Кадры решают всё

Но и это еще не все! Пять месяцев на посту начальника Генерального штаба очень сильно расширили его кругозор. Не столько даже как военачальника, сколько, как это говорилось раньше, «государева человека» – стратега, государственного деятеля, то есть того, кто умел определять, вычленять первоочередные и главные цели, и считать ресурсы, необходимые для их выполнения. И потому Георгий Константинович прекрасно понимал, что подобная вынужденная, стопроцентно оправданная, но… страшно нерациональная транспортная политика несомненно отразится на всем течении войны. Тратить драгоценное во время войны топливо и отрывать тысячи автомобилей от обслуживания армии и промышленности, перенаправив их исключительно на организацию доставки продовольствия для многомиллионного города в условиях столь масштабной войны – чудовищно нерационально! Ибо это означает лишние потери в войсках от не доставленных вовремя боеприпасов, новые прорывы врага и потери территорий вследствие того, что из-за отсутствия грузовиков и/или горючего вражеский удар не успели парировать выдвинутыми из тыла резервами, срыв своих наступательных операций от потери темпа наступления или недостаточно энергично выполненного флангового маневра, потери раненых, которых не успели вовремя эвакуировать… Да мало ли чего поганого произойдет из-за того, что тысячи, а то и десятки тысяч единиц техники, вместо того чтобы снабжать и перебрасывать войска, будут заняты перевозками продовольствия для осажденного города и эвакуацией из него людей, которые не являются жизненно необходимыми для его обороны… И ведь все равно потери будут чудовищными. Полуторками по такой неприспособленной трассе много не привезут. И не вывезут.

Так что полноценным прорыв блокады можно было считать только в том случае, если удастся задействовать железную дорогу. Но это прекрасно понимали и немцы, поэтому немецкие атаки не прекращались, отнимая все силы и возможности, обескровливая наши части и раздергивая их на «пожарные» ликвидации очередного прорыва. Ну и о каком тут наступлении может идти речь?

Впрочем, в положении «охотника, поймавшего медведя» оказались и сами немцы. Потому что и они не смогли снять с фронта ни одного батальона. Никуда. Даже на начавшееся в конце октября наступление на Москву. Георгий Константинович не сомневался в том, что его продолжали держать здесь, на Ленинградском фронте, во многом именно из-за того, что знали – ни одного батальона под Москву он отсюда так и не отпустит…

Выскочившие из леса лыжники остановились метрах в двадцати от обочины, на которой стояли генеральская «эмка» и сопровождение – два бронеавтомобиля БА-10М и два БА-20 и два грузовика с автоматчиками. Навстречу им прямо через сугробы, высоко задирая ноги, полез порученец. От десятка лыжников отделился один и лихо подкатил к порученцу. Переговорив с ним, он кивнул и, легко, даже несколько рисуясь, оттолкнувшись палками, покатил к генералу.

– Товарищ генерал армии, командир головного разведывательного дозора отдельной Лугской войсковой группы сержант Пищенко.

Жуков окинул его цепким взглядом и… протянул руку.

– Все вырвались? Где командир?

– Не все, товарищ генерал, – вздохнул сержант, – майор Белоголовцев со своими там остались. Немчуру держать. Иначе не оторваться было. И так-то еле ушли. Немцы столько сил вокруг стянули… Но, – тут сержант сверкнул белозубой улыбкой, – командир обещал их потом вытащить.

– Из Луги?

– Из плена, – несколько снисходительно пояснил сержант. – Ну, кто живой останется… А сам командир – спит. Не будите его, пожалуйста, товарищ генерал.

– Как спит? – возмутился выбравшийся из сугроба и подбежавший порученец. – Да вы что себе… – и осекся. Потому что неожиданно уперся взглядом в дула автоматов разведчиков, удивительно синхронно развернувшиеся в его сторону. И в их глаза, смотревшие на порученца едва ли не более грозно, чем оружие.

– Не надо его будить, товарищ генерал, – негромко повторил сержант, почему-то смотря при этом на порученца. – Командир всю ночь с ранеными возился. С тяжелыми. Почти три сотни за собой вытащили. И всех довезли. Благодаря командиру. Отдохнуть ему надо трохи…

О том, что этот загадочный капитан Куницын имеет какое-то отношение и к медицине тоже, Георгию Константиновичу было известно от главного хирурга Красной армии Николая Ниловича Бурденко, который прилетел в Ленинград еще третьего дня и все это время ожидал выхода подразделений Лугской войсковой группы, аж подпрыгивая от нетерпения. Чем так привлекал его этот капитан, Командующий Ленинградским фронтом точно не знал, но, похоже, надежды у Николая Ниловича на встречу были очень серьезные.

