Как Гитлер украл розового кролика

— Потому что мы — евреи? — спросила Анна.

— Не только поэтому. Папа считает, что в случае победы Гитлера уже нельзя будет свободно выражать свое мнение. И он не сможет писать. Нацистам не нравятся люди, которые думают хоть сколько-нибудь иначе, чем они сами, — мама сделала несколько глотков кофе и немного приободрилась. — Конечно, этого может и не случиться. А если случится, то долго не продлится — месяцев шесть или чуть дольше. Но в данный момент мы можем только гадать, что будет.

— А почему папа уехал так внезапно? — решил выяснить Макс.

— Вчера ему позвонили и сказали, что у него могут отобрать паспорт. Поэтому я собрала ему маленький чемодан, и он прямо ночью уехал в Прагу. Это был самый быстрый способ покинуть Германию.

— Кто может отобрать у папы паспорт?

— Полиция. Среди полицейских есть нацисты.

— А кто ему позвонил?

Впервые с начала разговора мама улыбнулась.

— Тоже человек из полиции. Папа с ним незнаком, но этот полицейский читал папины книги, и они ему очень нравились.

Анне с Максом потребовалось некоторое время, чтобы все это переварить.

— А что теперь? — спросил Макс.

— Осталось всего десять дней до выборов, — сказала мама. — Если нацисты проиграют, папа вернется домой. Если выиграют, мы поедем к нему.

— В Прагу?

— Нет, в Швейцарию. Там говорят по-немецки, и папа сможет там работать. Возможно, мы снимем маленький домик и будем жить там до тех пор, пока ситуация не изменится.

— А Хеймпи поедет с нами? — спросила Анна.

— Да, Хеймпи тоже поедет.

Все это воодушевляло. Анна уже размечталась: маленький домик в горах… козочки… или коровки?.. Но мама прервала ее мечты.

— Однако есть одна важная вещь. Важнее всего, что я уже сказала. Папа не хочет, чтобы кто-нибудь знал о его отъезде из Германии. Если кто-нибудь будет спрашивать у вас про папу, говорите, что он еще болеет.

— Что же — и Гюнтеру ничего нельзя говорить? — не выдержал Макс.

— Ни Гюнтеру, ни Элизабет — никому.

— Ну, — засомневался Макс, — это вообще-то сложно. Про папу все время кто-нибудь спрашивает. Вообще никому ничего нельзя говорить? Почему папа так велел?

— Послушайте, я как могла попыталась вам все объяснить. Конечно, вы еще дети и не можете все понять. Папа боится, что нацисты могут… Нацисты могут сильно усложнить нашу жизнь, если узнают, что папа уехал. Поэтому он и не хотел, чтобы вы с кем-либо это обсуждали. Вы сможете сделать то, о чем он вас просит?

Анна сказала: конечно! Они никому ничего не скажут.

Хеймпи выпроводила их обоих в школу. Анна все волновалась, что же ей говорить, если вдруг кто-нибудь спросит, почему она опоздала. «Просто скажи, что мама проспала. Это почти что правда», — посоветовал Макс.

Но ее опоздание никого не интересовало. На уроке гимнастики они прыгали в высоту, и Анна прыгнула выше всех в классе. Она была так довольна, что в течение школьного дня почти забыла о папе, уехавшем в Прагу. А вспомнила об этом лишь по дороге домой. Анна вдруг испугалась, что Элизабет опять начнет приставать к ней с какими-нибудь смущающими вопросами. Но мысли Элизабет были заняты более важными вещами. К ней должна была прийти тетя, которая обещала купить ей йо-йо. Так что Элизабет размышляла, какое йо-йо выбрать. И какого цвета. Считалось, что деревянные в целом лучше. Но Элизабет видела одно такое ярко-оранжевое из жести, и оно совершенно ее покорило. Так что теперь она мучилась, на чем остановиться. Время от времени Анна коротко отвечала на вопросы Элизабет: «нет» или «да». И когда вернулась к обеду домой, день казался даже более обычным, чем всегда. Утром все виделось несколько иначе.

Ни Максу, ни Анне на дом ничего не задали. Гулять было холодно, поэтому днем они сидели у батареи в детской и смотрели в окно. Ветер хлопал ставнями и гнал по небу клочья облаков.

— Хорошо бы пошел снег, — заметил Макс.

— Макс, как ты думаешь, мы поедем в Швейцарию? — спросила Анна.

— Не знаю, — ответил Макс. Тогда они столько всего пропустят. Гюнтер… Их с Гюнтером футбольная команда, школа. — Думаю, в Швейцарии мы пойдем в школу.

— О! Это будет здорово!

Анна почти не стыдилась, что ей нравится об этом думать. И чем больше она об этом думала, тем больше ей этого хотелось. Оказаться в стране, где все совершенно другое, — жить в другом доме, ходить в другую школу с другими ребятами… Ее переполняло желание нового. И хотя Анна знала, что это нехорошо, она не могла сдержать радостную улыбку.

— Но это ведь всего на шесть месяцев, — сказала она извиняющимся тоном. — И мы будем все вместе.

Следующие несколько дней прошли совершенно обычно. Мама получила письмо от папы. Он неплохо устроился в одной из пражских гостиниц и чувствовал себя лучше. Все приободрились. О папе спрашивали какие-то люди. Но дети говорили, что папа еще болеет. Тех, кто спрашивал, ответ совершенно удовлетворял. Эпидемия гриппа — ничего удивительного. На улице по-прежнему было очень холодно, и оттаявшие было лужи опять затянулись льдом. Вот только снега все не было.

Наконец в один воскресный полдень перед выборами небо сильно потемнело и вдруг разверзлось, исторгнув из себя крутящуюся, вихрящуюся белую массу. Анна и Макс в это время играли на улице с Марианной и Питером по фамилии Кентер из дома напротив. Все прервали игру и смотрели, как падает снег.

— Эх, вот бы снег пошел чуточку раньше! — сказал с сожалением Макс. — А теперь на санках можно будет кататься, только когда уже станет темно.

Снегопад прекратился только к пяти вечера: Анна и Макс уже собирались домой. Питер и Марианна проводили их до дому. Всюду толстым слоем лежал сухой, скрипучий снег, сверкающий в лунном свете.

— Можно было бы покататься на санках и при луне, — сказал Питер, которому было уже четырнадцать.

— Думаешь, нас отпустят?

— Отпускали же раньше. Спросите у мамы.

Мама сказала, что разрешает — если они будут гулять все вместе и вернутся домой к семи. Анна и Макс оделись потеплее и побежали на улицу.

Идти нужно было минут пятнадцать до Грюневальда, где лесистый склон удобно спускался прямо к замерзшему озеру. Они много раз катались тут с горки, но всегда днем, когда вокруг было много других детей и воздух полнился их голосами. Теперь же только ветер шумел в верхушках деревьев, да снег хрустел под ногами, и слышалось легкое повизгивание скользящих за спиной санок. Над головами у них было темное небо, а под ногами голубел в лунном свете снег, исчерченный тенями деревьев.

На вершине склона они остановились и посмотрели вниз. До них здесь еще никто не съезжал. Нетронутый мерцающий снежный путь тянулся к самому озеру.

— Кто первый? — спросил Макс.

Анна, совершенно не ожидавшая этого от себя, вдруг стала подпрыгивать и выкрикивать:

— Пожалуйста! О! Пожалуйста…

— Ладно, — согласился Питер. — Уступим самому младшему.

Это значило, что Анна поедет первой: Марианне было десять.

Анна села на санки, натянула веревку, набрала побольше воздуха и оттолкнулась. Санки мягко и медленно тронулись с места вниз.