Кафетерий для спецназа

— Ой, я совсем забыла! — спохватилась Снежка. — Звонили из магазина спецтехники, сказали, что завтра доставят два телевизора и комплект камер наблюдения.

— Да, я заказывала, — подтвердила Ханна. — Еще завтра придут рабочие, выбьют заложенный проем и восстановят окно. Чтобы мы могли по утрам пирожки продавать. Надо будет им сказать, чтобы они приварили кронштейны для телевизоров. Посетители желают смотреть новости и спортивные трансляции. Пойдем на поводу у общественного мнения. А систему наблюдения смонтируют послезавтра.

Глава 13. Пирожки с яйцом и зеленым луком

Ханна не вспоминала о Шольте два дня — почти не вспоминала, не выискивала взглядом среди других экипированных спецназовцев. Навалились дела: перепланировка, оформление второй кассы, проблемы с монтажом и подключением камер, и — как будто прочего было мало — вызов к следователю, очная ставка с волками, швырнувшими взрывпакет в кафетерий. Дело разваливалось на глазах, подследственные в один голос твердили, что хотели пошутить, привлечь внимание симпатичной одинокой висицы. Ухаживаем, мол, как умеем, не судите строго. Следователь позволил Ханне ознакомиться с показаниями любовницы Витольда. Масса вопросов, одинаковый ответ: «Нет». Не была собственницей — ни дома, ни элитной кофейни. После закрытия кофейни не интересовалась судьбой помещения. Не в курсе, кто теперь владеет домом. И тщательно отмеренное недовольство: «Не беспокойте по пустякам, не мешайте готовиться к свадьбе».

Когда видеокамеры были подключены, окошко заработало, а телевизоры начали показывать футбольные трансляции, Снежка озадачила Ханну очередным предложением.

— Нам надо выписывать газету, — сказала она. — А лучше две или три.

— Зачем? — удивилась Ханна.

— Полковник Новак всегда читает газету. И подполковник Розальский иногда приносит и читает газету. Они оставляют их на столах, а посетители потом ссорятся, когда делят листы. Некоторые читают объявления, а некоторые решают кроссворды. Расходы на газеты небольшие, а выручка возрастет — они много едят, пока решают кроссворды, это дело долгое.

— А какие объявления? — заинтересовалась Ханна.

— Разные, — пожала плечами Снежка. — На овощебазе сейчас лук и картошку мешками продают. Из садов предложение приехать и яблоки собрать — десять ящиков сдаешь, одиннадцатый забираешь себе.

— Понятно, — Ханна вспомнила глянцевые журналы на столике в своей любимой парикмахерской, и предложила. — Может быть, выпишем еще какой-нибудь журнал?

— Не знаю, — пожала плечами Снежка. — Мне кажется, это лишнее.

Ханна оформила подписку на газеты и на пробу принесла в кафетерий толстый журнал за декабрь прошлого года — с красивыми новогодними картинками. Вояки читали журнал три дня, передавая из рук в руки, а потом вырезали фото шишек и приклеили над столиками, за которыми обедали Анджей и Деметриуш. А над шишкой для Анджея маркером приписали слово «большая». Ханна посмотрела на народное творчество и убедилась, что Снежка права — обойдутся газетами, без журналов.

Уладив горящие дела, Ханна поняла, что ей нужен день передышки. Надвигалась очередная волна забот — неделя Сретения. Ко дню встречи Камула с Хлебодарной и лисы, и волки — да и некоторые люди — готовились заранее. Города, деревни и хутора окутывал медовый дух. Медовые кексы с изюмом, щедро напитанным рябиновым ликером, плотное песочное печенье на меду с курагой, разнообразные медовые пряники — каждая хозяйка встречала Хлебодарную той выпечкой, которая ей удавалась больше всего. Верующие в Хлебодарную начинали поститься, паства Камула, наоборот, ела мясо до самого дня Сретения, отводя на пост ровно сутки. Легенда о разделенной трапезе и проклятье альф не давала четких указаний о посте. Каждый истолковывал ее по-своему. И паства, и жрецы сходились в одном: в день Сретения и Преломления Хлеба нельзя охотиться и проливать кровь. Именно вид крови и растерзанной добычи подтолкнул Хлебодарную к проклятью. А Камул, ищущий мира, не вступился за альф, отдав их судьбу на откуп невестам и женам.

Неделя поста в детстве казалась Ханне самым лучшим праздником. Матушка старалась взять отпуск или отгулы, готовила разнообразную начинку, пекла пироги и пирожки, расхаживая по кухне босиком и напевая псалмы во славу Хлебодарной. Ноздри щекотал сначала запах опары, потом — горячей духовки и теряющего кислинку, запекающегося до корочки теста. Ко дню Преломления Хлеба родители вдвоем пекли забавное печенье. Плотное песочное тесто прокручивалось на мясорубке, укладываясь на пергамент толстыми полосками-макаронинами. Отец крутил ручку мясорубки, матушка ловко поворачивала пергамент, закручивая макаронины в корзинки. Каждое печенье украшала щепотка изюма, кусочек кураги или чернослива. Десяток печений всегда относили к алтарю Хлебодарной. Маленькая Ханна с трепетом ждала театрализованного представления возле храма. Хлебодарная в белых одеждах выносила к столу горячий пирог, а сопровождающие ее лисицы и волчицы расставляли по скатерти тарелки с печеньем, пряниками и кексами. Камул, сопровождаемый стаей волков-альф, подходил к пирогу, пробовал отрезанный ломоть, рассыпался в благодарностях. Охоту отступников только озвучивали — и Камул, и Хлебодарная начинали оглядываться, услышав вой и трубный голос умирающего оленя. Слова проклятья падали громко и веско: «Вы, альфы, не смогли удержаться и вкусили крови в час нашей трапезы. Да исполнится воля моя: пусть хлеб встанет вам поперек горла во веки веков. Каждый ломоть обернется куском прогоревшего угля, крошки — золой». После паузы раздавался голос Камула: «Пожалей тех, кто не согрешил и пришел сюда для охраны своих избранниц». И — веско, на всю площадь — ответ Хлебодарной: «Те, кто любят всем сердцем, чьи судьбы переплетены твоей или моей волей, примут выпечку из рук супруги или нареченной, не познают горечи и не забудут вкус хлеба».

