Каин и Авель

Когда в марте 1967 года Флорентина Каин открывала свой новый бутик на Пятой авеню, казалось, что там собрался весь Нью-Йорк – кроме Уильяма Каина и Авеля Росновского.

Кэтрин и Люси, оставив ворчащего Уильяма в постели, тоже отправились на открытие магазина «Флорентина».

Джордж попытался уговорить Авеля пойти с ним на церемонию открытия. Авель ворчал, что его дочь открыла десять магазинов без его участия, и ещё один не сделает погоды. Джордж назвал его упрямым старым дураком и отправился на Пятую авеню один. Когда он прибыл в магазин – роскошный бутик с толстыми коврами и шведской мебелью, то вспомнил, как начинал Авель. Флорентина стояла в окружении гостей в красивом длинном платье со ставшей известной буковкой «Ф» на высоком воротнике. Она подала Джорджу бокал шампанского и представила его Кэтрин и Люси Каин, которые беседовали с Софьей. Жена и дочь Уильяма Каина были в прекрасном настроении и удивили Джорджа тем, что стали расспрашивать об Авеле Росновском.

– Я сказал ему, что он упрямый старый дурак, что не пошёл на такое роскошное мероприятие. А мистер Каин здесь?

Уильям всё ещё сердито ворчал на «Нью-Йорк Таймс», сообщавшую о том, что Джонсон лезет во Вьетнам. Затем свернул газету, вылез из постели и начал медленно одеваться, оглядев себя в зеркало, когда закончил. Он выглядел как банкир. А как ещё он должен был выглядеть? – рассердился Уильям сам на себя. Он надел тяжёлое чёрное пальто и старую парадную шляпу, взял в руку чёрную трость с серебряной рукоятью, которую ему завещал Руперт Корк-Смит, и с трудом вышел на улицу – впервые за три года, прошедшие со времени его последнего сердечного приступа.

Уильяму понадобилось немало времени, чтобы добраться до угла Пятой авеню и Шестьдесят шестой улицы, и, когда он, наконец, дошёл, толпа перед дверью в магазин Флорентины была так велика, что он не смог протолкнуться внутрь. Он стоял на тротуаре и смотрел, как весёлые взволнованные молодые люди обоего пола пытались попасть в магазин, и тут увидел своего сына, разговаривавшего с Кэтрин, – высокого, уверенного, спокойного. Вокруг него распространялась атмосфера власти, что напомнило Уильяму его собственного отца. Но в суете и постоянном движении Уильям не мог определить, кто же из молодых женщин – Флорентина. Он стоял, радуясь суматохе и сожалея о потерянных из-за собственного упрямства годах.

На Пятой авеню стало ветрено. Уильям поднял воротник. Пора возвращаться домой, – ведь все они придут сегодня вечером на ужин, и он впервые увидит Флорентину и внуков. «Каким дураком я был!» – сказал он однажды зимой жене и попросил прощения. Ему запомнились её слова: «Я всегда любила тебя». Флорентина написала ему письмо. Она с пониманием и добротой отнеслась к прошлому и закончила словами: «Не могу дождаться дня, когда встречусь с вами».

Ему пора домой. Кэтрин будет недовольна, когда узнает, что он в одиночестве вышел на холодный ветер. Но ему нужно было любой ценой увидеть открытие магазина. Пусть празднуют дальше. За ужином они расскажут всё о церемонии. А он утаит, что был там. Пусть это останется его секретом.

Уильям медленно направился к дому и вдруг увидел в нескольких метрах от себя старика в чёрном пальто, в шляпе, надвинутой на глаза, и шарфе вокруг горла. Ему тоже было холодно. «Неподходящий вечер для стариков», – подумал Уильям. Приблизившись к пожилому мужчине, он увидел на его руке серебряный браслет. И тут его сознание озарила вспышка, и впервые всё встало на свои места. Сначала «Плаза», потом Бостон, потом Германия и вот теперь Пятая авеню. Человек повернулся и пошёл ему навстречу. Должно быть, он долго стоял так, потому что лицо его покраснело от холодного ветра. Он уставился на Уильяма своими незабываемыми голубыми глазами. Они сходились всё ближе. Когда они поровнялись, Уильям приподнял шляпу и поприветствовал старика. Тот ответил тем же, и они разошлись в разные стороны, не обменявшись ни словом.

