К новому берегу
Шрифт:
Привязав коня, Ян вышел из конюшни. От дома по пригорку спускался человек. Ян издали узнал своего хозяина — Лавера. Приземистый толстяк, сопя и пыхтя, катился по снегу, точно шар. При свете луны было ясно видно круглое лицо со старомодной бородкой, выбритая верхняя губа была прикушена. Ян понял — хозяин не в духе.
— Добрый вечер… — поздоровался он.
— Вечер добрый, вечер добрый… — точно сыпал горохом, ответил Лавер. — Сколько кубических футов сегодня вывез?
— Семьдесят два, хозяин, — ответил Ян. — Думаю, что неплохо. Можно было еще с десяток выжать, но не хотелось мучить коня, — на Козьей дамбе дорога совсем оголена.
— Гм, да… больше не надо, мне конь дороже, чем весь заработок от возки. Но скажи, что ты там наговорил этому господину
— А, даже позвонил? — Ян усмехнулся. — Так и знал. Такой клещ разве успокоится. По мне — пускай он идет к черту.
— Кто пускай идет к черту? — переспросил Лавер, словно не веря своим ушам.
— Да ваш господин Тауринь, — ответил Ян, начиная раздражаться. — Пусть командует своими работниками. Он мне не отец и не хозяин, наплевать мне на него.
— Слушай, ты… — вдруг заговорил Лавер тихим, угрожающим голосом и, поднявшись на цыпочки, попытался приблизить свое лицо к лицу Яна, но его нос еле достиг подбородка батрака. — С этим Тауринем будь поосторожней и повежливей. Из-за твоего горлопанства я не намерен терять дружбу с другими хозяевами. Тауринь — человек уважаемый, и я запрещаю тебе поносить его при мне. Чтоб я больше не слышал такого. Времена большевиков прошли, ты это заруби себе на носу.
— Придется запомнить, — проворчал Ян. — Но вам, хозяин, советую не забывать, что времена барщины тоже кончились и баронов прогнали в тартарары. Покойной ночи.
Ян повернулся и пошел к батрацкой избенке. Потрясенный Лавер долго глядел ему вслед.
— Ах ты, разбойник этакий… — прошипел он, когда Ян уже не мог расслышать его слов. — Перечит хозяину! Как такого не лупить? Ну, кабы ты не был таким работником, я б тебе показал. В наши времена быстрехонько можно получить билет в каменные хоромы…
Сопя и почесывая желтую бороду, он направился обратно к дому: «Одно спасенье — вступить скорее в айзсарги. [7] Когда у меня будет мундир да винтовка, в усадьбе воцарится строгий порядок и истинное послушание. А так — это не жизнь. Батрак перечит хозяину — где такое видано! Эхма… но работник он отличный, другого такого не сыщешь».
7
Айзсарги — военно-фашистская организация кулацкого «Крестьянского союза» в Латвии, главная опора ульманисовского фашистского режима, а в годы Великой Отечественной войны — гитлеровских захватчиков на временно оккупированной территории Латвии.
Подойдя к своей хибарке, Ян Лидум сразу заметил прислоненные к стене чужие санки. Он сбил снег с постол и, оправив одежду, вошел в дверь, напрасно пытаясь угадать, кто так неожиданно явился к ним.
В кухне у плиты сидела Ильза и штопала детские чулки. На скамеечке у окна примостилась Ольга и что-то вязала. Ян широко улыбнулся и сказал:
— Гляди, какой дальний гость… — и крепко пожал сестре руку.
Они не виделись с позапрошлого Юрьева дня, почти два года, и теперь с волнением вглядывались друг в друга, будто желая установить, какие перемены внесло время в их внешность. Впрочем, перемен не было: прошло два года, но ни тот, ни другой не постарели. Как и раньше, сердечно и ласково смотрела Ильза в обветренное лицо брата, и так же добродушно и дружески улыбался Ян. Пока он раздевался и вешал в углу полушубок, Ольга за спиной золовки шепнула Яну на ухо:
— С ребенком… наверно, надолго… — и выразительно покачала головой.
— Ребята уже спят? — поинтересовался Ян, не отозвавшись на беспокойный шепот Ольги.
— Да, уложили обоих в углу за печкой, — ответила Ольга. — Тебе придется ужинать одному. Мы уже поели вместе с детьми.