«Матушка перестала печь макаронные корзиночки, хотя не выкинула старую мясорубку, — подумала Ханна. — Давным-давно уже не делали. Надо бы ее уговорить приготовить вместе, у меня никогда правильно не получалось».

Воспоминания о празднике отхлынули, оставив после себя приятную теплоту. Ханна, колебавшаяся между выездом в лес и посещением парикмахерской, совмещенным с походом по магазинам, решила потратить выходной на домашнее хозяйство и напечь пирожков по семейному рецепту. Опару она поставила с вечера. Утром поднялась по будильнику, в половине шестого утра. Замесила тесто, не жалея яиц и растопленного сливочного масла, поставила подходить на солнышке, отмылась от муки и отправилась на балкон — пить кофе. Город еще дремал, редкие прохожие спешили на работу, автомобили норовили проскочить пустой перекресток на красный свет. В отдалении послышались знакомые голоса. Шольт тянул гласные, Мохито бурчал. Парочка отправилась на пробежку, в сторону Алтарного парка. Шольт бежал в теплых тренировочных штанах, тяжелых высоких кроссовках и тонкой белой майке «алкоголичке», обнажающей крепкие плечи и сильную спину. Мохито не изменил своим привычкам — шорты, кеды, плотная толстовка, натянутый на голову капюшон.

— Бу-бу-бу… в клеточку уже нигде нет… хр-хр… а еще два учебника…

— За-а-а-у-у-у… — Шольт зевнул с громким самодовольным воем, — …у-у-тра после смены поедем с ним в торговый центр и все купим. Там отдел учебников.

— Брр… хр… рюкзак?

— Он еще старый не порвал, зачем ему новый рюкзак?

Бегуны свернули за угол, и Ханне не удалось расслышать ответ Мохито. Под второй кофе голоса вернулись, переговариваясь возле окошка для продажи вчерашних пирожков и кофе на вынос. Ханна дала волю любопытству, взяла планшет, на который выводились изображения с камер наблюдения, и включила прямую трансляцию. Шольт держал стакан осторожно, за верхний край, кончиками пальцев. Руки без перчаток были красивыми, словно вылепленными умелым скульптором. Да и в остальном природа Шольта не обделила, разве что на нос лишку отсыпала. Тонкая белая ткань льнула к плечам, широкой груди с четкими мускулами. Соски — крупные, слишком крупные для альфы — темнели, просматриваясь через тонкий трикотаж. Шольт уселся за столик, потянулся, позволяя разглядеть выбритые подмышки. И потер ладонью грудь. От этого движения сосок затвердел, добавляя новую деталь рельефа, и Ханну внезапно бросило в жар — от желания прикоснуться, проверить гладкость кожи своими руками, ощутить скрытую в мускулах силу.

«Надо перестать на него смотреть, — поняла она. — Так и до греха недалеко. Можно, конечно — и, наверное, придется — завести любовника для здоровья. Но не хама и быдло с проклятьем Хлебодарной. Найду кого-то поприличнее».

Ханна выключила планшет и изгнала ненужное томление тела знакомыми делами: поставила вариться полтора десятка яиц, нарубила два пучка зеленого лука для начинки. Тесто поднималось, дрожжевой запах прогонял лишние мысли, и Ханна впервые признала новую квартиру своим домом. Готовить на кухне было удобно, уличный шум почти не мешал, духовка разогревалась равномерно.

«Дюжину пирожков отвезу вечером родителям. Дюжину отнесу вниз, угощу Снежку, Ёжи, Анджея с Йонашем, если попадутся под руку. Четыре штуки надо Борису с Анной отнести».

Конечно же, к моменту раздачи пирожков в кафетерии собрались все, кого хотелось угостить, и даже больше. Мохито с Шольтом, облаченные в экипировку и обвешанные оружием, пили кофе. Анджей обедал, одновременно просматривая свежую газету. Йонаш цеплялся к взрослым, жалуясь на спущенный футбольный мяч.

— Домашние? — оживился Анджей, увидев тарелку в руках Ханны. — С чем?

— С яйцом и зеленым луком. Пробуйте.

— А мне? — Йонаш с интересом принюхался.

— Берите, кто хочет, — объявила Ханна и поставила тарелку на стол. — Я для всех принесла.

К тарелке потянулись руки. Пирожки расхватали моментально. Волки переглядывались, пересмеивались. Если бы не в нескольких шагах от Сретения, можно было бы подумать, что Ханна женихов приманивает.

— Вкусно! — провозгласил Йонаш. — Очень вкусно! Пап, хочешь, я тебе немножко начинки выковыряю?

— Не хочу, — Шольт скривился и отмахнулся, как будто ему предложили что-то гадкое и неприличное.