Уильям спешил домой. Радость от предстоящей встречи с Ричардом и внуками снова придаст жизни смысл. Он познакомится с Флорентиной, попросит у неё прощения, и она всё поймёт.

Вернувшись домой, Уильям велел горничной зажечь везде свет и развести огонь, чтобы его дети и внуки поняли, что их ждут.

– Задёрните портьеры, – сказал он, – и зажгите свечи в столовой. У нас много поводов для праздника.

Уильям не мог дождаться их возвращения. Он сидел в старом кресле у горящего камина и радостно думал о предстоящем вечере. Придут его внуки, по которым он так скучал все эти годы. Когда его внук в первый раз сказал «три»? Появляется шанс похоронить прошлое и заработать прощение на будущее. В комнате разливалась теплота, приятная после холодного ветра на улице, но путешествие того стоило.

Через несколько минут внизу раздались звуки весёлой суеты, и в комнату зашла горничная – сообщить Уильяму, что прибыл его сын.

Вскоре в комнате появились Ричард и сияющая Флорентина.

– Отец, – торжественно произнёс Ричард, – познакомься, пожалуйста, с моей женой.

Уильям Лоуэлл Каин повернулся бы к ним и сказал слова приветствия, но не мог. Он был мёртв.

42

Авель положил письмо на прикроватный столик. Он ещё не оделся, поскольку теперь редко вставал до полудня. Он попытался снять столик для завтрака со своих колен и поставить его на пол. Такое движение требовало гибкости, которую больше не могло позволить себе его старое тело, и обычно всё заканчивалось тем, что столик с грохотом падал на пол. Сегодняшний день не стал исключением. Но Авелю было всё равно. Он снова поднял конверт и прочитал прилагаемую записку во второй раз.

«В соответствии с указаниями покойного мистера Кертиса Фентона, бывшего управляющего банка „Континентал Траст“ в Чикаго, мы направляем вам прилагаемое письмо, поскольку наступили соответствующие обстоятельства. Пожалуйста, подтвердите получение данного письма, подписав прилагаемую копию и отправив её в прилагаемом конверте с маркой по указанному на нём адресу».

– Чёртовы юристы, – сказал Авель и вскрыл конверт.

Дорогой мистер Росновский!

Это письмо депонировано у моих юристов по причинам, которые вы поймёте, когда дочитаете его.

Когда в 1951 году вы закрыли все свои счета в банке «Континентал Траст», после того как более двадцати лет держали свои деньги там, я был расстроен и очень озабочен. Моя озабоченность была вызвана не столько тем, что я потерял самого ценного клиента банка, – хотя это тоже не повод для радости, – сколько тем, что вы посчитали, будто я совершил бесчестный поступок. Но вы в то время не знали, что у меня были особые указания от вашего кредитора не сообщать вам некоторые факты.

Когда вы впервые посетили меня в 1929 году, то попросили найти для вас источник финансовой помощи, чтобы заплатить по долгам мистера Дэвиса Лероя и вступить во владение группой «Ричмонд». Я тогда вошёл в контакт с рядом крупных финансистов, но не смог найти кредитора для вас, хотя и верил в то, что у вас большие способности к гостиничному бизнесу. Впоследствии я с огромным удовольствием убедился, что моя уверенность была оправданной… Но – к делу.

