Качели. Конфликт элит - или развал России?

Есть управленцы. И есть то, чем они управляют. Предположим, что они управляют Россией. Россия как объект, которым они управляют, делится на миллионы частностей. И каждый отдельный управленец осуществляет управление одной из этих частностей. Но кто управляет целым? И можно ли собрать целое из этих частностей? Мне скажут, что целым управляет президент России, который отвечает за все. Но президент России не суперкомьютер и не Солярис. Он человек. Так кто же отвечает за целое?

Чтобы ответить на подобный вопрос, надо мучительным для многих образом расчленить неправомочно сросшиеся понятия «управление» и «власть». Управление начинается там, где происходит дифференциация. Власть начинается там, где происходит интеграция.

Итак, управленец (чиновник, бюрократ, технократ) отвечает административно, то есть ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНО. Власть же в целом («класс»), а также представители класса, отвечают политически, то есть ИНТЕГРАЛЬНО. Хотелось бы, чтобы осталось место и для высшей ответственности — метафизической, экзистенциальной, исторической, моральной, социальной. Но политическая ответственность для класса неотменяема ни в каком случае.

Видите ли, «за культуру отвечает министр культуры, а за информацию — министр информации. Конкретный же работник, занятый безопасностью, отвечает только за порученный ему сектор работы»…

Знаете, как классики это называли? «Формально правильно, а по существу издевательство».

«В ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНОМ плане все правильно, — скажем мы в ответ на такие, по сути своей глубоко чиновные, рассуждения об ответственности. — А в ИНТЕГРАЛЬНОМ (то есть политическом) плане это абсолютная чушь».

Между тем, для того, чтобы «чекизм» существовал как политическое явление (кого он интересует в любом другом смысле?), он должен выйти за ДИФФЕРЕНЦИАЛЬНЫЕ РАМКИ. За рамки отчуждения как такового. Выйти в совсем другое пространство, туда, где находятся по-настоящему серьезные целостности: История… Класс… Судьба… Страна… Элита… Народ… Наконец, ИГРА… Так дозрел ли «чекизм» до того преодоления отчуждения, без которого властный субъект невозможен? И как получить ответ на такой вопрос?

Пока адресат подобного вопрошания мучается («чи дозревать, чи ни»), стремительно нарастает не только историческая ответственность. Нарастает еще и вызов Игры.

«Ты звал меня на ужин? — спрашивает Командор в «Каменном госте». — Я пришел».

«Вы хотели открыться, войти в наш мир? — говорят представителям нашей элиты изощренные международные субъекты, ведущие Большую Игру. — Входите, милости просим! Вы в наш мир… если сможете… МЫ ЖЕ — В ВАШ "НАИВНЯК"».

Как я отношусь к поиску конкретных связей между конкретным работником, участвующем в конкретном конфликте (мелком, «мебельном», или даже более крупном), и игровыми сущностями (всякими там «триадами», «якудзами», «драконами», «медельинами», «кали» или еще более крупными сущностями)? Как к полной и стопроцентной конспирологической галиматье. Я могу эту галиматью анализировать в качестве информационных мифов. Но я никоим образом не солидаризируюсь с подобной конспирологической дурью.

Конкретный работник может быть абсолютно честен. И абсолютно детерминирован в плане своих мотиваций какой-нибудь позитивной задачей или просто выполнением должностных обязанностей.

Но это не значит, что рядом с ним не вьется Игра. Нельзя бросаться из крайности в крайность. И противопоставлять конспирологическим мифам — описания, взятые взаймы из фильмов эпохи развитого социализма.

Ты можешь быть абсолютно чужд Игре и совершенно не заниматься ею. НО ЭТО НЕ ЗНАЧИТ, ЧТО ИГРА НЕ БУДЕТ ЗАНИМАТЬСЯ ТОБОЙ… БУДЕТ, БУДЕТ! ОНА БУДЕТ ВРЫВАТЬСЯ ВНУТРЬ ТВОЕЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И МОТИВАЦИИ, ТРАНСФОРМИРОВАТЬ ВСЕ НА СВЕТЕ — СМЫСЛЫ, ЛОГИКУ, СОЦИАЛЬНЫЕ РОЛИ.

