К чему снится кровь (Иллюзии красного)

Весь ужас его положения заключался в том, что у него была не одна, а несколько бывших жен, и все, как на подбор, со скверным характером. Ну как он только мог, со всей его мудростью, знанием людей и жизни, находить себе подобных спутниц жизни и пытаться устроить с такими «чумичками» спокойный и благополучный семейный очаг, о котором он так мечтал?!

Борис Иванович, совершенно погруженный в свои мысли, не заметил, как в темноте от стены отделилась серая тень и преградила ему дорогу. Доктор физически ощутил некое препятствие и тогда только поднял глаза. Что-то бесформенное, длинное, черное, всколыхнулось и угрожающе надвинулось на него. Борис Иванович хотел крикнуть, но звуки застряли у него в горле, а кровь застыла в жилах. В голове зашумело, мелькнула мысль о высоком давлении, до которого его довели расстроенные женскими разборками нервы, но тут же угасла. Речь шла не о давлении, а о самой жизни.

Доктор отпрыгнул в сторону, как молодой горный козел, и стремительными прыжками понесся к подъезду.

– Господи, – подумал он, дрожащими руками открывая дверь, не попадая ключом в замочную скважину, – сколько раз давал себе слово, что буду уходить с работы засветло, а все никак. Не берегу я себя, правильно мне пациентки говорят. Так и сгореть можно на работе.

Борис Иванович уже забыл, что страшное происшествие случилось почти во дворе дома, где он снимал квартиру, а вовсе не на работе. Он лихорадочно закрыл дверь на все замки, и только после этого смог перевести дух. Подкравшись отчего-то на цыпочках к окну, доктор всматривался в темноту подворотни. Никого не было видно. Одинокий фонарь освещал пространство у подъезда, но у арки и под ней лежала густая непроницаемая темень.

Доктор прошел на кухню, не зажигая света, достал с полочки валидол и положил под язык. Обессиленно сел.

– Кто это мог быть? Лица рассмотреть не удалось. – Он положил руку на сердце, слегка помассировал, пытаясь унять бешеный стук, несколько раз глубоко вздохнул. Стало полегче.

Борис Иванович пытался восстановить в памяти картину происшедшего, но страх мешал ему. Все восприятия оказались смытыми волной ужаса, окатившей доктора, когда он увидел… А что он, собственно, увидел? Длинную бесформенную тень. Женщина или мужчина? Ответить на этот вопрос оказалось невозможно. Одежда на нем, или на ней… какая-то странная. Плащ или хламида какая-то. Похоже на монашескую рясу?..

– Господи, Господи, – доктор несколько раз перекрестился, бормоча молитву. – Да что же это? За что? Неужто колдовство какое злое? И как это… эта тень прямо из стены выплыла. А что ей стены? Одно слово – нечистая сила.

Борис Иванович вспомнил, как в прошлом году из-за назойливости женщин, которые добивались его внимания, вынужден был ходить домой задворками, а потом и вовсе сменить место жительства. Телефон свой он никому не давал. По сути дела, никто даже не знал, где он живет. Но вот выследил же кто-то… А если это колдовство, так и слежка не нужна. Нечистая сила адресами не пользуется. Неужели все-таки… Ах, какой грех люди на душу берут, и не боятся! Да они ничего не боятся. Одним днем живут.

Прошлой зимой он нашел у себя под дверью рабочего кабинета какие-то еловые ветки, ножницы, зерна. Все это, стараясь не дотрагиваться руками, он со всякими предосторожностями смел на газетку и самолично выбросил. После чего и начались неприятности. Сначала явилась со скандалом какая-то разнузданная девица… Да с чего она взяла, что имеет право кричать на него и чего-то требовать? Он что, обещал ей что-то? Если что и было, так исключительно по обоюдному согласию. Нечего делать вид, как будто ее обманули. Сама хотела.

После этого скандала, который, возможно, слышали коллеги, Борис Иванович заболел. Началось все с простуды: насморк, горло. Потом замучил кашель. Приходилось с температурой ходить на работу. Интересы больных – прежде всего. Сколько с ними нужно терпения! Наедятся колбасы, лука, водки напьются, и – нате вам, являются на прием. А доктору что делать? Противогазы в медицине еще не применяются, а зря. К некоторым людям без противогаза не подойдешь. В таких условиях он долго не мог выздороветь, почти до самой весны.

