Извращённое чувство

Он привез меня сюда, но не сказал ни слова, скорее всего, получив строгое указание не разговаривать со мной. Я не против. Не думаю, что у нас будет много общего, и хотя я не говорила Джулиану, потому что спорить с ним по любому поводу, пока он может навредить Эйдану, бесполезно, сомневаюсь, что мне нужен телохранитель.

Мой отец никогда не приставлял ко мне никого, и я прекрасно росла сама по себе.

Оглядев ресторан, я вижу, что Рия потягивает напиток в дальнем углу зала, и направляюсь туда, проскальзываю в кабинку и смотрю на, без сомнения, алкогольный напиток, который уже стоит передо мной на столе.

— Я взяла на себя смелость заказать тебе Беллини.

Она кивает на напиток, стоящий передо мной.

— Спасибо.

Я улыбаюсь, но не прикасаюсь к этой штуке, тем более что весь вечер мне предстоит провести в компании Джулиана и его матери. Кто знает, что случится, если у меня не будут работать все шестерёнки в голове должным образом?

— Кто твой напарник? — спрашивает она, указывая подбородком на Расула.

Я оглядываюсь на грузного, угрюмого мужчину, который сидит, откинувшись на спинку стула, в другом конце комнаты и не сводит с меня глаз.

— Мой новый сторожевой пес.

Она приподнимает брови.

— Джулиан обеспечил тебе охрану? Вау. Как романтично.

— Это скорее раздражает. Итак, какие новости? — спрашиваю я, протягивая руку за кусочком хлеба. Он тает у меня во рту, и я закрываю глаза от его вкуса.

— Ого, даже не спросила «Как дела»? — невозмутимо спрашивает она. — Джулиан на тебя действует.

Хлеб, который я проглатываю, застревает у меня в горле, и я кашляю, прижимая руку к шее и пытаясь взять себя в руки.

— Ты в порядке? — спрашивает Рия, приподнимая бровь.

— Ничего он не делает, — выдавливаю я из себя.

— Да, я знаю… Это была шутка, господи, — она прищелкивает языком. — Неужели всё настолько ужасно?

— Даже хуже, — бормочу я, протягивая руку к корзинке с булочками в центре стола и отрывая еще кусочек. — Он ведет себя вежливо.

Она ахает.

— Нет! Какой ужас.

Усмехнувшись, я швыряю в нее куском хлеба.

— Ну, да. Так оно и есть на самом деле. Это сбивает с толку, и я думаю, что он просто намеренно манипулирует моими эмоциями, и не знаю, чего он хочет добиться. Не похоже, что это что-то изменит. По его мнению, он уже победил, так какой в этом смысл?

— Боже мой, — размышляет Рия, оценивающе глядя на меня. — Он тебе нравится.

— Нет, — огрызаюсь я. — Ни в коем случае.

Она откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди.

— Не лги мне, сучка. Как ты смеешь влюбляться в врага и пытаться скрыть это от меня?

— Я не влюбилась в него. Боже, — жалуюсь я. — Он просто… он сбивает меня с толку.

Она усмехается.

— Я тебя умоляю, тебе всегда нравились плохие парни.

У меня отвисает челюсть.

— Неправда.

— Не лги мне, Яс. Я слишком много раз смотрела с тобой «Крепкий орешек», чтобы попасться на эту уловку.

— Это другое, — я тычу в неё пальцем и прищуриваюсь. — Ганс Грубер — лучший злодей всех времен. Он не настоящий человек.

— Верно, — она кивает, широко раскрыв глаза. — У тебя есть его реальная версия в виде твоего мужчины.

Мой желудок скручивает.

— Он гребаный преступник, прячущийся в деловом костюме, Рия. За кого ты меня принимаешь?

— Предполагаемый преступник, — поправляет она.

Я не утруждаю себя объяснением ей, что «Sultans» — это гораздо больше, чем кажется людям со стороны. Если я признаю это вслух, то мне придется признать, что мой отец тоже преступник и что и Джулиан, и мой отец просто очень хорошо умеют скрывать свои гнусные деяния за улыбками и торговыми сетями.

К горлу подкатывает тошнота, когда я вспоминаю, с кем имею дело в лице Джулиана, и ненавижу себя за то, как легко забываюсь, когда нахожусь рядом с ним. Я позволяла ему прикасаться ко мне, целовать меня. Почти позволила ему трахнуть меня.

— Ух, он определенно пытается манипулировать мной. А я просто… блять, беспомощная девчонка, которая не может ничего сделать, кроме как подчиняться его требованиям и притворяться, что меня всё устраивает, — я опускаю голову на руки. — Это заставляет меня чувствовать себя слабой.

Рия вздыхает и, перегнувшись через стол, похлопывает меня по предплечью.

— Ты не слабая, малышка. Ты умная.

Я поворачиваю голову вбок и смотрю на нее.

Ее взгляд снова возвращается к Расулу, а затем ко мне, и она понижает голос.

— Я поговорила с Эйданом.

Это привлекает моё внимание, и я оживляюсь, хватая ее за руки.

— Ты шутишь.

Она прищелкивает языком.

— Подумала позвонить ему, просто чтобы узнать, ответит ли он, понимаешь? Высказать ему всё, что я о нем думаю.

— Хорошо, — я киваю, ожидая продолжения и не обращая внимания на то, как больно от того, что он поговорил с ней, но даже не ответил мне. — И?

— Мы поговорили всего несколько минут, и я сказала ему, что ты делаешь только то, что должна. Он где-то там, пытается найти ту лампу или что-то в этом роде, так что он просто был занят.

— О, хорошо.

У меня скручивает желудок.

Она морщится, словно ожидая, что я развалюсь на части прямо у нее на глазах, но, на удивление, хотя осознание того, что я не являюсь его приоритетом, причиняет боль, она не такая сильная, как я ожидала. Это тупая боль в груди, а не удар кувалдой по сердцу. Хотя я не совсем понимаю, почему он так заинтересован в том, чтобы найти лампу, если я уже замужем за кем-то другим. Неужели он думает, что всё ещё сможет убедить моего отца, что он лучший выбор?

— Эй, эта история с потерянной лампой — какое-то безумие, да? — говорит она, меняя тему разговора и делая глоток своего напитка.

— На самом деле я не так уж много об этом знаю, — я поднимаю на нее взгляд и наклоняю голову. — Кстати, а ты откуда знаешь?

— Эйдан сказал, что она стоит, наверное, миллиард долларов, — она присвистывает. — Представь, что кто-то мог бы с ней сделать. Неудивительно, что твой отец хочет заполучить эту лампу.

Я прикусываю губу.