Качели судьбы

…Как сон прошли два месяца. Айрин вставала рано, садилась за книги и сдавала экзамены, почти все на «отлично». Айрин грезила безграничной славой и властью свободной магини; бредовыми видениями мелькали дворцовые перевороты, убийства императора, отравление отца, триумф и кровавые казни. Она знала, что как только она получит диплом магини, будут сняты ограничивающие ее магию и волю печати рода и университета и в тот же момент наденут на нее браслет супруги и станет она бесправной рабой в покоях нелюбимого мужа. Надо бежать. Но как? Без поддержки рода или гильдии она ничто и никто, существо, вещь, которую можно изнасиловать, убить, продать в стасисную лавку для чьей-нибудь частной коллекции или, если узнают, что она носительница Древней крови, запереть в спальне для размножения и никто и слова в ее поддержку не скажет. Сколько раз она сама проходила мимо таких отребьев общества с содроганием и омерзением. Куда бежать? С ужасом оглядывалась Айрин на эти бешеные взрывы своей фантазии — это она только что это подумала? Не верится! С унынием и страхом внимали она этому нереальному бреду. Или это не такой уж и бред? Ужас! Вымысел! А может возможность?

* * *

— Держи огонь! Держи, болван! — Милард Гарридан в бешенстве, — баронет твою мать Заррот де Сейран! Стыдно! И это лучший в потоке выпускников! Джеймс Вайт, ваша очередь! Огонь на два-ноль-зетта заклинание — поше-е-ел! Давай!

Гарри нельзя было назвать лучшим из учителей. Он отличается вспыльчивым, нетерпеливым нравом, особенно когда приближалось время еды. Он частенько сердился, ворчал, а чаще всего рычал, возмущаясь непонятливостью студентов. Он нередко принимался ругать ребят огневиков за ошибки прежде, чем они понимали, что совершили их.

Девушки выпускницы уютно устроились на травке неподалеку, с интересом смотрят, как герцог легко справляется с потоком огня и с группой изнуренных студентов:

— Красавец!

— Да-а-а. Мечта!

— Смотрите, даже не запыхался, вон у нашего Джеймса руки дрожат от усталости, а учитель как будто только что с банкета.

— И чего это он здесь торчит, — лукаво смотря на Айрин, спросила Зои, — ведь раньше здесь появлялся только раз в год, на выпускном балу, а теперь третий месяц не вылезает из захудалой Евронии, и ради кого это он здесь? Ради той, у кого еще не было никого…

— Влюбился, — негромко проговорила Лиззи, продолжая глядеть на миларда близорукими, грустными, точно нарисованными глазами, — сразу вижу. Вот скука. «Вот сучка, — подумала она про себя, — невинная овечка, ненавижу тебя! Тебе все, а нам, безродненьким — ничего»

Лиззи внимательно наблюдала за Айрин. Сегодня та была еще прекрасней, а значит, и более опасной, ибо красота ее была необычной. Прекрасный цвет лица, чистая и гладкая кожа, маленький, аккуратный носик. Глаза — словно ярко синие драгоценные камни. Гарри был первым у Лиззи, ей тогда было тринадцать, глупенькая наивная соплюха и такой знаменитый маг, она заскрежетала зубами, вспоминая, как он взял ее, оперев о стенку, как больно ей было.

Ей захотелось горько заплакать о том, что Гарридан прижал ее тогда в каком-то грязном углу, задрал платье и там, не зная, не любя, не чувствуя ничего, что было у нее близкого и родного, омерзительно и не спеша овладел ею так, будто она была куклой, розовой куклой, выставленной в магазине мод. Он даже не потрудился снять свои брюки!

А потом, когда она посмела сказать ему о их совместном будущем, засмеялся:

— Радуйся шлюшка, я сделал самую грязную работу, ты теперь открыта для всех самцов. Вошь неблагодарная! Вон Саблот следующий в очереди, ублажи его:

И не успела она пикнуть, как в темный угол пришел ужасный Саблот…И она ублажала и ублажала…

— Он точно в тебя влюбился, уж я то знаю! — Повторила Лиззи. — Это твой шанс! Айрин, не отказывай ему, представляю, какой он сказочный любовник. «Я обязательно подложу эту чистенькую дуреху под него, под всех них, а потом буду вытирать ей сопли…»

Девчонки захихикали, Айрин густо покраснела, хотя, приятно конечно, неужели и вправду из-за нее? Может Лиззи права, все-таки она ее лучшая подруга. Сердце сладко замерло. Может он сможет спасти ее от ненавистного жениха, может он украдет ее, сделает своей, любимой и единственной.

