К звёздам! (сборник)
Шрифт:
— Что за дело?
— Ли, ну поверь мне еще чуть-чуть, ладно? Очень тебя прошу. Когда все соберутся — я расскажу, что произошло. Это на самом деле очень важно. И очень нужно, чтобы все были здесь как можно скорее.
Ли набрал воздуха, как будто собирался возразить, — но только медленно выдохнул.
— Только ради тебя, Ян. Только ради тебя.
Он повернулся и исчез…
Люди приходили по одному, и Яну трудно было сдержать их любопытство и собственное нетерпение. Но он все-таки дождался, когда вернулся Ли и закрыл за собой дверь.
— Еще кто-нибудь не спит? — спросил он.
— Да нет, — ответил Отакар. — Может, кто-нибудь и поднимается, если отлить приспичило,
— Сейчас расскажу. Но сначала хочу уточнить некоторые факты. Перед началом перехода мы повздорили с Хайном Риттершпахом. Он утверждает, что я его ударил. Он лжет. Там был свидетель — Лайош Надь.
Все повернулись к Лайошу. Он попытался укрыться от их взглядов, но деться было некуда.
— Ну, Лайош? — подтолкнул его Ян.
— Да… Я там был… Я не все слышал, что вы говорили…
— А я об этом и не спрашиваю. Ты только скажи, ударил я Хайна или нет.
Лайошу очень не хотелось говорить — но он уже был втянут в это дело. В конце концов он помотал головой:
— Нет. Ты его не бил. Был момент, я подумал, что вот сейчас кто-то кого-то треснет, уж очень вы оба сердитые были. Но ты его не ударил.
— Спасибо. Есть еще одно дело, не такое простое. Умерли несколько детей. Умерли от укусов каких-то насекомых, когда мы двигались через джунгли. Вы все об этом знаете. Мне пришлось принимать трудное решение. Я не остановил поезда, чтобы дать доктору возможность добраться до них. Быть может, я был не прав. Быть может, остановка могла бы их спасти. Но безопасность всех я поставил выше безопасности нескольких человек, хоть это и были дети. Это на моей совести. Если бы мы остановились, — быть может, доктор смог бы что-нибудь…
— Нет! — громко перебил его Отакар. — Ничего он не смог бы! Я все слышал. Слышал, как старый Беккер связался с ним и кричал. Но тот же Росбах — а они звереют, когда на них кричат, — так он кричал еще громче. Кричал, что ничего не может сделать, кроме укола сыворотки, а это и так уже сделано… И костерил на чем свет стоит идиотов, что позволили открыть окна, включая самого Беккера.
— Хотел бы я это услышать! — восхитился Эйно.
— Я тоже, — с улыбкой поддержал его Гизо.
— Спасибо, Отакар, — сказал Ян. — Я рад был узнать эти подробности по нескольким причинам. Только что вы узнали все детали обвинений против меня. Я считаю, что это лживые обвинения. Но если главы семей хотят, чтобы я предстал перед судом, — я готов.
— Какой суд? — удивился Отакар. — Следствие — еще куда ни шло. Но суд может состояться только после того, как обвинения будут доказаны. Как же иначе!
Все закивали, соглашаясь; Ян подождал, пока затихнут комментарии, а когда все умолкли — продолжил:
— Я рад, что все мы едины в этом. А теперь могу рассказать, что произошло. Пока вы праздновали, главы семей собрали тайное совещание. Они схватили меня и упрятали под замок. Потом состоялся суд по тем обвинениям, что я вам изложил, — заочный суд, — и меня признали виновным. Если бы я не бежал, то сейчас мог бы уже умереть. Таким был их приговор.
Сначала ему просто не поверили. Потом, когда правда дошла до сознания присутствующих, шок сменился ожесточенной яростью.