Я не смог найти для вас кредитора и потерял всякую надежду, когда вы пришли ко мне в назначенный день. За тридцать минут до вашего прихода мне позвонил финансист, готовый выдать вам требуемый кредит. Он, как и я, питал такую же уверенность в ваших талантах. Единственным условием, которое он поставил (я тогда говорил вам об этом), было то, что его имя останется в тайне из-за возможного конфликта между его личными интересами и профессиональным долгом. Условия, которые он предложил для того, чтобы вы могли взять под свой контроль группу «Ричмонд», я посчитал тогда весьма щедрыми, и вы совершенно правильно ими воспользовались. Ваш кредитор был очень рад, когда вы смогли своим упорным трудом вернуть первоначальные инвестиции.

Я потерял контакт с вами обоими после 1951 года, но, уже уйдя на пенсию, прочитал в газетах историю вашего кредитора, и она меня расстроила, поэтому я пишу данное письмо на тот случай, если умру раньше вас обоих.

Я пишу не для того, чтобы доказать свои добрые намерения, но чтобы вы больше не жили в плену иллюзии, что вашим кредитором и благодетелем был Дэвид Макстон из отеля «Стивенс». Он никогда не обращался в наш банк в таком качестве, хотя мистер Макстон тоже уважал ваши таланты. Джентльмена, который своим умением предвидеть и личной щедростью позволил появиться группе «Барон», зовут Уильям Лоуэлл Каин, и он является председателем совета директоров банка «Лестер» в Нью-Йорке.

Я умолял мистера Каина проинформировать вас о своём участии в вашем бизнесе, но он отказывался отменить положение устава своего фонда, которое запрещало заинтересованным лицам заниматься инвестициями фонда. Когда вы вернули кредит, ему стало известно о связи вашей группы с Генри Осборном, и он занял ещё более твёрдую позицию, что вы ничего не должны знать.

Я дал категорические распоряжения уничтожить это письмо, если вы умрёте раньше мистера Каина. Тогда он получит письмо, подтверждающее ваше полное незнание о его щедрости.

Кто бы из вас ни получил моё письмо, знайте: работа с вами была для меня честью.

Ваш верный слуга навеки,

Кертис Фентон.

Авель поднял трубку телефона, стоявшего рядом с кроватью.

– Найдите мне Джорджа, – сказал он.

43

Похороны Уильяма Лоуэлла Каина удостоились большого внимания. Ричард и Флорентина стояли по ту же сторону от гроба, что и Кэтрин, а Виргиния и Люси – по другую. Бабушка Каин одобрила бы такую расстановку. На церемонии присутствовали три сенатора, пять конгрессменов, три епископа, большинство председателей совета директоров ведущих банков, издатель «Уолл-стрит Джорнел». Джейк Томас и все члены совета директоров «Лестера» тоже стояли здесь, склонив голову в молитве Богу, в которого Уильям никогда в жизни не верил.

Никто не обратил внимания на двух стариков в задних рядах собравшихся. Они тоже склонили головы, хотя было заметно, что они не принадлежат к основной группе скорбящих. Они опоздали на несколько минут и ушли, как только служба закончилась. Флорентине показалась знакомой хромота того, что был пониже ростом, и она сообщила об этом Ричарду.

Через несколько дней тот старик, что повыше, пришёл в магазин Флорентины на Пятой авеню. Он слышал, что она возвращается в Сан-Франциско, и ему было необходимо встретиться с ней. Флорентина внимательно выслушала всё, что он сказал, и с радостью согласилась выполнить его просьбу.

Ричард и Флорентина Каины прибыли в отель «Барон» на следующий день. Джордж Новак уже ждал их и проводил на сорок второй этаж. После десяти лет разлуки Флорентина едва узнала своего отца. Они вспомнили о счастливых днях, немного посмеялись и много плакали.

– Ты должен простить нас, Ричард, – сказал Авель. – Поляки – сентиментальная нация.

– Я знаю, ведь мои дети – наполовину поляки, – ответил Ричард.

Позднее они поужинали вместе; подавали восхитительную телятину, достойную праздника возвращения блудной дочери, как сказал Авель.