Большая Игра использует любой элитный конфликт, в том числе те, которые я подробно анализирую. ИСПОЛЬЗУЕТ! Кто только об этом не писал! Гессе и Борхес, Бжезинский и Киплинг (Great Game в романе «Ким» и других романах), теоретики Франкфуртской школы и постмодернисты, специалисты по оргоружию и управляемому хаосу…

Это неотменяемый фатум Игры.

Мы открылись и уже не закроемся. Игра приобретает все более масштабный и зловещий характер. Не играть нельзя. Можно только проигрывать Игру или выигрывать.

Таков масштаб вызова. Ощущает ли это сегодняшний властный класс (он же — элитный субъект)?

Прежде всего, мы должны понять — класс ли это? Субъект ли это, пусть даже и находящийся в становлении? Наличествует ли хотя бы мощное «социальное тело» как предпосылка субъектности? Или же все это рассыпается подобно всем другим социальным общностям?

Нужно не осуждать и не прославлять пресловутый «чекизм», а тестировать. Нужны тесты на властную (макросоциальную и политическую) состоятельность. Если класс созрел (или созревает), то он хотя бы воспротивится саморазрастающейся войне в собственных рядах (в которой борются уже и не ведомства даже, а начальники управлений со своими замами).

Понять социальную природу явления, называемого «чекизм», — наш интеллектуальный и гражданский долг. А может, и нет никакого макроявления, а есть только диффузный шлейф, порожденный кометой под названием «Путин»?

Но даже если это только диффузный шлейф (а я-то так не считаю), почему вокруг него кипят такие страсти? В чем Игра? И чья это Игра? Кто-то конструирует врага для того, чтобы… чтобы что? Чтобы не дать стране выкарабкаться, отсекая ее от неких, может, и не симпатичных, но мобилизационных альтернатив? Ведь уже отсекали так страну от определенных альтернатив в 1986–1987 годах, дискредитируя номенклатуру и проклиная «сталинщину». «Чекизм» — это «сталинщина-2»? А все мы герои романа «Двадцать лет спустя»?

В предыдущей части романа главными героями были не отдельные лица, а социальные и психологические качества. НАИВНОСТЬ… СОН НА БЕГУ…

Во сне элита проиграла империю. По наивности общество подыграло тем, кто страстно жаждал этого проигрыша.

Повторения не должно быть! Вот в чем нерв этого моего сочинения.

Здесь у нас туманы и дожди, Здесь у нас холодные рассветы.

Здесь на неизведанном пути

Ждут замысловатые сюжеты…

Сюжеты, которые я буду дальше описывать, сами по себе, может, и не очень замысловатые. Но Игра их заколдовывает, присваивает им иное — очень замысловатое — качество.

И нам надо научиться это качество понимать. Если мы хотим, чтобы рассветы и дожди были не только «здесь», но и «у нас»… Чтобы эта самая «надежда — мой компас земной» не оказалась лишь наивной прелестной затравкой к знаменитому «оставь надежду, всяк сюда входящий».

Кому-то эти многомерные игры по саморазвивающимся нелинейным стохастическим правилам интересны сами по себе. А кому-то просто жаль всех этих «туманов», «дождей» и «рассветов». А также всего остального. И неужели же у нормальных мужиков, живших не за тридевять земель, а здесь, на нашей земле, певших про эти туманы, дожди и рассветы, шедших по трудному (и в целом все-таки воинскому) пути — НЕТ ДАЖЕ ЭТОГО ЭЛЕМЕНТАРНОГО ЧУВСТВА ЖАЛОСТИ? А также того, что может переплавить это чувство в волю к победе? Ведь побеждали же…

Хищники оживляются, почувствовав запах крови. Самые разные хищники. Как обыкновенные (например, акулы), так и метафизические (зачем иначе приносятся кровавые жертвы?). А есть еще и хищники социальные. Не зря ведь говорили — «акулы империализма».

Запах элитного конфликта как запах крови. На солнечной полянке в очаровательном лесу — две березки. К ним привязаны веревки. На веревках дощечка… КАЧЕЛИ. Но вот подул ветер. Качели закачались, и все изменилось. Зловеще изменился сам лес. Березки превратились в ядовитые тропические деревья. Все оказалось заполнено какими-то хищниками. Все завыло. А на вой откликнулся ветер. Качели закачались сильнее. И все еще больше преобразилось. Стало еще более зловещим и незнакомым. Вот что такое КАЧЕЛИ. И вот что такое Игра, спешащая на их зов.