Как Из Да?леча, Дале?ча, Из Чиста? Поля...
Шрифт:
Не успели богатыри пожить спокойно. Всем поручение у князя нашлось. Алешку с ратью в горы подунайские послал, Добрыню - степняков гонять, Илья же в Царьград греков повез, из тех, что при князе ошивались.
Несут богатыри службу княжескую, и не ведают, какая гроза над головами ихними собирается. Не с оружием в руках беда подкралась, с порядками новыми. Чем уж так околдовали князя греки окаянные, а только все больше и больше обычаев их в Киеве вводится. До того дошло, что ежели кто старых, дедовских обычаев отречься не пожелает, тому и голову снять могут. А чем новый да чужой обычай лучше старого да своего - непонятно. Ну да с князем не поспоришь особо. Загнал киевлян в Славутич, лики, из дерева вытесанные, снести повелел, а кто супротивиться вздумал, тех уж и вовсе нет.
Тут как раз Илья из Царьграда возвернулся. Сколько прошло - весть недобрая по Киеву разнеслась. Повелел князь первого богатыря своего в железа заковать, да в поруб бросить. Притих посад. Поначалу
Кто так о товарищах Ильи думал, кто не так, ан все же те, кто так думал, по себе, видать, судили. Рано ли, поздно, а доковыляла весть недобрая до застав, на которых Алешка с Добрынею службу несли. И до гор западных доковыляла, и до Степи добралась. Услышали товарищи верные, про беду, в Киеве случившуюся, к князю поспешили. Не вместе прибыли, не вместе к князю ходили. Ан только с одним шли - с одним и ушли. И Илью не выручили, и сами мало в поруб не угодили. Потому, - не склонили головы перед князем, не держали в себе, что думали, прямые речи вели. Взъярился тот. "На место мое мните? Выше меня себя почитаете? Того не видите, сколько земель я под свою руку привел?.. Никому поперек слова моего идти не дозволю. За старое держитесь - так и подите прочь. Неволить не буду, помня прошлое. Одумаетесь, путь в Киев вам не заказан. Что же до Ильи, как поступить и когда выпустить, сам решу. Не ваше это дело".
Алеша на свою заставу вернулся, Добрыня - на свою. Жен из Киева по родным городам отправили, вернули князю терема дареные. Хотели было и службу оставить, ан о том подумали - не князю служат, земле родной. Этот помрет, иной найдется, а земля... Одна она, матушка, поилица-кормилица, как же ее без защиты оставить, на поругание ворогам отдать? Они уж, небось, про то, что в Киеве творится, прослышали, и ждать себя долго не заставят.
Только Алешка на заставе своей долго не задержался. И скучно ему, и на сердце муторно, и думы тяжкие гнут, от безделья. Маялся-маялся, и решил туда податься, где рать княжеская вроде как делом занята. Это еще когда Илья с Добрыней на Булгар ходили, часть войска княжеского не вернулась обратно в Киев, а дальше двинулась, на союзников прежних. Ясов с касогами. Они вроде как не степняки, но похожие. С отцом князя нынешнего, Святославом, греков бить ходили, а потом озорничать стали. Святослав этот, он город где-то возле моря на щит взял, Тмутараканью кличут, и то ли это союзничкам бывшим не шибко понравилось, то ли еще что, а только дружба промеж ими и Киевом кончилась. Чем уж они нонешнему князю так досадили, про то Алешке неведомо, да и не его ума это дело, а только как Булгар взяли, так часть рати ясов с касогами усмирять пошла. Далеконько, должно быть, до Таракани этой самой, потому как до сих пор не возвернулись. То ли воюют, то ли в городе засели.
Вот и пришла Алешке думка, чем здесь высиживать, так уж лучше туда наведаться. А что? Почему бы и нет? Он ведь вроде сейчас и не на службе княжеской, тот его сам турнул. И кроме как своей волей, на заставе никем и ничем не удерживается. Еще и то в разум взять: не на пир собирается, на рать. Что дороги не знает - то не беда. Конь у него такой, что пошепчи ему, сам куда надо примчит. Он, вон, и не изменился нисколько, с той поры как Алешка его из-под камня на свет белый вывел.
В общем, сказался воеводе, что в Киев по надобности едет, да и был таков. Поначалу думал к Добрыне заглянуть, с собой позвать, - тот ведь тоже от князя за Илью пострадал, - не стал. Они хоть и помирились, хоть и нет промеж них несогласия какого, зависти, ан и товарищества особого нету. Так его, ежели вокруг глянуть, ни между кем нету. Каждый богатырь как-то на особинку держится.
