Извращенное Притяжение
Шрифт:
Я выключила видео, когда не смогла вынести ни секунды. Я позволила себе несколько раз глубоко вдохнуть, запирая маленькую Катеньку глубоко в своем сознании, прежде чем столкнусь с моим прошлым мучителем.
— Теперь ты меня помнишь?
Его взгляд метнулся ко мне. Он ничего не ответил, но нервный взгляд его глаз говорил, что он пытается придумать оправдание. Я подняла нож. Он снова начал вырываться из оков и во всю глотку звал на помощь. Я вздрогнула от звука, по коже побежали мурашки. Подойдя ближе, я поднесла нож прямо к его лицу.
— Перестань кричать, — резко прошептала я.
Мой голос не был таким сильным
Мужчина не остановился. Он боролся еще сильнее, чуть не опрокинувшись назад вместе со стулом, к которому его привязал Адамо.
— Заткнись, — прохрипела я.
Мужчина, казалось, даже не слышал меня. Я была для него воздухом. Я покосилась на Адамо. Он знал, как вести себя в подобных ситуациях. Я не могла попросить о помощи, мой язык был слишком тяжелым, и, к счастью, мне не пришлось. Адамо оттолкнулся от стены и вытащил второй нож. В два длинных шага он оказался рядом со мной, схватил мужчину за волосы и прижал лезвие к его горлу.
— Заткнись, или я отрежу твой гребаный язык, — прорычал он так страшно, что даже мое тело непроизвольно отстранилось от него на мгновение.
Адамо наслаждался тем, что делал. В его глазах была та же эйфория, которую я помнила по употреблению наркотиков. Интересно, будет ли падение таким же крутым, когда порыв стихнет? Я вспомнила мрачные, угнетающие часы после этого и растущую жажду по следующей дозе. Когда Адамо понадобится следующая доза?
Взгляд Адамо скосился на меня, безумный, нетерпеливый, голодный.
— Он твой.
Мой. Мой, чтобы судить. Пытать. Убивать.
Я подняла нож, осмотрела острое лезвие. Затаив дыхание, я вонзила нож ему в бедро. Мои глаза расширились, костяшки пальцев побелели вокруг ручки, потрясенные моими собственными действиями. Мужчина резко вскрикнул, широко раскрыв глаза от боли. Кровь пропитала ткань вокруг лезвия, которое все еще было погружено в его ногу.
— Поверни его, — пробормотал Адамо убедительным голосом.
Я крепче сжала руки, но не двинулась с места. Адамо накрыл мою руку своей.
— Я могу помочь.
Я кивнула. Он направлял мою руку, поворачивая лезвие по часовой стрелке.
Крики усилились, уткнулись в мою голову и подняли мурашки. Мое тело восстало против моих действий. Покачав головой, Адамо отпустил мою руку. Я отдернулась от ножа.
— Хочешь, чтобы я это сделал? — спросил Адамо.
Я сделала шаг назад. Я не смотрела на номер два, только на парня, в которого с каждым днем влюблялась все больше. Он хотел помочь мне, но помимо этого жаждал насилия. Он хотел этого, нуждался в этом, возможно, так же сильно, как и я.
— Да, — прошептала я.
Адамо уставился на номер два с леденящим душу взглядом. Охотник, готовый вцепиться в свою добычу. Адамо вырвал нож из ноги номера два, прежде чем порезать его поперек живота, оставив неглубокий порез. Больно, но не смертельно.
Я попятилась и наблюдала, зачарованная и напуганная Адамо, его сосредоточенностью, его рвением, его мастерством.
Я не могла не задаться вопросом, была ли я причиной пробуждения его кровожадности, если моя просьба пробила его стены и вызвала неудержимый голод.
— Адамо, — наконец прошептала я.
Он выронил нож, его взгляд метнулся ко мне. Потребовалось мгновение, прежде чем они действительно увидели меня.
— Теперь он твой, — сказал он хриплым голосом.
Я кивнула и схватила пистолет. Спустить курок было легко, и, как ни странно, это ощущалось почти как акт милосердия.
В грязном подвале раздался выстрел, за которым последовала полная тишина. Я тяжело дышал, пытаясь спуститься с эйфорического блаженства. Мой пульс бешено колотился в венах, и я чувствовал себя почти непобедимым и в целом: возбуждающе живым. Постепенно я снова почувствовал присутствие Динары. Она стояла в нескольких метрах от меня. Она наблюдала за всем без единого слова, каждую секунду я терял контроль. Должно быть, я выглядел безумным, потерявшись в кровавом разгуле. Блядь. Я не мог поверить, что позволил этому поглотить себя.
Я встретил взгляд Динары, ожидая худшего: отвращения и, может быть, даже страх, но обнаружил лишь осознание и намек на шок. Динара опустила пистолет и положила его обратно в сумку с оружием. Я присел на корточки, раздумывая, стоит ли объясняться. Но что я мог сказать, оправдывая свои действия? Я был извращенным ублюдком. Горькая улыбка искривила мои губы, когда я встретился взглядом с прекрасными глазами Динары.
— Один монстр убивает другого, жуткое зрелище, а?
Динара склонила голову набок.
— Ты не такой, как он.
— Но я монстр. На твоем месте я бы постарался убраться как можно подальше.
Возможно, мне наконец-то нужно смириться с тем, что я не могу стать лучше, что моя природа никогда не позволит мне достичь того уровня добра, о котором я мечтал, когда был моложе.
Она покачала головой, и выражение ее лица наполнилось благодарностью.
— Нет. Ты делаешь это ради меня. Это то, о чем я никогда не забуду. И я, черт, никуда не уйду, Адамо.
— Я делаю это ради тебя, да, но небольшая часть также делает это ради себя, потому что я этого хочу.
— Это нормально.
Я хрипло рассмеялся.
— Нормально?
— Да, потому что даже если тебе это в конечном счете нравится, ты делаешь это ради меня. Если это не доказательство... — она замолчала, выглядя почти смущенной.
— Это доказательство, — согласился я.
Доказать Динаре, как много она для меня значит, вот почему я здесь. Вот почему я начал, но не потому, что продолжил, как только положил руки на свою жертву. Как только я приступил к своей темной работе, я потерялся в глубокой жажде и темном голоде. Я с трудом поднялся на ноги. Ноги у меня подкашивались, будто я слишком часто катался на американских горках. Это ощущение после пыток было ближе к наркотическому порыву, чем когда-либо было и могло быть.
Динара выхватила из сумки полотенце и протянула мне. Я взял. Мои руки в крови, а одежда промокла. Они испорчены. Я вспомнил, как Римо и Нино возвращались домой в таком виде, и изображал отвращение, хотя на самом деле был очарован.
Динара спокойно смотрела на меня, и мне было интересно, что она видит. Я вспомнил то болезненное восхищение, которое испытал, когда впервые увидел Римо и Нино в действии. Даже тогда часть меня задавалась вопросом, каково это потерять себя в чем-то настолько порочном, но я боролся с этим, сопротивлялся так долго, как мог.