Кадеты
Шрифт:
Обмениваемся с отцом Сергием обычным рукопожатием. Хоть какое-то разнообразие, а то я ожидал и этот Михаилом окажется.
Отец Сергий оказался всего лишь диаконом. И хотя со временем был напряг в предверии праздника, довольно долго с нами обсуждал всю эту интересную историю. Он согласился с предположением отца, что иконы вполне могут быть написаны одним иконописцем и в одно время. Книги, в которых указаны точные даты всех событий со дня основания собора, сохранились. Но искать в них нужные записи долгое дело и в ближайшие дни никто этим заниматься не будет. Отец Сергий привлек к обсуждению еще двоих священников, в ходе диспута они немного поспорили, но пришли к общему мнению: иконы из Луганска привезли летом 1929 года, предположительно в июле, а в сентябре неизвестный мужчина
– Возможно небольшое отклонение, например конец июля или начало августа, – утверждает отец Василий, добродушный толстячок с рыжей бородкой. – Как только у меня появится свободное время я обязательно найду эту запись и сообщу вам.
Отец не понимает моей настойчивости с датой, его больше интересует возраст этой иконы. Но разрешения провести экспертизу ему точно никто не даст, даже дотронутся до иконы и то нельзя. Но все в один голос уверяют, что икона старая, лет сто пятьдесят это как минимум.
Обратно еду уже чуть веселее, месяц это допустимый для меня период, завтра же отправлюсь в проверочную вылазку в двадцать девятый год. Вяземскому должно быть 22–23 года, заодно узнаю, чем он занимался в это время.
– Эрика, тебя домой? – уточняет отец.
– Нет, я с Ромой! – потом шепчет мне на ухо. – Маме сказала я у Дианки. Ты же не возражаешь?
Я не возражаю, неизвестно будет ли у меня еще возможность переспать с мулаткой. А то, вдруг возвратившись, окажусь девочкой. Интересно, мне дали имя еще до того, как узнали пол, а если бы была девчонка? Романа? Ромуальда?
По приезду отключив телефон, уделил все вечернее и ночное время Эрике. Сто лет ведь никого не было! А если застряну там, то еще столько же не будет. В результате утром измотанный и невыспавшийся.
– Давай тебя перекрасим и прическу поменяем, – предлагает Эрика. – Тогда тебя не узнают и никуда ехать не придется. У меня подруга в салоне работает, могу записать.
– Думаешь? – с сомнением смотрю в зеркало. – Если сделать блондином, пожалуй может прокатить. А долго краситься?
Красили недолго, стрижку дольше делали. Осветлили и брови, предлагали даже интимную стрижку. Эрика сказала, что сама мне сделает «там» прическу. Себя я не узнал в результате. Осталось изменить голос для надежности, но это сложнее. Селина, подруга Эрики, посоветовала говорить чуть медленнее, растягивая слова. Потренировался, как по мне неплохо получается. Можно отправляться в «Хронограф»
– Не жди меня, после возвращения мы с тобой уже не будем знакомы, но я постараюсь добиться твоего расположения, – прощаюсь с Эрикой.
– Я бы тебя не отпустила, но мама это святое, – Эрика обнимает меня за шею. – Я обожаю белые каллы и розы, вообще всё белое. Это чтобы тебе легче было познакомиться со мною. Еще люблю испанские вина и морепродукты, от приглашения в испанский ресторан я не откажусь. А если предложишь слетать на каникулах в Барселону то я твоя!
– Тогда до встречи в будущем!
Менеджер в «Хронографе» та же самая. На лице отрепетированная улыбка, ни капли узнавания. Стараясь говорить как прибалт обсуждаю условия.
– Я вот в Луганске первый раз попробовал, мне понравилось. И персонаж интересный, хотел бы узнать, что с ним в дальнейшем произошло. У вас также есть тариф один к двадцати четырем?
– Да, разумеется, все наши филиалы работают одинаково. Ваш паспорт, пожалуйста и карту клиента!
– Ой, а паспорт я забыл! Разве карты недостаточно, мне далеко возвращаться и сегодня тогда уже не успею.
После недолгого сопротивления вопрос улажен, заказываю два часа в 1929 год. Двое суток будет вполне достаточно, чтобы разведать обстановку. Угадать с первого раза не надеюсь, зато сразу смогу отправиться повторно в нужное время. На этот раз отправляюсь неподготовленным, ничего не знаю про этот год. Но мне историю не менять, я эгоист, мне важна моя семья.
