже оказался членом «Высшего клуба велосипедистов Мертон-парка»!

Он повернул голову. На противоположной стороне улицы стояла Грейс с Соупвортами, и все махали ему руками.

– Извините, меня требуют на минутку! – сказал он лорду Эдварду и быстро перешел улицу.

– Мы идем в кино, – сказала Грейс. – Я подумала, не захочешь ли ты составить нам компанию?

– Мне очень жаль, – ответил он просто, – но я завтракаю сегодня с лордом Эдвардом Кэмпьеном. Да, да, тот человек напротив, которого вы видите и который так хорошо себя чувствует в своем стареньком потрепанном свитере, он хочет представить меня радже Марапуты.

Джеймс вежливо поклонился дамам и вернулся к своему спутнику.

Лебединая песня

Глава 1

Майским утром, часов в одиннадцать, мистер Коуэн выглянул из окна богато обставленной гостиной в «Рице». Апартаменты эти берегли для мадам Полы Незоркофф, знаменитой оперной певицы, только что прибывшей в Лондон. И теперь мистер Коуэн, ее импресарио, пришел повидаться с ней. Он повернул голову на звук открывающейся двери, но вошла всего лишь мисс Рид, секретарь мадам Незоркофф, бледная благовоспитанная девушка.

– Ах, это вы, дорогая! Мадам еще не встала?

Мисс Рид покачала головой.

– Она приказала мне явиться в десять. И я жду уже целый час.

В этих словах импресарио не ощущалось ни недовольства, ни удивления: он привык к экстравагантностям актрисы. Мистер Коуэн был высок, гладко выбрит, может быть, чуточку полноват и подчеркнуто ухожен. У него были черные волосы цвета воронова крыла и невероятной белизны зубы. Даже без особого воображения легко было предположить, что отец его подписывался «Коган».

Открылась другая дверь в гостиную, и вошла очаровательная маленькая француженка.

– Мадам встает? – с надеждой спросил Коуэн. – Что нового, Элиз?

Девушка воздела руки к небу:

– Мадам сегодня встала не с той ноги. Все ей не так. Уж какие чудесные желтые розы вы вчера прислали ей, сэр, и то она сказала, что они годятся разве только для Нью-Йорка, а в Лондоне просто смешны: здесь, оказывается, смотрятся только красные! И что вы думаете? Мадам выбросила их в окно, и они упали на голову вполне приличному мужчине. Он был очень недоволен, и его, конечно, можно понять.

Коуэн поднял брови, но вслух не выразил никаких чувств, затем вынул записную книжку и пометил: «Красные розы».

Элиз упорхнула так же быстро, как и появилась, и Коуэн снова обернулся к окну. Вера Рид уселась за свой стол и стала вскрывать утреннюю почту. Прошло минут десять, и вот дверь спальни наконец с грохотом распахнулась, и в салон ворвалась Пола Незоркофф. Комната сразу сделалась какой-то маленькой, а Вера Рид – еще более незначительной. Коуэн терпеливо ждал.

– Ах, дети мои, – сказала примадонна, – я, кажется, не слишком пунктуальна?

Она была высока и стройна, не отличалась полнотой, как правило, свойственной певицам. Руки и ноги были весьма пропорциональны, шея – тонкая и элегантная. Блестящие волосы, очевидно, окрашены хной, что не испортило их естественного блеска. Несмотря на то что певица уже отметила свое сорокалетие, черты ее лица все еще были красивы, но около темных выразительных глаз образовались предательские тонкие морщинки. Она смеялась как ребенок, имела желудок страуса и демонический характер; и она считалась лучшим драматическим сопрано в мире.