«Качай маятник»! Особист из будущего (сборник)

убитых немцев, посеченных осколками. Больше никого не было.

Кашляя от удушливой смеси пыли и сгоревшего тротила, я быстро осмотрел блиндаж, нашел офицерский планшет с картами, перекинул его через плечо и выскочил наружу. Мне казалось, что я задыхаюсь, глаза слезились. Натуральная газовая камера!

У блиндажей артиллеристов стрельба начала стихать. Что там у парней?

– Кукин, стереги немца, и еще – вытащи его мундир и сапоги.

Сказал я это не из человеколюбия. Белое исподнее в ночи видно далеко, а без сапог немец быстро ноги собьет, идти не сможет, на себе его нести – темп замедлить. Мы же и так много времени потеряли, надо спешить.

Я помчался к блиндажам, окруженным бойцами, издалека крикнув:

– Я свой!

Здесь уже все было кончено. Вся группа «окруженцев» стояла перед блиндажами, оживленно обсуждая штурм батареи.

– Как у вас?

Ко мне шагнул их командир. Я узнал его по голосу. Был он высок и худ.

– Майор Меркурьев.

– Командир взвода дивизионных разведчиков старший сержант Колесников, – представился я.

Меркурьев крякнул досадливо. Получается, он сержанту подчинялся, а я майором командовал. Не по чину, но ситуация заставила.

– Товарищ майор, потери у вас есть?

– Двое убитых.

Я осмотрелся. Салов здесь, Кукина я с пленным офицером оставил. Где Семенюк?

Я побежал к гаубицам. У крайнего орудия мне открылось страшное зрелище. Семенюк и часовой лежали, сцепившись друг с другом в смертельной схватке. В руке Семенюка была зажата финка, часовой сжимал рукой штык, наполовину вошедший в грудь разведчику. Под ними растеклась лужа крови. Оба были мертвы.

«Эх, Семенюк, Семенюк, видно, выдал ты себя в последний момент, часовой успел штык из ножен выдернуть. Что же ты не выстрелил?» Этого мы теперь никогда не узнаем.

Я уже хотел было назад вернуться, да пришла в голову мысль немцам всерьез подгадить. Я снял с гаубиц замки и зашвырнул их в чащу – подальше. Без замка, или, иначе говоря, затвора, орудие стрелять не сможет.

Бегом я бросился к блиндажам немецких артиллеристов.

Салов крутился здесь, ожидая меня. Сжав зубы, я поведал о трагедии с Семенюком. Скорбеть о погибшем разведчике было некогда – ночь стремительно сокращалась.

– Салов – быстро к Кукину. Там, – я показал рукой направление, – тропинку увидишь – к офицерскому блиндажу. Оденьте, обуйте немца – и сюда.

– Понял, командир. – Салов исчез.

– Ну, старший сержант, что дальше делать думаешь? – подал голос подошедший майор.

– К своим возвращаться. Вы с нами?

– Обязательно.

– Тогда поторопиться надо, чтобы затемно успеть.

– За нами дело не станет, командуй.

Салов и Кукин привели пленного. Они уже натянули на него френч и сапоги и снова связали ему руки за спиной. Теперь надо успеть к передовой затемно. Придется бежать!

– Вперед! Бегом!

Первое время мы и бежали. Я хорошо помнил маршрут. Километра полтора немцев не было, потому опасаться встречи с ними не приходилось. Пленный сдерживал – все-таки бежать со связанными руками неудобно. С боков его подстраховывали Салов и Кукин, берегли: теперь этот немец был для нас дорог.

Потом перешли на шаг, перевели дыхание. А уж дальше шли осторожно, цепочкой. Вдалеке, за лесом, уже были видны отблески осветительных ракет – в полукилометре начиналась передовая.

– Товарищ майор, теперь пусть они попрыгают, – я указал на «окруженцев».

– А сплясать тебе не надо? – обозлился майор.

– Ты возьми в толк, майор. Будем к передовой подходить – тишина нужна. Звякнут неосторожно – маму позвать не успеете. Вам оно надо?

Скрепя сердце майор велел своим попрыгать. Твою мать! Каждый звякал железом.

– Все лишнее, за исключением оружия, бросить, автоматы – за спину, магазины – в сапоги, – скомандовал я.

Послушались. Потом попрыгали снова. Порядок!

– Так, теперь за мной – ползком, цепочкой. И – никаких разговоров! Делать то, что делает боец перед вами.

Я опустился на землю и пополз. За мной – Салов и Кукин с немцем. Ему заткнули рот, чтобы не позвал на помощь. А уж дальше пыхтели «окруженцы».

Мы благополучно миновали вторую линию траншеи. Впереди показалась передовая – самый сложный этап. Ракетчики ракетами освещают местность, пулеметчики не дремлют. Группа большая, засекут ее, если не будут соблюдать осторожность. А вот с этим как раз проблема. Опыта у бойцов мало. Злости на немцев за глаза – повоевали уже. Но тихо ползти, неподвижно замирая при каждой взлетающей осветительной ракете – вот этого опыта у них не было.

Как быть? Уж очень хотелось и немца живым притащить, и «окруженцам» помочь до своих добраться.

Я отполз назад к майору и почти приник к его уху:

– Впереди – линия соприкосновения войск. Всем не пройти. Давай так поступим, майор. Мы с немцем и группой разведки уходим. Доберемся до своих, устроим стрельбу, немцев отвлечем. А ты со своими, как трам-тарарам начнется, захвати вон тот дзот с тыла. Видишь его?

Майор приподнял голову, обвел глазами пространство перед собой:

– Вижу.

– Он для вас сейчас опаснее всего. А потом уже уходите. Бежать не надо – только ползком, так людей сохранишь. Других вариантов я не вижу.

Майор задумался на секунду:

– Я тоже.

– Договорились.

Мы подползли к траншее. Салов заглянул в нее и махнул рукой. В мгновение ока мы перемахнули через траншею. Пленный офицер не сопротивлялся, сам видел – передовая. Начнется стрельба – ему тоже не поздоровится. Мы поползли. Сами работали локтями и немца тащили.

Раздался хлопок ракетницы. Нейтралку залило мертвенно-белым светом. Все застыли в неподвижности. Ракета погасла, и мы поползли снова. Так замирали еще раза два. Вот-вот появятся наши окопы.

Наконец впереди раздалось:

– Стой, кто идет? Пароль!

– Свои, разведка.

Я назвал пароль. Мы спрыгнули в траншею и стащили туда же немца.

– О, пленного взяли? Молодцы!

Командир роты стоял рядом. Как мог четче, я доложил ему об «окруженцах». Он понял меня сразу:

– Подождите, я сейчас.

Командир ушел и вскоре вернулся.

Сзади нас захлопали наши минометы. На немецких позициях рвануло четыре взрыва. И тут ударили наши пулеметы.

Немцы открыли ответную стрельбу. Елки-палки, да как же «окруженцы» нейтралку смогут пересечь?

Я в нетерпении высунул голову, высматривая группу майора. Но ничего не было видно, только вспышки выстрелов на немецкой передовой. И вдруг неожиданно для меня впереди окопов раздался голос:

– Сержант, ты здесь?

– Здесь, здесь я – ползите на голос.

В траншею свалился майор, и следом – бойцы его группы. Механически я пересчитал: «Восемь».

– Все, больше никого не будет. – Майор вытер рукавом гимнастерки пот со лба. – Двое у дзота остались, двое на нейтралке лежат.