Как цветок на заре (рассказы)
Шрифт:
В деревне у калиток все так же сидели селяне, старики в кепках, мужики в майках после баньки и старухи в платках.
Двое парней возились с мотоциклом, который разок взревел жутким воем и тут же заглох.
Все деревенские, однако, как бы остолбенели при появлении Лены, они смотрели на нее выпучив глаза. Парни выпрямились у своего мотоцикла и, как-то нехорошо улыбаясь, тоже смотрели на нее.
"Бред",- подумала Лена и пошла в избу.
В сенях Лена была встречена новым лицом - могучей бабой пенсионного возраста, рыжей, босой, с мокрой тряпкой в руках. Баба стояла у своей дощатой
– Гуляли?- спросила баба.
– Да, хорошо тут,- откликнулась Лена.
– Все сделали?- опять спросила баба.
Лена неловко кивнула и собралась было пройти к себе, но баба опять стала что-то спрашивать, вдруг начала громко хвалить своего внука Юрку ("он всех больших здеся бьет") и что Юрка выпивает за один раз кастрюлю "какава".
– Отец говорит, растет борец,- с какой-то жуткой интонацией сказала баба.
Баба (ее звали Раиса) быстро выспросила все у совершенно потерявшейся Лены и наконец отпустила ее, причем все время держала мокрую грязную половую тряпку в руке.
Лена наконец опустилась на свой диванчик, и тут к ней робко обратилась бабушка Люба.
– Ты вот гуляла, а мы милицию вызывали.
– Да? А что случилось?
– Ничего, а мы в сумочке твоей паспорт посмотрели... Уж извини...
– Зачем это?
– Ну... Раиса сказала, что ты аборт приехала сюда делать.
– Я? Аборт? Зачем аборт?
– Ну... Раиса сказала, что ты делала аборт на дворе, ребеночка закопала...
– Ребеночка?- смеясь, воскликнула Лена.- Какого еще ребеночка? Чушь какая!
Тут до нее дошло, что пока она неподвижно стояла "на дворе", Раиса, кормя внука, прислушивалась к звукам за стеной, как и Лена, и сквозь чавканье, сопенье и бульканье "какава" она расслышала какие-то логично следовавшие друг за другом шорохи, может быть, бульканье крови? Что еще?
– Ну бред,- сказала Лена.
– Не нашли ничего, перекопали весь двор мне,- виновато моргая, сказала бабка.
Лена тем временем посмотрела в сумке и стала наводить там порядок.
– Мы твово не трогали,- сказала баба Люба.- Милиция обещалась завтра приехать, у них взрыв на сорок пятом километре, уехали на мотоцикле.
Тем временем зашумел чайник, Лена опять позвала бабу Любу поесть бутербродов и пряников, и за ужином бабушка сказала, что Раиса снимает у нее хламовницу уже третий год и хочет, чтобы дом записать на нее.- "А у меня племенница во Владимире,- часто моргая, бормотала бабка - Я на нее дом записала. А вон Васильевна записала дарственную на своего сына, а сын помер, а невестка заселилась, а Васильевну гонит, это не твой дом, а это мой дом".
– Ты езжай отседа,- шептала бабушка,- парни грозятся тебя избить.
– Какие еще парни?- бодро спросила Лена.
– Да соседские,- говорила баба Люба, глядя на Лену непонятным взглядом, вытаращившись то ли от страха, то ли от жгучего любопытства.
"Как на костер меня провожает,- вдруг подумала Лена.- На казнь. А вот фигу вам!"
– А где топор у тебя, баб Люб?
– А в сенях под лавкой,- слегка подавившись, ответила старушка. Лена сбегала в сени, нашла
топор прямо против захлопнутой Раисиной двери (там что-то шелохнулось, за дверью) и положила его на диван около себя.Еще долго смеркалось, наконец наступила какая-то сравнительная темнота. Бабка охала за печью, повторяя "Господи твоя воля".
"Одна заря сменить другую спешит..." машинально повторяла про себя Лена, чутко прислушиваясь к тому, что происходит на улице. Сердце ее колотилось.
На улице тихо гудели какие-то голоса, молодежь явно стояла кучкой. Потом гул голосов стал явственней и наконец кто-то подошел под окна и сказал:
– Пусть она выйдет, теть Люб!
– Да,- подхватил другой,- поговорить надо.
Глухо засмеялись. Грянули по оконной раме чем-то, палкой, что ли.
Бабка, чуть не плача, сказала:
– Разобьют окно-то! Сходи выйди к ним. Ничего тебе не будет. Мне окно разобьют.
Лена, в ночной рубашке, подошла к окну, отвернула занавеску и посмотрела вниз. Темная кучка сбилась тесней.
– Выходи,- пригнувшись, сказал кто-то.
Вспыхнула зажигалка, кто-то второпях прикурил.
Осветилось зажмуренное лицо с вытянутыми, как у обезьяны, губами.
– У меня топор!- крикнула, подняв топор поближе к стеклу, Лена.То-пор!
Отойдя от окна, Лена сказала бабке:
– Убью первого же, кто сунется.
Еще раз сильно стукнули в раму. Из сеней раздался голос Раисы:
– Открой, теть Люб!
И она стала бить кулаком в обитую холстиной дверь.
Бабка закричала:
– Зачем я тебя только пустила! Разобьют на хер окно! Иди отседа! У ней топор! У ней топор! Глянь под лавку!
– Бабушка, не открывай, ради бога,- сказала Лена.- Завтра я заявлю в милицию на нее.
– Уйди ты Христа ради, навязалась на мою голову,- неизвестно кому бормотала старушка.
Только под утро прекратились эти крики и стук в дверь и в окно.
Измученная Лена уснула и тут же проснулась, бабка грянула дверью в сени, вышла. Был уже белый день.
Лена собрала свою сумку, оставила бабке на столе деньги, подумала и оставила ей свои бутерброды. Было жалко старуху, которая живет между двух огней - боевая Раиса и наследница, племянница во Владимире.
Трудно было опять идти по деревне воскресным утром. Почему-то у всех домов стояли люди и переговаривались, как во время ареста крупного преступника, подумала Лена. Она старалась идти обычным шагом, а люди смотрели на нее все теми же выпученными глазами, и какая-то женщина сказала ей вслед:
– Топором машет! Наших ребят зарубить хотела!
Лена шла, подняв голову, и вдруг поймала себя на том, что улыбается, как преступница - но ничего не могла с собой поделать, лицо растянулось как у пластиковой куклы.
Впереди была дорога по лесу.
"Зачем я сказала Раисе, где детский садик Пашки!" - с отчаянием думала Лена.
Идя через поле, Лена заметила впереди двух теток с вещами.
Она догнала их. Тетки продвигались совершенно не туда, куда нужно было Лене, не к детскому саду, а к автобусу, но Лена шла и шла за ними прямиком на остановку два километра и села в подошедший битком набитый автобус, вся дрожа.