Каббала и бесы

Прошло минут десять, молитва закончилась, и Ора уже собралась уходить, когда женщина, легко поднявшись, подошла к ней.

– Впервые здесь? – спросила она участливым тоном. Так разговаривают врачи в приемном покое больницы. Следующим должен был стать вопрос: «На что жалуетесь?» – но Ора, не дожидаясь, сказала:

– Да, впервые. Я вообще первый раз в синагоге.

Глаза женщины заблестели.

– Ты пришла в хорошее время, – произнесла она, ласково прикасаясь к руке Оры. – Сегодня день рождения Моисея, Учителя нашего. Подходящий момент начать новую жизнь. Меня зовут Симона.

Женщина говорила с явным сефардским акцентом. Так изъясняется простонародье, и Ора обычно сторонилась таких людей. Но тон у женщины был задушевный, она хорошо улыбалась и Ора вступила в разговор.

– А чем он подходящий? – задала она свой первый вопрос, еще не подозревая, что открывает им двери в новое для себя пространство многочасовых бесед с Симоной.

– Ора, – тут же добавила она. – А меня – Ора.

– Очень приятно, – Симона улыбалась искренне, и ее акцент вдруг перестал мешать Оре. Вернее, она просто перестала обращать на него внимание. – Состав судей подходящий.

Заметив недоумевающий взгляд Оры, она продолжила:

– Каждое дело, начинающееся на Земле, сначала обсуждается на Небесах. Судьи могут разрешить, а могут запретить. Если запретят, сколько ни бейся – ничего не получится. А коль разрешат – всё пойдет без сучка и задоринки.

– Мне казалось, – возразила Ора, – что там, – она подняла глаза кверху, – есть только Он один и Он всё решает сам.

– Всевышний ничего не делает не посоветовавшись прежде с высшим Небесным судом ангелов. Так написано в наших книгах.

– В каких книгах? – спросила Ора. – Их можно почитать?

– Часть можно почитать, – ответила Симона, – а часть можно только послушать. Не все записано – есть знание, передающееся из уст в уста.

Оре это показалось интересным и таинственным. Ей захотелось приобщиться к тайному знанию, стать одними из тех уст, в которые его передают.

– Моисей, наш Учитель, – продолжила Симона, – родился и умер в один и тот же день. Это значит, что судьи, пославшие его в нижний мир, присутствовали при возвращении, то есть были расположены к нему. А еще это значит, – тут она выразительно посмотрела на Ору, – что сегодня хорошо не только начать новую жизнь, но и закончить старую.

– А разве это не получается одновременно? – удивилась Ора.

– У кого как. Иные умирают еще в младенчестве и живут мертвыми много лет подряд, до самой физической смерти.

– Невозможно! – воскликнула Ора. – Одно слово противоречит другому. Мертвые не живут.

– Злодеи при жизни называются мертвыми, – сказала Симона. – Так написано в наших книгах. А праведники и после смерти остаются живыми.

Ора начала приходить в сефардскую синагогу каждый день и подолгу беседовать с Симоной. Говорили не только о религии, но и о моде, ценах, магазинах, политике. Симона обладала живым умом, гибким и текучим, точно вода. Игривая и переменчивая, она каждую беседу превращала в маленький спектакль.

– Ты должна была стать актрисой, – повторяла, смеясь, Ора.

– Не дай Б-г! – восклицала Симона, делая большие глаза. – Не дай Б-г!

Чуть полноватая для своих метра шестидесяти, она двигалась необычайно легко, картинно взмахивая руками. Изображая ужас, Симона чуть приседала, расширяя глаза, а когда смеялась, то покачивала подбородком и вздрагивала плечами. Глаза у нее были темно-коричневые, кожа – смуглая, но гладкая, как у ребенка, зубы – ровные, а волосы под платком – еще совсем черные с кое-где просверкивающими, будто молнии, серебряными нитями. Поближе узнав Симону, Ора лишь диву давалась, как под оболочкой чопорной матроны может скрываться веселый и азартный человек.

Общих точек соприкосновения поначалу у них было немного, познания Симоны лежали в совсем другой области. О близкой сердцу Оры литературе она не знала почти ничего, культурный багаж составляли несколько выученных в детстве стихотворений Бялика. Имена Джойса или Кафки являлись для нее напрасным сотрясанием воздуха. Для развлечения Симона читала мидраши и книжку талмудических историй «Эйн Яаков», ежедневно проборматывала порцию псалмов и все свободное от забот по дому время проводила в синагоге, благо она располагалась в соседнем доме. Именно по настоянию Симоны Ора сменила свое нерелигиозное имя на библейское Эстер. Выбор объяснялся очень просто: и то, и другое начинались на букву «алеф».

– Но ведь Симона тоже не танахическое [108] имя? – удивилась Ора, когда они впервые заговорили на эту тему.

– Меня назвали в честь прабабушки, большой праведницы, – с гордостью объяснила Симона. – Она была женой главы ешивы каббалистов в Атласских горах.

– Ну и что? Значит, и бабушку назвали неправильно. Зачем же повторять ошибку?

– У нас дают имена или танахические, или в память праведников. Даже если его звали не так, как в Священном Писании, он сам, своей жизнью, освятил это имя – и с тех пор оно стало разрешенным.

108

Танах – вошедшее в употребление в средние века и принятое в современном иврите название еврейской Библии (в христианской традиции – Ветхого Завета). Слово представляет собой акроним названий трех разделов еврейского Священного Писания – Тора (Пятикнижие), Невиим (Пророки) и Ктувим (Писания).

– Но наверняка была какая-нибудь праведница по имени Ора. Зачем же мне менять имя?

– Мне такая праведница неизвестна. Если ты зна– ешь – расскажи.

Не заметив в темноте выступ асфальта, Эстер запнулась и ударила большой палец правой ноги. Слезы, подкрепленные болью, хлынули с новой силой. Согнувшись, она ощупала ступню. Ну так и есть, чулок порван. Опять расходы. Дело не в деньгах, их, слава Б-гу, хватает, а в дополнительных заботах. Снова идти в магазин – как будто мало времени она тратит на покупки. Нет, на сей раз она купит сразу десять пар – и пусть себе рвутся на здоровье!

К счастью она познакомилась тогда с Симоной или к несчастью? Иногда она думает так, иногда – по-другому. Может, и не было бы ничего страшного в этом знакомстве, если бы она была умнее и слушала себя, а не Симонины советы.

Когда Симона заговорила с ней о замужестве, они были знакомы около года, провели вместе несколько суббот. Эстер успела запомнить имена девяти Симониных детей, а ее муж, вечно насупленный раввин, погруженный в свои мысли, никому не ведомые и потому кажущиеся особенно таинственными и недоступными, разговаривая с ней, уже не отводил глаза в сторону. Вначале эта его манера сильно обижала Эстер, но потом Симона объяснила, что каббалисты не смотрят на незнакомых женщин, дабы не подвергнуться ненужным влияниям.

– Твой муж каббалист? – удивилась Эстер. Ей казалось, что каббалисты – это давно исчезнувшие кудесники, обитавшие в пещерах или древних городках вроде Цфата. Днем они прятались в задних комнатах старых синагог, а по ночам при мерцании свечи изучали мистические книги. В нынешнем мире компьютеров и беспощадного электрического света для них попросту не осталось места.

– Разве ты до сих пор не поняла? – в свою очередь удивилась Симона. – Я из семьи потомственных каббалистов. И мой муж тоже. Только об этом не принято говорить вслух, тайное знание потому и называется тайным, что о нем не кричат на всех перекрестках.