Кадавр. Как тело после смерти служит науке

Мэтт все еще занят установкой оборудования, а Дебора своими датчиками. Обычно датчики ускорения ввинчивают на необходимые позиции, но если ввинтить их в кость, она треснет и будет легче разламываться при ударе. Поэтому Дебора прочно прикручивает их с помощью проволоки, а затем подкладывает под нее тонкие деревянные клинья, чтобы закрепить еще надежнее. Когда работает, она кладет кусачки для резки проволоки в руку трупа, как будто это рука хирургической сестры. Это еще одна возможность для него оказаться полезным.

Включено радио, мы трое разговариваем между собой, так что создается ощущение домашнего вечера. Я ловлю себя на мысли, что хорошо, что у UM006 есть компания. Наверное, очень одиноко быть просто телом. Здесь, в лаборатории, он часть чего-то, часть группы, центр всеобщего внимания. Конечно, это глупые мысли, поскольку UM006 — всего лишь масса тканей и костей, которая ощущает одиночество не больше, чем прикосновение пальцев Деборы, ощупывающей его тело вокруг лопатки. Но в этот момент я так чувствую.

Сейчас уже девять часов. От UM006 начинает не сильно, но отчетливо исходить запах мясного магазина в жаркий день. «Как долго, — спрашиваю я, — он может находиться при комнатной температуре, пока не начнет… — Дебора ждет, что я закончу свой вопрос. — …изменяться». Она отвечает, что, возможно, полдня. Она выглядит несколько озабоченной. Узлы недостаточно прочные, и суперклей уже не клеит. Кажется, ночь будет долгой.

Джон Каваног звонит сверху, чтобы сообщить, что нам привезли пиццу. Мы трое — Дебора, Мэтт и я — оставляем мертвого мужчину одного. Это выглядит не слишком вежливо.

Поднимаясь по лестнице, я спрашиваю Дебору, почему она выбрала именно такой способ зарабатывать себе на жизнь. «О, я всегда хотела проводить исследования на трупах», — отвечает она с таким видом, с каким люди говорят, что всю жизнь мечтали стать археологами или жить у моря.

«Джон так психовал! Никто не хотел работать с трупами». В своем офисе она достает из ящика стола флакон духов «Хэппи». «Так я пахну чем-то еще», — объясняет она. Дебора пообещала мне дать прочесть несколько статей, и, пока она их разыскивает, я смотрю на стопку фотографий на ее столе. И вдруг, очень быстро, я перестаю смотреть. На фотографиях крупным планом запечатлены результаты вскрытия плеча предыдущего трупа: мясного цвета рассеченная кожа. Мэтт смотрит на фотографии: «Разве это не снимки из отпуска, а, Деб?»

В половине двенадцатого остается только усадить UM006 в положение водителя автомобиля. Он оседает и склоняется набок, вроде парня в соседнем с вами кресле в самолете, который заснул и наклонился к вашему плечу.

Джон Каваног берет труп за лодыжки и толкает назад, пытаясь ровно усадить в кресле. Но, когда он делает шаг назад, труп опять сползает. Джон подталкивает его вновь. В этот раз он удерживает его, пока Мэтт обвязывает колени UM006 и всю окружность сиденья клейкой лентой.

«Положение головы неправильное, — говорит Джон. — Голова должна быть направлена ровно вперед». Опять клейкая лента. По радио исполняют романс «Вот что мне нравится в тебе».

«Он опять осел».

«Попробуем лебедку?» Дебора продевает под руки трупа ремень и нажимает кнопку, которая запускает лебедку, подвешенную к потолку. Труп вздрагивает и медленно повисает на ней, как комики из Borscht Belt [28] . Он слегка приподнимается на сиденье, а затем медленно опускается назад, принимая нужное положение. «Хорошо. Отлично», — говорит Джон.

Все отходят назад. Чувство юмора у UM006 сейчас, как у клоуна на арене. Он ждет удара, потом второго удара, потом упадет. Приходится смеяться из-за абсурдности сцены и накопившейся усталости. Дебора закладывает за спину трупа несколько кусков пенопласта, что кажется частью трюка.

28

Borscht Belt — популярное место летнего отдыха еврейского населения Нью-Йорка. — Примеч. пер.