Жуков обвел взглядом суровых разведчиков, покосился на свою охрану, так же настороженно вцепившуюся в оружие, потом хмыкнул и покачал головой.

– Ладно, пусть поспит. Но как проснется – передадите, что я жду его в штабе сто двадцать восьмой стрелковой дивизии, – он сделал паузу, снова хмыкнул. – А вообще-то, бойцы, лучше вам своего командира туда же, в Нестерково, отвезти. Негоже спать на морозе.

Лицо сержанта расцветилось лучиками морщин.

– Так точно, товарищ генерал, – бодро отрапортовал он. – Непременно так и сделаем. А насчет мороза – не волнуйтесь. Во-первых, нашему командиру никакой мороз не страшен. А во-вторых, мы его укрыли хорошенько. Парой тулупов.

– Добро, – кивнул генерал армии и повернулся в сторону леса, из которого медленно, не торопясь, выезжала целая вереница все тех же крестьянских саней. Все они были сплошь заполнены людьми, впрочем, на некоторых санях, между одетыми в полушубки фигурами то тут, то там виднелись ребристые рыла «максимов» и толстые «поленья» минометов. Лугская войсковая группа вышла из окружения. В котором она находилась уже две недели…

Наступление началось одиннадцатого декабря.

Когда Георгий Константинович ознакомился с предлагаемым планом наступления, привезенным фельдъегерем из Ставки, он не выдержал и громко выругался.

– Что, совсем бред? – тихонько спросил сидевший тут же начальник штаба Ленинградского фронта генерал-лейтенант Хозин.

– На, сам почитай! – зло бросил ему Жуков. Тот аккуратно взял документ и углубился в чтение. Закончив, покачал головой и вздохнул:

– Действительно бред…

– Да не-ет, – с сожалением протянул Жуков. – Задумано блестяще.

– То есть? – удивился Хозин. Жуков с сожалением покосился на него. Он таскал за собой Михаила Семеновича еще с Резервного фронта и прекрасно знал, что как командир тот, мягко скажем, не очень. Как штабник – ничего, исполнителен, если, конечно, воли не давать (пьет и бабник…). А вот оценить тактическое решение, уловить нужный момент для нанесения или наращивания удара, вовремя сманеврировать – нет, это не его. Вот и сейчас отреагировал вполне предсказуемо. Не понял. А раз не понял – значит, бред. Да-да, не разобрался и понял, что бред, а наоборот: раз не разобрался – значит бред.

– Ну, сам посуди, – с некоторым сожалением от осознания того, что совершает почти бесполезное дело, начал Георгий Константинович, – немцы бьют нас в хвост и в гриву в первую очередь из-за своей высочайшей организованности, великолепного взаимодействия между родами войск и видами вооруженных сил, а также отличной мобильности. Против этого даже то, что мы превосходим их в численности, – не помогает [87] . И все наши попытки ударить, создав большой локальный перевес, насытив войска на каком-то участке большим количеством стволов артиллерии и танков, практически всегда заканчивались неудачей и дальнейшим отходом.

87

На разных этапах битвы за Ленинград наступающие немецкие войска уступали в численности обороняющимся советским минимум в полтора раза.

– Нет, но Мгу-то мы…

– Чудом, Михаил Семенович, чудом, – вздохнул Жуков. – И удерживаем тоже чудом. Или, вернее, большой кровью. Сам видишь, ни одна наша наступательная операция после Мги не принесла никакого внятного результата. Немцы отбивают все атаки, – генерал армии на мгновение задумался, а затем качнул головой. – Хотя, конечно, с другой стороны, эти наши непрерывные атаки так же не позволяют немцам накопить достаточно сил, чтобы отбить Мгу. Вот и пытаются обойтись местными ударами. То есть некоторую пользу мы с них имеем. Но потери… Ведь одного к десяти меняем, Михаил Семенович. Одного к десяти! И все равно ничего серьезного сделать не получается. Едва только какой успех наметился, только-только где удается продвинуться, тут же этот чертов немецкий орднунг все портит. Раз – и у наших над головами небо черно от «Юнкерсов», час прошел – и уже резервы подтянули, три часа – и на том участке, откуда ни возьмись, уже тяжелая артиллерия. И все – дай бог те позиции, с которых удар нанесли, удержать…