К Огонькам Созвездий
Шрифт:
А сзади, на багажнике мой сын.
Он без ироний к миру расположен.
Вы б отдохнули милые часы,
Мы вместо вас вращать педали можем.
Нет билетов в два конца
Нет билетов в два конца
Мы летим, плывём и едем.
И глупца, и мудреца
Гонит ветром по планете.
Невозвратное вчера,
И невиданное завтра.
Ветер мне шепнёт пора,
Но себя оставить жалко.
От себя не убежать,
Но
На крыле острей ножа,
На одесском пароходе.
Обрывая якоря,
Раз назад не воротиться,
Через реки и моря,
Через южную границу.
Нет билетов в два конца.
Лишь в один конец —
Так что же?
Нет такого хитреца,
Что пробраться в завтра сможет.
Я отправлюсь во вчера
Взяв билет во тьму столетий.
Но пока несут ветра
Не использован билетик.
Нет билетов в два конца.
Мы летим, плывем и едем.
И глупца, и мудреца
Гонит ветром по планете.
Непонятное вчера,
И невидимое завтра.
Ветер мне шепнул пора,
Но себя ужасно жалко.
На рассвете будешь расстрелян
– Так вот. На рассвете будешь расстрелян.
На этом свете – такое время.
Потом расскажешь нам, как на том,
И счеты с нами сведёшь…. Потом.
А я стоял и в коленях дрожь
Сдержать пытаясь, сказал
– Ну что ж —
И снег под моими ногами таял.
Он посмотрел на мои колени.
– Да ты до рассвета замерзнешь только
А кто-то скажет, что из-за лени
Моей.
А может, скажут, что я жестокий?
– Эй! Зарядить карабины. Быстро!
А может, с нами хочешь пойти?
Что-то коленки твои, словно листья.
Трус ты, а значит уже не кретин.
– Эй! Сапоги и шинельку солдату!
Я покачал головой, еле-еле…
– Нет, не пойду. Поскорее ребята.
Очень уж холодно, в самом-то деле.
Деревья в стекляшках
За окошком и мокро и серо,
И машин комариный зуд.
И лишь пятнышки белого снега,
Где-то там – далеко внизу.
А вчера я ходил по сугробам,
И дороге в накатанный слой.
И ботинки мочил и гробил,
И не думал идти домой.
Я с девчонкой спускался под гору.
Было скользко и было смешно.
Нам в туманную, позднюю пору,
Просто так,
Ни за что, повезло.
На деревьях стекляшечный иней
Под ногами рипящий ковёр.
И туман молчаливый и синий,
И девчонки весёлый задор.
А часы подгоняли к нам полночь,
И рассыпался сказочный мир.
Громко чмокнувшись…,
Сами…, Покорно…,
Разбежались по клеткам квартир.
И с
утра, все деревья в стекляшках.А сейчас мокрый мир,
И машин…
За окном пролетающих часто
Шум мотора и хлюпанье шин.
На даче
Наверно тяжело грушёвым веткам,
Склоняться под рядами жёлтых груш?
Их даже не раскачивает ветром,
Случайно залетевшим в эту глушь.
А ветер растрепал прическу розе.
По серой черепице проскользнув,
Он пару яблок на дорожку сбросил,
И в ветках у смородины уснул.
И тишина. И небо голубое.
Над сладкой чашкой кружится пчела.
И лишь под вечер, над костра золою,
Тревожащее пенье комара.
Листья, бессильно свесившись
Листья, бессильно свесившись,
Ещё шуршат.
Гнутся, куда неведомо,
Не им решать.
С веток на крышу и в лужицу.
Пришла пора.
Кружатся, кружатся, кружатся …
Среди двора.
Время ушло для зелени
И рвётся нить.
Ветры, дожди осенние
Придут казнить.
Падают, падают под ноги.
Так…, не спеша.
Чтоб золотыми, гордыми,
В пыли лежать.
И до того, как зазвонит будильник
И до того, как зазвонит будильник,
Лежу и жду, еще не рассвело.
В оконном отражении темно-синий,
Слегка потрескавшийся, потолок.
Под одеялом теплота и лето,
В ногах мурлычет тёплый мягкий кот.
Лежу и жду покамест круглый этот,
Безжалостно отзвонит весь завод.
Лежу и жду.
А после сразу встану.
Поставлю чайник, застелю кровать.
А тёплый мягкий будет беспрестанно
Потягиваться и зевать.
Потом на подоконник он залезет
Чтоб взглядом каждый провожать трамвай,
А я рогалик тоненько нарежу
И сяду…
И махну рукой
– Давай!
И он придёт. И на колени ляжет.
Бессилен чайник крышкою звеня.
Я мягкого и тёплого все глажу.
И спит он на коленях у меня.
Не было громких фраз
Не было громких фраз.
Трепет в мысли не приходил.
Только торшер погас,
И черта уже позади.
Вершины первых этажей
Вершины первых этажей
Домов, обычно коммунальных.
До вас мы добрались уже,
Мечтая о вершинах дальних.
Подружки первый поцелуй
Чуть-чуть смешной. Не много пошлый.
– Ты знаешь, лучше не ревнуй,
К всему тому, что будет после.
Коснись губами губ моих.
Поверь мне – будущее с нами.
И до последнего храни
Тепло, пошёрхшими губами.