— Вы не верьте мне на слово, — предложил Ян, — это слишком важное дело. Хайн с одним проктором заперты в кладовой, они подтвердят…
— Да не хочу я слушать, что скажет Хайн! — воскликнул Отакар. — Слишком много он врет всегда. Я тебе верю, Ян. Мы все тебе верим. — Остальные снова закивали. — Ты просто говори, что надо делать. И людям надо рассказать. Нельзя, чтобы эти мерзавцы вышли сухими…
— Выйдут, —
возразил Ян. — Еще как выйдут, если только мы им не помешаем. Просто рассказать людям — этого мало. Ты можешь себе представить, чтобы кто-нибудь из семьи Тэкенгов восстал против старика? Нет, вряд ли — я не могу. Я хочу предстать перед судом, действительно хочу. Но — как положено по Книге законов. Публично, чтобы все слышали каждое свидетельство. Я хочу, чтобы все было открыто. Но главы семей постараются этого не допустить. Значит, мы должны их заставить.— Как?
Наступило молчание. Все ждали, что скажет Ян, и горели желанием ему помочь. Но как далеко они могут пойти? Ян интуитивно понимал, что если они задумаются над тем, что собираются делать, — то остановятся. Но если сейчас возьмутся все разом, пока злость не прошла, то могут и сделать. А обратного пути уже не будет, важно начать. Сейчас у них возникли революционные мысли, а предстоят — революционные действия… Он заговорил осторожно, взвешивая каждое слово:
— Без электроэнергии ничего работать не будет. Эйно, как проще всего на время вывести из строя тягачи? Снять компьютерные программные блоки?
— Слишком сложно. — Инженер решал сугубо техническую задачу и не задумывался о том, какое чудовищное преступление они обсуждают. — По-моему, лучше всего вытащить многоканальный штекер в системе управления. Просто выдернуть пробки с обеих сторон и забрать кабель. Тут дел-то на пару секунд.
— Отлично. Так мы и сделаем. И на танках тоже. И соберем все кабели в шестом танке, самом большом. А потом разбудим всех — и расскажем, что произошло. И заставим старейшин немедленно устроить судебное разбирательство по всем правилам. А когда оно состоится — поставим кабели на место и вернемся к работе. Что скажете?
Он задал вопрос как ни в чем не бывало, хотя его решение было наиважнейшим. Это поворот настолько крутой, что пути назад уже не будет. Если они сообразят, что сейчас берут в собственные руки власть принимать решения — единственную реальную власть, какая вообще существует, — могут и призадуматься. Еще минутное колебание — и он пропал.
Но собравшиеся были технари, механики, — и никогда не мыслили подобным образом. Они просто хотели исправить явную несправедливость.
Все шумно обрадовались и начали распределять обязанности, готовясь к операции. Только Гизо Сантос не принимал участия в общем ликовании, а сидел, пристально глядя на Яна большими, умными глазами. Ян не дал ему никакого поручения и вскоре остался наедине с молчаливым начальником связи. Когда все разошлись, Гизо заговорил:
— Ты понимаешь, что ты затеял, Ян?
— Да. И ты тоже. Я нарушаю все правила и ввожу новые.
— Это что-то гораздо большее. Правила, однажды нарушенные, никогда уже не вернутся. Главы семей не захотят…
— Мы их заставим.
— Я знаю. И могу назвать это подходящим словом, даже если ты не назовешь. Это революция. Верно?
Ян несколько долгих секунд смотрел в угрюмое лицо Гизо.
— Да, это революция, — согласился он наконец. — Тебе эта мысль отвратительна?
Гизо медленно расплылся в широкой улыбке.
— Отвратительна? По-моему, это прекрасно! Рано или поздно это должно было произойти. Как раз об этом написано в книге "Класс и труд: извечная борьба".
— Я никогда не слышал о такой.
— О ней мало кто слышал. Мне ее дал один человек из команды корабля. И сказал, что это невидимая книга, ее нет ни в одном списке, но где-то существуют несколько эталонных оригиналов, и с них делают дубликаты.
— Ты связался с опасным делом…
— Знаю. Он пообещал привезти еще — но больше я его не видел.