Кахатанна. Тетралогия
Шрифт:
– Император ждет тебя, – произносит князь.
Он стоит у входа во дворец во главе десяти или пятнадцати своих помощников, отряда тхаухудов и акара. Поодаль толпятся многочисленные слуги, готовые исполнять любые приказания.
– О твоих людях позаботятся. Скажи, что они хотят получить на обед, что принято у вас, – продолжает он, словно не замечает замешательства посла.
Архан немного растерян. Прежде, когда они только завоевали Сихем, урмай-гохон казался ему центром Вселенной, великим воином и самым грозным и могущественным владыкой, какой только может быть. Крепость Файшан не поразила его воображения, потому что была похожа на Аруз – только побольше
Густые леса, озера, быстрые реки напоминали юноше его собственную страну. Но города, которые они миновали, прежде чем добрались до Ира, были неописуемы. Неприступные стены, сложенные из белых или розовых глыб такой величины, что Архан не представлял, как их громоздили одна на другую, многочисленные источники с прозрачной холодной водой, вырытые на центральных площадях и надежно защищавшие жителей от жажды во время возможной осады, бассейны и фонтаны из зеленого мрамора и лазурита, пышные сады, деревья в которых ломились под тяжестью спелых и сочных фруктов, и огромные пространства полей за городскими стенами. Поля, на которых выращивали злачные культуры в таком количестве, поразили людей танну-ула чуть ли не больше всего.
В пути им часто встречались воинские подразделения – пешие и конные, тяжело и легко вооруженные. Архан смотрел на них и не представлял, как можно сражаться с таким противником. Дисциплинированные, прекрасно вооруженные, опытные воины, они даже двигались иначе, чем его спутники-чайджины. А о том, как они управлялись с конями, даже не было смысла говорить. Поэтому Архана радовало то, что он вез императору предложение мира, – и он лишний раз оценил мудрость и предусмотрительность сына Ишбаала.
Провожая его в путь, урмай-гохон сказал так:
– Езжай и убеди их в том, что мы не собираемся воевать с аитой. Позже, когда армия наша будет сильнее, мы сразимся с ними. Но не сейчас.
Дзайсан-толгой понравился молодому варвару. Под пышными одеждами и гроздьями украшений он разглядел гибкого и сильного хищника, опасного противника и умелого воителя. Архан сгорал от нетерпения, желая посмотреть, как выглядит император. Он представлял Зу-Л-Карнайна огромным, таким же как Самаэль, но более старым, грузным, свирепым...
В сопровождении вельмож посол прошел через длинную анфиладу комнат и наконец остановился на пороге трапезной, которую охраняли четверо стражников с тяжелыми алебардами. Их серебряные доспехи сверкали и сияли так, что глазам было больно смотреть.
Архан незаметно оглядывался по сторонам, чтобы не показаться своим спутникам полным невеждой. Однако он не мог скрыть восхищенного взгляда. Ему нравилось все – и мозаичный пол, замысловатый узор которого был выложен из лазурита, бирюзы, яшмы и агатов, и светлые стены, на которых было развешано прекрасное и диковинное оружие, и лепной потолок, расписанный сюжетами на военную тему. А главное, его потрясли скульптуры и картины. В Сихеме не было ничего подобного. Поскольку все его жители поклонялись Шуллату, то там было принято украшать храмы стилизованными изображениями языков пламени, а всюду преобладал красный цвет, угнетавший человека.
Гениально схваченные движения животных и людей, будто окаменевших в один миг по желанию мастера, потрясли Архана. Он, как мог, замедлял шаг, чтобы все как следует рассмотреть. Дзайсан-толгой понял это и старался не торопиться. Он проникся к послу Самаэля неосознанной симпатией.
Но вот и трапезная.
Император ждет. Слуги, повинуясь знаку, распахивают тяжелые двери и встают по обе стороны, пропуская гостя. Архан переступает порог и окаменевает.Перед ним, за уставленным яствами столом, сидят трое. Во главе стола находится молодая женщина – невысокая, хрупкая, с непокорной гривой черных волос, спускающихся до лопаток, с точеным профилем и изогнутыми бровями. Она одета в простой мужской костюм – подобную одежду Архан видел на жителях Курмы: светлая рубаха с пышными рукавами, узкими манжетами и отложным воротником и обтягивающие кожаные штаны коричневого цвета. На ногах у нее высокие сапоги на шнуровке, из-за голенища торчит рукоять кинжала. Талию охватывает широкий пояс с металлическими бляхами.
По правую руку от нее сидит его, Архана, ровесник. Высокий и могучий, наверное на голову выше варвара, светловолосый и голубоглазый, в белом наряде без украшений. Он смотрит на женщину странным взглядом. Архан никогда в жизни не видел, чтобы кто-нибудь из мужчин танну-ула так рассматривал своих жен или дочерей. И его этот взгляд потрясает.
Третий – седобородый старик, немного грузный, немного сердитый. В синем халате, шитом серебром, и синих шароварах, в простой белой чалме. Он цепким взглядом рассматривает самого Архана, словно пытается выяснить всю его подноготную в первую же минуту встречи.
Посол танну-ула не может представить себе, кто из этих троих является императором. Наконец он решает, что его не допустили до аиты, и собирается было оскорбиться по этому поводу, как сопровождавший его пышно разряженный юноша, представившийся князем Дзайсан-толгоем, низко склоняется перед сидящими за столом и произносит речь, от которой Архану становится не по себе.
– О Интагейя Сангасойя, Мать Истины и Суть Сути, Великая Кахатанна, и ты, Потрясатель Тверди и Лев Пустыни, повелитель мой, Зу-Л-Карнайн, позволю ли я себе нарушить вашу беседу сообщением, что посол прибыл?
– Пусть войдет и присоединится к нам, – произносит в ответ юноша.
Архан не верит, что это аита. Аита должен быть совсем другим – страшным, с низким и хриплым голосом, злобным и свирепым. На самый худой конец он готов допустить, что императором является старик в синем, но юноша-атлет настолько далек от сложившегося у варвара образа, что он не может заставить себя обратиться к нему с приветствием. Так стоит и молчит.
Дзайсан-толгой чувствует, что что-то не так, и наклоняется к варвару:
– Перед тобой Богиня Истины и Сути, Великая Кахатанна, и наш повелитель, император Зу-Л-Карнайн. Я советую тебе приветствовать их.
Архан механически кланяется, с трудом воспринимая происходящее. После роскоши и богатства столицы, после пышных и разряженных вельмож император представляет собой невероятное зрелище. Присутствие же живой богини, да еще столь скромно и просто одетой, Архан вообще отказывается осознавать. Он бормочет что-то неразборчивое, подавленный собственной неловкостью.
– Что за послание ты привез? – приходит ему на помощь старик. – У тебя есть письмо урмай-гохона Самаэля?
– Да, – отвечает Архан послушно.
Речь старика ему понятна, но звучит немного непривычно – мешает иной выговор, и ему приходится напрягаться, чтобы уразуметь, что говорит собеседник.
– Тогда давай его сюда.
Архан вынимает из-за пазухи кожаный кошель, в котором лежит письмо его повелителя. Он знает его наизусть, на тот случай, если с бумагой что-либо произойдет. Поэтому он не прислушивается к тому, что старик читает вслух, склонившись перед юношей.