— Гарри, о мой милый! Иди же сюда! Я здесь, любовь моя, наконец мы будем вместе! — Внезапный пронзительный крик остановил урок по управление огненной стихией. Лекция проходила на открытом воздухе, вокруг миларда Карридана собрались напряженные выпускники, затаив дыхание, ловят каждое слово прославленного мага, который согласился наконец дать им урок.

Театральным жестом красивая женщина приложила ладонь к сердцу. Она была в изящных туфлях на высоком каблуке. Похоже, они были сделаны из крокодиловой кожи, выкрашенной в ядовито-зеленый цвет, от какого открестился бы любой уважающий себя крокодил. Блестящие, они явно не годились для походов по боевым полигонам. Расфуфыренная как павлин, она была здесь, на боевом полигоне, совершенно не к месту, особенно в этой затейливой, красной, как пожарный сигнал, шляпе с двумя пышными фазаньими перьями, колыхавшимися от малейшего движения. Не ровен час — студенты подстрелят такую дичь; он бы не удивился. И поделом будет, подумал Инатоль. Он как раз только что шептал миларду экстренное сообщение от наставника Булки.

Все звуки на полигоне разом затихли. Наступило напряженное, словно натянутая струна, молчание. Собравшиеся как будто стали свидетелями появления какого-то удивительного призрака. И конечно, каждый хотел узреть чудо первым. Чудо унижения надменного миларда Гарри.

— Герцогиня! Констанция! — Чуть напряженным голосом сказал Гарри, всем, даже не знавшим мужчину хорошо, было очевидно, что эта встреча ему неприятна. — Что ты здесь делаешь, дорогая? Тебе здесь, на боевом полигоне не место, здесь опасно. — Гарри был безупречно вежлив.

— Ай, ты переживаешь за меня! — Неимоверно яркая и красивая женщина подпорхнула к Гарри, поцеловала его, неподвижного, в губы. — Я пришла к тебе! — Весь полигон, затаив дыхание, ловит каждое слово. Милард злобно и тоскливо переглянулся с Зедом, своим другом и помощником: — После той ночи, когда ты обещал мне себя навеки и я отдалась, сломленная жаром твоей любви, я… я потеряла себя. — Герцогиня сложила руки перед собой, как бы умоляя. — Я убеждала себя в том, что должна смирился с необходимостью оставить нашу любовь, даже зная как ты страдаешь! — Гарри недовольно поморщился, столкнулся глазами с Айрин, восторженно слушающей горячие признание Констанции, смущенно потер кончик носа, на возвышенном «ты страдаешь!» — хмыкнул:

— Дорогая моя, не здесь, давай отойдем в сторонку… — Взял герцогиню под руку, чуть не насильно стараясь увести ее от любопытной публики. — Зед! — Крикнул Гарри куратору старшекурсников, — Продолжи урок, я скоро вернусь… — Чуть не волоком потащил герцогиню прочь:

— Но на самом деле мне становилось худо от одной только мысли, что я могу стать причиной нашего несчастья. — Продолжала маленькая герцогиня на ходу. — Я поняла, мы любим друг друга и созданы быть вместе…

— Да, да, конечно созданы, пойдем, дорогая, — повторял Гарри, ускоряя свое отступление с полигона, стараясь игнорировать смешки студентов. — Пойдем, поговорим…

— Я тебе все объясню, я так страдала, ты мой огонь, моя страсть, люби меня!

— Пойдем, пойдем…

Наконец они вышли из университета.

— Извозчик! — Остановил Гарри проезжающий экипаж. — В особняк. — Не было необходимости представляться, миларда знали в лицо.

— Я все помню, как ты обещал быть моим навечно! Обещал открыть передо мной двери рая! Да! Я горю, горю! — Герцогиня тяжело дышала, — возьми меня, любовь моя, я твоя!

— Я рад, как я рад, но не здесь же, мы уже почти приехали… — Прошептал Гарри, пытаясь остановить попытки Констанции раздеть себя. Она начала громко постанывать.