Кабул – Кавказ

Говоривший, тот, что сидел за рулем, остался в машине, а двое его приятелей неспешно вылезли наружу. Как червяки из земли выползли. Пустынник пошел от машины, не поворачиваясь. Может, не будут наседать на старика… Нет, куда там. За спиной к нему приближалось чужое дыхание.

– Эй, дед, ты лучше стой, а то вместе с кубышкой сердце выпадет. Клапан отскочит. Ты не дуркуй, – наперебой кричали злые веселые голоса, перемежая призывы прочими емкими словами.

Пустынник понял свою ошибку. Он развернулся и двинулся наискосок, стараясь обойти преследователей и приблизиться по мере возможностей к машине.

– Сяду, сяду, – приговаривал он, широко отмахивая метры поджарыми ногами.

Маневр позволил ему дотянуть почти до самой машины, когда парни догнали его. Один из них, узкоглазый, с расплющенным носом, протянул к нему руку, но Пустынник привычным, неприметным стороннему глазу движением приспустил на боку обернутую вокруг пояса бечевку с тяжелой гайкой на привязи и дернул ее резким движением бедра. Бечевка раскрутилась от бедра, и гайка, серой тенью скользнув в колышущемся от зноя воздухе, захлестнула голову безносого, чмокнула его в затылок. Издав короткий удивленный вздох, тот упал на колени, а там и рухнул, сложился набок. Из его ноздрей запузырилась кровь. Керим рванул бечеву к себе, поймал гайку ладонью и так же резко вновь выкинул ее вперед, на всю длину. Металл вошел в острый кадык второго, смял его, как картонку. Парень не упал, а опрокинулся спиной на белый капот, затем сполз под грязное узорчатое колесо. Все это произошло мгновенно, так что второе тело чуть не опередило в падении первое. Водитель даже не успел понять, что же произошло с дружками-баловниками, а Пустынник уже отворил переднюю дверь.

– Ты чего? – только и спросил зазывала, изумленно ища глазами приятелей, когда гайка, ударившая ему прямо в лоб, отправила его в долгий целительный сон.

Моисей-Пустынник прошел быстрым шагом с километр назад, от города, а там вновь принялся ловить попутку, в чем ему и помог Аллах, избавив от прочих дорожных приключений.

– Да, старик, семечки у тебя – высший класс. Моя бывшая так: как из рейса прихожу и вижу, семечки меня ждут, вот такие точно, поджаренные, – точно знаю, что с кем-то без меня мутила. Заразы они, бабы. Анекдот знаешь? Муж из рейса приезжает, а жена в постели с любовником. Муж ей: «Мань, а чего это вы тут делаете?» А та любовнику: «Федь, я ж тебе говорила, что он у меня идиот!» А этот? Араб, немец и еврей поспорили, какая вера самая строгая. Ну, первым делом пошли к арабу в гарем…

Черный Саат не сдержал радостного возгласа, когда увидел Пустынника. Он уже впал в изрядное беспокойство, которое подогревал и Мухаммед – Профессор то и дело спрашивал, почему в Назрань был послан Керим, а не кто-нибудь из верных людей с астраханской базы.

– Нам предстоит долгая, очень долгая работа. В чужих местах, брат мой. Если мы не умеем перебираться из города в город, то лучше за нее не браться вовсе, – терпеливо объяснял своему товарищу Черный Саат, но в желудке у него приступами рождались тоска и страх. Конечно, он не стал бы рисковать своими людьми, если б мог, но он не должен был допустить, чтобы в Астрахани кто-либо узнал, зачем, куда и по каким таким бумагам они тут путешествуют. Лучше, если б и чеченцы не знали, – но тут уже решил не он, это дела меж Одноглазым Джуддой и Большим Ингушом.

Но вот появился Керим-Пустынник, принес паспорта, свои семечки и икру, чудесную икру, полученную им от кого-то из шоферов. И еще он принес ненавязчивый, но ни с чем не сравнимый запах дороги, и все в душе Черного Саата успокоилось, волнение улеглось, и впервые с начала дела родилась уверенность в том, что им удастся задуманное.

Железнодорожный вокзал в летнем волжском городе напомнил афганцам, что Россия ведет войну. Очереди, суета, ругань, чемоданы. Беженцы. Но от идеи плыть до Самары или даже до Новгорода по Волге, как советовали местные, Саат отказался, испытывая недоверие к стихии воды. Свои люди знали, как миновать вокзальные темные толпы, и решили проблему деньгами, так что уже вскоре четверо горских евреев садились в купейный вагон поезда Астрахань – Волгоград – Москва. В тамбурах неистово курили, и вместе с едким запахом до купе долетали обрывки слов непонятной песенки про Ахтубу и про то, что

Плыл кораблик по реке,Кончалась практика.