Мэтт в последний раз проверяет готовность оборудования. Радио — я не сочиняю — исполняет «Попади в меня самым метким выстрелом». Проходит еще пять минут. Мэтт запускает поршень. Раздается громкий звук, хотя сам удар происходит беззвучно. UM006 падает. Не как злодей в голливудском фильме, а скорее, как перекошенный мешок с бельем. Он падает на пенопластовую прокладку, которая была предусмотрена для этой цели. Джон и Дебора подходят, чтобы его осмотреть. Вот так. Никакого визга тормозов и скрежета металла, и поэтому кажется, что удар не может причинить вреда или беспокойства. Контролируемый и запланированный удар уже не трагедия, теперь это наука в чистом виде.

Родственники UM006 ничего не знают о том, что происходит с ним сегодня вечером. Они знают только, что он завещал свое тело для образовательных или исследовательских целей. Родственникам не сообщают по нескольким причинам. В тот момент, когда сам человек или его семья решают передать тело для научных исследований, никто не знает, как это тело будет использовано и даже в каком университете. Тело отправляют в морг того университета, которому оно было завещано, но может быть перевезено с одного медицинского факультета на другой, как в случае UM006.

Семья может узнать о судьбе тела близкого человека от самих исследователей после того, как оформляются документы о поступлении тела (или частей тела), но до начала экспериментов. Теперь, после проведения слушаний в Палате представителей, такая практика существует.

Исследователи, занимающиеся безопасностью движения и получившие финансовую поддержку от NHTSA, но не указавшие четко, что в их исследованиях могут использоваться пожертвованные тела, обязаны до проведения экспериментов войти в контакт с семьей покойного. По словам руководителя Биомеханического исследовательского центра NHTSA Рольфа Эппингера, семьи редко высказывают протест.

Я беседовала с Майком Уолшем, который работал с одним из основных подрядчиков NHTSA — с корпорацией Calspain. Уолш лично приглашал членов семьей покойных для встречи, как только тела прибывали в лабораторию, то есть через день или два после смерти, поскольку не подвергшиеся бальзамированию тела сохраняются недолго. Уолш был руководителем проекта и, кажется, мог бы поручать такую не очень приятную работу кому-то еще. Но он предпочитал встречаться с родственниками покойных лично. Он подробно сообщал им, как и зачем будет использоваться тело близкого им человека. «Им объясняли суть всей программы. В некоторых случаях это было изучение последствий удара в модельной системе, в других — последствий аварий с участием пешехода [29] , в третьих — изучение последствий аварий в полноразмерных автомобилях для краш-тестов». Безусловно, у Уолша был талант. Из сорока двух семей, с которыми он беседовал, только две воспротивились использованию тел, причем не из-за специфического характера исследований, а потому что ранее они предполагали, что тело будет отдано для пересадки органов.

29

Цитирую материалы конференции по автомобильным краш-тестам: «Автомобили редко переезжают пешеходов, они их подбрасывают». Обычно происходит следующее: бампер ударяет по голени, а передняя часть капота — по бедру, сбивая человека с ног, так что ноги взлетают над головой. Потом пешеход приземляется, ударяясь головой или грудью о капот или лобовое стекло. В зависимости от силы удара его может подбросить еще раз, так что он стукнется о крышу автомобиля, а оттуда сползет на мостовую. Или он может остаться лежать на капоте с головой, расплющенной о лобовое стекло. Обычно после этого водитель автомобиля вызывает скорую помощь. Если только за рулем не находится кто-то вроде медсестры Чент Мэллард из клиники Fort Worth, которая продолжала ехать с человеком на капоте, вернулась к себе домой и якобы даже поставила машину в гараж, бросив человека истекать кровью на лобовом стекле. Это произошло в октябре 2001 г. Мэллард была арестована по обвинению в убийстве. — Примеч. авт.

Я спросила Уолша о том, выражали ли родственники желание ознакомиться с результатами исследований после их публикации. Он ответил, что нет. «У нас создалось впечатление, что мы сообщали людям даже больше информации, чем они хотели получить».

Чтобы избежать возможной негативной реакции семей усопших и общественности, исследователи и преподаватели анатомии в Великобритании используют отдельные части тел или патологоанатомических образцов (то есть забальзамированных фрагментов тел) вместо целых трупов. Тут приходится учитывать влияние английских анти-вивисекционистов (они же защитники прав животных), которые так же активны, как американские, однако выступают по значительно более широкому кругу вопросов, часто, на мой взгляд, довольно бессмысленных. Приведу пример: в 1916 г. группа защитников прав животных подала петицию против действия Британской ассоциации предпринимателей в защиту лошадей, запряженных в катафалки, с требованием запретить украшать головы лошадей перьями.