Ян поужинал. Ольга убрала со стола, потом, сказав, что хочет спать, ушла в комнату, оставив дверь в кухню полуоткрытой. Прежде чем начать беседу с сестрой, Ян на минутку вошел в комнату, взял с полки какую-то книгу и, возвращаясь, плотно затворил дверь.
— Ну,
Ильзит, как ты поживаешь? — спросил он, усевшись на скамеечку у плиты.И Ильза спокойно, не торопясь, начала свою повесть. Когда все было сказано, она взглянула на брата и добавила:
— Не везет мне в жизни. Всегда получается так, что я кому-нибудь в тягость.
Ян грустно улыбнулся и медленно покачал головой. Прядь густых темных волос упала на глаза. Он рукой отвел их назад и ответил:
— Мне ты никогда не была и не будешь в тягость. Что есть у самих, тем и поделимся, и у меня ты всегда найдешь приют.
— Все же, братец, разве я не понимаю… Хотя у тебя плечи и широки, но и на них нельзя наваливать непосильную тяжесть.
— Еще немножко можно, — улыбнулся Ян. — Иначе куда же я дену свою медвежью силу?
Чем больше глядела Ильза на своего статного, красивого брата, тем острее становилась боль в сердце. Каким он был одаренным, способным парнишкой, на удивление всей школе, но больше трех лет ему не удалось проучиться. Старый учитель приходской школы даже заплакал, когда Ян ушел к хозяину работать за полубатрака.
— Бросить на ветер такие дарования… — сокрушался учитель. — Нет справедливости на свете.
А Ян, впрягшись в борьбу за существование, продолжал учиться. Сколько было книг в окрестных библиотеках, он все прочел. Позже он уже не брался за всякую книгу, читал с выбором, только то, что, по его мнению, могло обогатить новыми познаниями. Когда началась первая мировая война, его мобилизовали и услали на австрийский фронт. Дома осталась молодая жена. Через некоторое время он вернулся в родные края и был зачислен в один из латышских стрелковых батальонов. Остров смерти, Тирельское болото, Пулеметная горка [8] … легендарный бой в рождественскую ночь и ранение в ногу… По выходе из госпиталя Ян получил трехмесячный отпуск, но работать еще не мог. Ольга, у которой в то время уже кричал в люльке сынок Айвар, самоотверженно ухаживала за мужем. Когда немцы заняли Ригу и половину Видземе, нога Яна еще не зажила, и он никуда не мог уйти.
8
«Остров смерти, Тирельское болото, Пулеметная горка…» — места кровопролитных боев латышских стрелковых полков с германской армией в годы первой мировой войны.
1918 год… В Латвии установилась Советская власть. Первый раз после великой бури 1905 года трудовой народ Латвии всколыхнулся до самых недр своих и стал строить новую, свободную жизнь. Положив конец власти помещиков, он по-хозяйски оглядел свою страну и взялся за работу. Это был могучий порыв навстречу свободе и вековым мечтам, которые наконец-то можно превратить в действительность. Дали бы ему время — несколько лет, — и показал бы он, на какие богатырские подвиги способен свободный народ, но в 1919 году белый террор потопил в крови молодую, еще не окрепшую Советскую Латвию. Ян мог бы эвакуироваться с красными латышскими стрелками, старыми боевыми товарищами, но партия приказала ему остаться на месте и в подполье продолжать борьбу с угнетателями рабочего люда. Ян уже тогда был членом великой партии и, ни на мгновение не усомнившись, не испугавшись опасностей, взялся за ответственные обязанности коммуниста.
«Сильный, добрый Ян, — думала Ильза. — Придет ли такое время, когда ты сможешь жить по-человечески?»
— Значит, договорились… — внезапно промолвил Ян и, взяв Ильзу за локоть, легонько потряс ее руку. — Ты здесь дома и пробудешь столько, сколько потребуется. Неужели все вместе ничего путного не придумаем? А теперь иди спать, Ильзит, после такой утомительной дороги тебе надо хорошо отдохнуть.
— А ты… ты еще не идешь спать? — спросила Ильза. — Тебе больше нужен отдых, чем мне.
— Мне еще надо сделать одну маленькую работенку, — ответил Ян и лукаво сощурил глаза. — Надо прочесть несколько глав из этой книги. Тогда будет о чем сказать другим людям.