Не успела пройти простуда, прихватил радикулит. Ну, что за наказание? И это при том здоровом образе жизни, который он ведет! Где такое видано? Это все зависть людская. Особенно женщины – страшные люди. Вечно предъявляют какие-то права, вечно недовольны! Им не угодишь. Что ни сделай, все равно будет плохо. Они на все, что угодно, могут пойти из-за своей прихоти. И подсыпать зелья какого, и подлить. Поэтому он в гости перестал ходить. Опасно. Только то, что сам приготовил, можно есть спокойно. Боже, во что превратилась его жизнь! Вот до чего уже дошло! По улицам нельзя ходить… преследует непонятно, что.

Борис Иванович принял душ и улегся спать. Даже не стал ужинать. Голова побаливала. Наверное, давление поднялось. Доктор полночи не мог уснуть, перебирая в уме все, что ему пришлось пережить из-за женщин. Теперь еще и это! Может быть, у него галлюцинации? Стоит обратиться к приятелю-психиатру? Лучше не надо. Еще пойдут слухи, что Борис Иванович сошел с ума, и что до всего этого доктора довела нетрадиционная медицина.

– Завтра нужно сходить в церковь, побеседовать с батюшкой. Это будет самое правильное.

Придя, наконец, к этой спасительной мысли, доктор уснул.

Сиур лежал на верхней полке в купе скорого поезда и тоже пытался уснуть. Обычно это ему удавалось без всякого труда. Но сегодня перестук колес не убаюкивал, а раздражал. Поэтому он решил не бороться с обстоятельствами. Раз не получается сон, значит, это время придется использовать по-другому. Можно, например, подумать. И Сиур начал думать.

Сначала о Тине. Как она там, после посещения Веры? Вот уж никогда бы не сказал, что Вера способна пойти к другой женщине выяснять отношения. Она такая холодная, безучастная ко всему, что не касается ее фигуры, лица, и еще, пожалуй, одежды. Неужели их отношения так важны для нее? Особой любви никогда не было – обычное времяпрепровождение. Он хотел позвонить Вере, но передумал. Зачем? Что он ей скажет? Что больше не хочет ее видеть?

Сиур вспомнил весь тот набор фраз, которыми она пользовалась во всех случаях жизни, и рассмеялся про себя. Получалось, что за год она сказала ему не более двух десятков слов. Боже, куда он смотрел? Неужели под юбку? Думать так о себе оказалось не очень приятным занятием. Сиур попробовал провести грань между инстинктами тела и любовью. Оказалось, что это вещи настолько разные… Как вообще можно сравнивать?

Его отношение к Тине было тем, чего он никогда в своей жизни не имел. Это было как подарок, как дорогой букет цветов тому, кто ничего не видел, кроме крапивы и пырея. Почему такие сравнения приходят ему в голову? Он не смотрел на нее, как на домохозяйку, на партнершу по сексу, на спутницу жизни… Он смотрел на нее, как после первых солнечных дней смотрят на подснежники, проклюнувшиеся из мокрой оттаявшей земли. Это было чудо, с которым невозможно расстаться по собственному согласию, как невозможно расстаться с приходом весны, с зеленой травой, цветущими деревьями, облаками на синих небесах, морозным инеем на огромных елях, пурпуром и золотом осеннего леса, паутинками бабьего лета и трелями соловья, певца любви… как невозможно отказаться от собственного дыхания или биения сердца.

И в постели с ней все оказалось по-другому. Каждое прикосновение было особенным, погружающим в стремительно несущийся жаркий поток… Есть ли слова, чтобы описать вкус винограда, созревшего в лучах горячего южного солнца? Или хмель вина, приготовленного из этого винограда? Ласку морской волны? Запах магнолий? Голубую луну на лице ночи?..

Когда являет свой лик Любовь, слова бессильны. Все смиряется пред нею – добро и зло, правда и ложь, жизнь и смерть. Тогда ничего не надо требовать – самые невероятные поступки происходят сами собой, самые сумасшедшие безрассудства свершаются легко и как бы играючи, самые отчаянные подвиги кажутся сущей безделицей… Любовь – вечная отрава людских сердец, сладкая, как мед, собранный на цветущих райских лугах, загадочная, желанная и запретная, как плод райского дерева, сокрытый в душистых, девственных зарослях.