Глава 17
Детский плач. Откуда взялся ребенок? В офисе кроме меня посетителей не было. Или я уже… Открываю глаза. А я надеялся, что меня разбудит Артур, своим – «Вяземский»! Взамен только захлебывающийся плач ребенка,
причем где-то близко. Встаю с продавленного кожаного дивана, лежал одетым и даже обутым! Солнце светит в окно, форточка открыта, за окном запыленная листва, судя по всему сейчас лето. Комната ничем особым не выделяется, только отсутствие техники указывает на прошлый век. Успокоит кто-нибудь этого ребенка? Прохожу в соседнюю комнату, откуда доносится плач. В детской кроватке, держась за прутья, стоит маленький мальчик, не более двух лет от роду. Что мальчик, видно, так как он в одной коротенькой маечке. При виде меня заревел еще громче. Нет, я с детьми такого возраста обращаться не умею! Разворачиваюсь, иду искать помощь, за спиной на несколько секунд утихло, возможно от удивления моим нестандартным поступком, потом возобновилось с еще большей силой. Кухня маленькая и тоже пустая, в смысле – людей в квартире не наблюдается. Я что, отец одиночка? Только сейчас вспоминаю: кто я и зачем здесь, ребенок совсем с толку сбил. Бросаюсь к зеркалу, по пути проверяя, что у меня в штанах – уж не мать ли я одиночка! Слава богу, не мать! Лицо в зеркале незнакомое, но сходство с подростком Вяземским несомненное. Парень – брюнет, с короткими, чуть вьющимися волосами, возраст совпадает. Остается дождаться мать этого ребенка и прояснить обстановку. Но если не успокоить малыша я скорее дождусь милицию или соседей.– Ну, чего тебе нужно? – подхожу к кроватке. Ребенок на меня не реагирует, ручки не тянет, продолжает орать. Из моих ограниченных знаний в выращивании детей, могу предположить: он хочет есть или обделался. Характерного запаха не слышно, а кормить его я не рискну.
– Иди ко мне, – попытка взять на руки оказалась успешной, возможно сработали врожденные навыки этого тела. Видимо этому засранцу нужно было только внимание, потому что сразу притих. С ребенком на руках провожу дальнейшую разведку. Газета «Правда» на подоконнике датирована июнем 1929 года, но выглядит довольно старой. Выглядываю в окно: местность незнакомая, вид на внутренний двор в котором довольно оживленная жизнь. В луже у дома резвятся ребятишки, у подъезда на лавочке бабки сплетничают, а ведь всего семь утра, если верить солнцу и часам на руке. Часы, кстати говоря, не из дешевых, «PAUL BUHRE», если мне не изменяет память, делались в Швейцарии. Да и одет я солидно – пиджак, галстук, не иначе при должности. Или как вариант – блатной вор или бандит.
Услышав звук открывающейся двери, иду в коридор. Уже догадываюсь, кого я увижу, как догадался о происхождении мальчика. Не ошибся, Маша совсем не изменилась, разве что чуть грудь подросла и попа.
– Доброе утро, – на всякий случай здороваюсь, нужно же как-то начать беседу. Кто знает, когда мы виделись.
– Вообще-то уже вечер. Ты что, спал?
– Ага, немного придремали с Мишей.
– Ясно. Спасибо что согласился посидеть с ним, больше я тебя не задерживаю. Ты же так торопился! – с заметной иронией говорит Маша.
Знать бы еще, куда я торопился! В любом случае мне некуда идти пока не проясню обстановку.
– Ничего, успею. Кофе выпью, поболтаем. – Прохожу вслед за Машей на кухню, все так же с ребенком на руках.
– Кофе? – удивленно подняла брови Мария. – Ты же знаешь, что я его не пью. Нужно было с собой приносить. Могу предложить чай, но только скоро мама придет. Ты горишь желанием с ней пообщаться?
– Ну не особо, – пытаюсь понять крупинки полученной информации. Судя по всему, я тут не живу, а присмотрел за сыном по просьбе Маши. И с тещей у меня неважные отношения. Но куда мне идти, вот вопрос! – Слушай, а ты крестного Миши давно видела?
– Откуда ты знаешь? – удивление Маши несоизмеримо с вопросом.
– Что именно?
– Что я крестила Мишу и что крестный… А ты кого собственно имел в виду?
– Артура разумеется, или кто другой крестный?
– Он. И ты так спокойно спрашиваешь? – продолжает удивляться Маша. Палюсь я по полной, но что делать, правду я могу только Артуру говорить.
– Так ты знаешь где он? – ставлю вопрос конкретно.
– Зачем тебе знать? Или надумал помириться?
– Да! Я был неправ и хочу извиниться! – радуюсь, что хоть что-то проясняется.