Что-то и впрямь заканчивалось. Это становилось пронзительно ясно при взгляде сквозь толстое, в разводах, стекло, за забрызганную чаем, когда-то, наверное, белую занавеску с выгоревшей красной полоской. Там, за окном, все настойчивее пробивалась желтым да бурым осень, а сверху, издалека, будто назло, небо затягивало землю серым. Моисей-Пустынник, впитывая глазами эту серую ртуть, говорил Мухаммеду-Профессору, что стоит представить себя суденышком, плывущим по сосудам человеческим, от кожи к сердцу, и жизнь откроется так, как этому железному змею-поезду: сперва пустыня, пустыня, брызжет солнце, кажется, всюду лето ломает сухую кожу земли, а чем ближе к главной мышце, тем больше осень заметна, темная и плывучая, что венозная кровь. Заметно, как подобно устроен мир и как все едино – что с изнанки человеческой, что внутри. Профессор согласно качал бородой. Кончался август.

2000 год. Чечня

Засада

После того как Пустынник отправился в путь, Азамат и Темирбулат извлекли из тайника свою «спецтехнику», вооружились крепкими, похоже, даже не фальшивыми документами на сотрудников Гантемировской милиции, полученными от Большого Ингуша, и на им же обеспеченном милицейском вертолете быстро, с ветерком, можно сказать, самими врагами были доставлены прямиком под Грозный. Там они отправились к полевому командиру Аргоеву, при котором начальником штаба состоял хорошо знакомый Одноглазому Джудде пакистанец Сура.

Чеченцы радовались, что вот-вот окажутся у своих, весело тащили тяжелый груз в гору. Однако возле схрона, где они должны были оставить установку лазерного наведения и генератор для мощного радиопередатчика, неожиданно нарвались на засаду. «ОМОН!» – успел крикнуть шедший первым зоркий Азамат и перекатился в сторону, укрывшись от первых пуль увесистым, набитым металлом рюкзаком. Пчелки, густо прожужжав, стайкой вбуравились в мякоть металла и улетели в сторону. Темирбулату чей-то подарок сорвал коленную чашечку, он плюхнулся наземь. Сверху его придавила рация. В этом положении он вытянул из кармана рюкзака гранату, сдернул чеку и наудачу бросил вверх.

Руса удивило, что омоновцы ругаются на родном чеченском языке, но думать об этом было некогда – Азамат метнулся к нему и постарался оттащить за большой камень. Этого времени Темирбулату хватило, чтобы кинуть еще одну гранату. Боли он не ощущал, в нем только и осталось, что изумление от звучащих в ушах, с детства ему понятных криков. Резких, как хлопки крыльев бьющейся в петле крупной пойманной птицы. Изумление и радость испытывал Темирбулат от того, что ключ к вратам, ведущим к Аллаху, оказался не в чужих, русских, а в чьих-то родных руках.

Азамат укрылся за камнем, привалив к нему по бокам рюкзаки. Рассчитывать было не на что, но он решил отбиваться до конца. То, что засада оказалась чеченской, его не вдохновило – он слышал уже, что изменники Гантемирова, если уж решались, шакалы, напасть исподтишка, догрызали насмерть, боясь огласки. Но откуда, откуда они здесь взялись? Человек Большого Ингуша заверил, что эта тропа чистая, спокойная, здесь меж русскими и чеченцами пролегает негласная нейтральная «торговая зона». И еще Азамат подумал, что можно обмануть нападавших, прикинуться своим, кинуть им гантемировские милицейские ксивы, а потом зарезать этих чертей по одному или взорвать скопом доброй гранатой. Но тяжелое чувство родилось в груди, и оно говорило чеченцу, что не помогут ему эти бумаги, что подставили его свои же. По-крупному подставили свои Азамата. Ох, неспроста столь дорого стоили паспорта для старика Пустынника. Дорого.

Он вел бой скупо, сосредоточенно. Отстреливался и приберегал гранаты до момента, когда шакалы не вытерпят и побегут на штурм, – если они ждали в засаде Аргоева, то он в любой момент мог ударить им в спину с гор. Это было бы здорово, но Азамат не испытывал азарта. Время от времени его взгляд останавливался на прозрачных глазах напарника, лежавшего на спине бездвижно, безмолвно, но пока живого и державшего на линии автоматного огня худой Азаматов тыл. Однако Аргоев не пришел. Аргоев еще ночью ушел в верхний лагерь – разведчики Суры сообщили, что русские готовят большую зачистку и что русский спецназ, замаскированный под чеченцев, малыми группами обкладывает нижние лагеря и схроны. По настоянию начальника штаба Аргоев снялся в горы, выслав навстречу русским хитрецам отряд опытных «истребителей». На них-то и наткнулись Азамат с Темирбулатом.