Как бы не так!

— Забудь об этом, — сказал он.

— О чем? — не поняла я. Полифем вздохнул.

— Не было никакого Макса. И денег ты не видела. Тебе дали кейс, ты его отвезла. Все.

— Здорово, — хмыкнула я. — Это что-то новенькое. Опять затеяли новую пакость с дядей Юрой — покойником? Несколько дней назад тебе моя история не понравилась, и ты хотел денег. А теперь не хочешь?

— Так ведь их нет, — усмехнулся он.

— Я думаю, они у вас. Дядя Юра покойника изображает, чтоб своим дружкам мозги запудрить, а ты убил Макса и деньги забрал. Так? А я вам тогда зачем? — Отвечать он не собирался. — На ваши хитрости мне наплевать. Денег нет. Я отправляюсь домой, а завтра пойду на работу. И на Кирпича мне тоже наплевать, сунется, заявлю в милицию!

Полифем засмеялся, тихо, так же как и говорил.

— Полный бред, — указал убежденно.

— Ну, пусть так, — ответила я. — А что предлагают умные?

— У тебя есть машина. Садись и уезжай. Туда, где тебя не смогут найти.

— Да, умный человек глупость не посоветует, — хохотнула я. — Далеко уехать бензин нужен. И мне поесть раз в день тоже бы не помещало. И где-то жить.

— Дальние родственники или друзья, о которых мало кто знает.

— Они будут счастливы, — усмехнулась я.

— Десять тысяч баксов, — сказал Полифем, а я насторожилась.

— Что?

— Десять кусков тебе на первое время хватит…

Тут я присвистнула и задумалась, а потом сказала:

— Интересно. Значит, дядя Юра готов заплатить десять тысяч за то, чтобы я исчезла? Конечно, деньги для него плевые, но и их должно быть жалко. Перерезали бы мне горло, и никаких затрат… Неужто совесть заела? Поверить не могу… — Я покосилась на Полифема. — Нет у твоего дяди Юры никакой совести. И меня бы убили, глазом не моргнув, а вот поди ж ты, дает десять тысяч, чтоб я из города исчезла. Любопытно. Очень любопытно. Пожалуй, я никуда не поеду. Останусь, да и посмотрю, что из этого выйдет.

— Опасно, — сказал Полифем.

— Для кого? — вцепилась я.

— Эта дача, чья она? — в свойственной ему манере не отвечать на вопросы и переводить разговор на другое, поинтересовался Полифем.

— Дача любовника моей школьной подруги. Мы редко с ней видимся. О ней мало кто знает.

— Хорошо, — кивнул он. — Долго оставаться на одном месте все равно нельзя.

— А тебя никто не просит здесь оставаться. — Он никак не отреагировал, а я усмехнулась. — Дядя Юра велел глаз с меня не спускать?

— Кирпич психопат, он не успокоится, пока тебя не найдет.

— Ты о себе думай. Твой хозяин особых симпатий в рядах товарищей по оружию не вызывает, как бы тебе от них не досталось. Объясняй, куда денежки дели…

Я стала убирать со стола и мыть посуду. Полифем сел в проеме между окнами и оттуда на меня поглядывал. Глаза яркие, василькового цвета, и такие пустые, аж дрожь берет.

— Не смотри, — сказала я. Он шевельнулся и перевел взгляд в сторону.

Мерзкий динозавр, мозги с орех, сидит как приклеенный, а дышать при нем страшно. Зачем он здесь? Ведь не скажет, а спросишь, не ответит. Что они теперь затеяли и зачем им я?

Закончив с посудой, я осторожно подобралась к Полифему. Хоть и выглядел он полусонным, но опасения внушал.

— Давай плечо посмотрю, — предложила миролюбиво. Он кивнул. Я осмотрела плечо, сделала пару уколов и заметила не без злости:

— Как на собаке…

Он поднялся, и я поспешно рванула в сторону.

— Не дергайся, — бросил он. — Горячая вода есть?

— Колонка. — Он кивнул и пошел в ванную.

Если быть точной, ванной, как таковой, здесь не было, была душевая кабина и небольшой бассейн с холодной водой, назначение которого оставалось для меня загадкой: плавать в нем невозможно, а просто стоять холодно, — да и вовсе ни к чему. Странные у людей фантазии.

Услышав, что душ включен, я осторожно потянула дверь: запор на ней отсутствовал. Полифем стоял перед зеркалом возле раковины и бритвой в левой руке скоблил свою физиономию. Джинсы лежали на резной скамье рядом с дверью. Я схватила их, Полифем повернулся, посмотрел на меня и покачал головой.

В заднем кармане штанов я обнаружила водительское удостоверение на имя Романова Николая Ивановича, с фотографии сонно смотрел циклоп. В другом кармане лежал нож с красивой костяной ручкой. Кажется, это называется «выкидуха». Дикарь несчастный, серьезные люди уже пулеметами запаслись… Лезвие тонкое и острое, точно бритва. Можно таким горло перерезать? Идиотка, мать твою, горло можно перерезать ножницами или металлической крышкой от банки, если немного потрудиться.

Ни денег, ни каких-либо других предметов в карманах обнаружить не удалось. Я сидела в кресле и размышляла. Тут дверь ванной открылась, и Полифем сказал с порога:

— Штаны верни. — Я вернула. — Чего тебе понадобилось? — вроде бы удивился он, одевшись.

— Познакомиться хотела.

— А… Это ты про бумажки? Нарисовать можно что угодно.

— Фальшивое удостоверение? — спросила я.

— Почему? Настоящее. И паспорт тоже. Могу тебе устроить. Десять кусков — и новый паспорт. Живи и радуйся.

— Что-то вы больно добрые, — покачала я головой. — К чему бы это? Чем я вам мешаю, если вы так охотно хотите меня спровадить?

Полифем покачал головой.

— Глупость говоришь. Когда мешают, бабками не приманивают.

— Еще не легче, — всплеснула я руками. — Может, ты возьмешься меня просветить? Чего вы добиваетесь?

— Старик умер. Деньги исчезли. Мне надо уходить, и тебе тоже. Опасно.

— Так ты по доброте душевной? — присвистнула я. Полифем смотрел не меньше минуты.

— Старику ты жизнь спасла. Долги надо возвращать.

— Значит, это его предсмертный наказ? А ты вроде душеприказчика? Заврался ты, Полифем… ждать, что ты покраснеешь, труд напрасный… Ты на днях что говорил? Будто я дядю Юру убила… Говорил?

— Ну…

— А теперь что говоришь?

— Что?

— Беда с тобой, — вздохнула я. — Теперь, выходит, ты знаешь, что не я убила?

— Ну…

— Гну. Знаешь?

— Я и раньше знал.

— Ага. А меня запугивал, так?

— Так или нет, дело не твое. Бери деньги и мотай отсюда. Вот что.

— Больно ты умный. Послушай, что советует враг, и сделай наоборот.

— Я не враг, — заявил Полифем, — иначе ты бы тут передо мной не резвилась, а еще с вечера лежала тихой такой… ну ты представляешь… — Я сглотнула и сказала:

— Гад ты, вот что.

— Меня можешь не бояться, — заявил он, почесав волосатой лапой грудь, — но все-таки не дразни. Я, когда разозлюсь, буйный, а ты пигалица, шлепнешь тебя под горячую руку, и насовсем. Мокрое место останется. А стены и пол в самом деле портить ни к чему.