...Как загадал Алешка, так и случилось. Версты за три до стана конь поскакивать перестал. Что версты за три, это Алешка потом узнал, как на дозор наехал. А пока едет неспешно, по сторонам озирается, дивится, куда это его занесло. Потому - уж больно земля эта от родимой отлична. Горы кругом, высокие-превысокие, лесом поросшие. Не везде, конечно, ино и камень голый торчит. То есть, тоже, не совсем голый. Сосенки корявые то тут, то там прям из камня выглядывают. Зацепились корнями, точно пятерней, тем и удерживаются. Меж гор - точно луг, только трава на нем худенькая. То ли дело у нас луга, там травища - в рост человеческий, а здесь - до колена кое-где достает, больше же - чуть выше бабки конской. Речка течет, тоже не как наша. Широкая, да мелкая. Зато вода в ней холодная - аж зубы сводит. И еще, камней по лугам набросано, не сосчитать. От того, должно быть, и пахоты не видать, что камней много. Иные торчмя торчат, впотьмах запросто за человека принять можно. И за пешего, и за вершника.
Еще чудо Алешка увидал, камни так накиданы, будто кто дорогу мостил, да и бросил. Или, скажем, словно река каменная текла. И все валуны в ней - с конскую голову, только круглые. Интересно, кабы подняться на гору да сверху на все это безобразие глянуть? Только это, наверное, боком выйти может. Горы эти такие, что верхушки ихние облаками укутаны. Скакнешь это наверх, а за облаком как раз скала какая и окажется. Что лоб расшибешь, не страшно. Страшно с высоты такой вверх тормашками лететь. Ежели шеломом вниз угодить, как раз по самые подошвы в землю и уйдешь, что твой гвоздь.Нет, ежели б князь Алешке в награду эту землю отдал, он бы ни за что не взял. Тут чтоб поле какое расчистить, до веку камни волохать придется, и сеять некогда будет. Коли б речка молоком текла, в кисельных берегах, тогда дело другое. А так - зря князь на нее позарился, на землю эту. Зря рать посылал. Живут здесь эти самые ясы с касогами, и пусть живут. Дань платят, и живут. Может, у них тут зверья - пропасть. Хотя это ты, Алешка, не подумав хватил. Зверью, ему лес нужен. А тут - какой лес? Вот ростовский лес - всем лесам лес. Этот же - так, одно название. Город какой построить - и на детинец не хватит. Греки, конечно, из камня себе дома строят, как говорят. Так и пусть строят, от ума большого. От того-то они все тощие и злые, как вон та сосна на скале. А доброму человеку - ему изба нужна, деревянная, чтоб честь по чести. Добрый человек, он тощим не бывает, его много должно быть. Из греков же стрелы хорошо делать. Насадил ему на голову шелом островерхий, привязал к ногам по гусиному перу, - вот тебе и стрелка.
Представил себе Алешка, как он греком из лука стреляет, как сорвался тот с тетивы и руками, точно крыльями, машет, - чтоб улететь подальше, - и загоготал. Да тут же и смолк, и озираться стал. Потому - ответило ему гоготом со всех сторон, таким, что уши заложило. Ровно великаны какие среди гор попрятались, а как увидели молодца, что им по росту, как Алешке трава, так и развеселились.
Ну, великаны - не великаны, а вои какие-то навстречу из леса вымахнули. Сторожа оказалась. Хоть и ожидал Алешка, что коли его конь сюда привез, значит, рать киевская где-то неподалеку, хоть и искал ее, все одно удивился. И те удивились, его заприметивши. Однако стрел с тетивы не сбросили и близко не сунулись. Окружили, спрашивать стали, кто таков да откуда. Чего спрашивать, коли его в Киеве каждая собака знает? Так и сказал, а ему в ответ - не лайся, говори, что спрашивают, а не то худо тебе придется. Пригляделся Алешка, а ведь и вправду не шутят. Стоило коню дернуться, едва-едва стрелами не истыкали. Видать, что-то тут такое происходит, что даже глазам своим верить не приходится. Не стал на рожон лезть, как велели, так и держит себя, не перечит. И все, вроде, по-ихнему делает, а все одно - не доверяют. Наконец, двое коней развернули и словно вихрь умчались. Сунулся было Алешка сам спросить, отчего такой прием неприветливый, не ответили. Погоди, мол, скоро все узнается...
И точно, узналось. Вернулись двое. Один спешился, зачерпнул чашкой воды в речке, отпил, на камень поставил и подальше отошел.
– Теперь ты давай, - Алешке говорят.
– Испей водицы из чашки. Товарищ наш испил, и ничего с ним не случилось. Коли и с тобой не случится, значит, правду сказал. Поверим тебе.
Ну, чудеса на белом свете творятся!.. Никогда прежде Алешку так не встречали. Любопытство разобрало, а то б ни за что пить не стал. Развернул бы коня, и поминай, как звали. Чего с дурнями связываться? Так ведь наверняка неспроста испытание устроили...
Спешился, подошел к чашке, да и махнул разом. Бррр, холодная какая, аж зубы свело...
– Хватит с вас, али речку до дна хлебать?
– Нам оставь, - один отвечает.
– Ты вот что. Ты потихоньку вперед поезжай, а товарищи наши за тобой следовать будут. Где куда свернуть - скажут. Коли улепетнуть вздумаешь - не взыщи. Доставим тебя к воеводе, пущай он сам с тобой разбирается.
– Звать-то как, воеводу вашего?
– Там и узнаешь. Поезжай...
До самого стана молча ехали. В стане же, пока до воеводы добирались, глядел Алешка, и глазам своим не верил. Как к кому приближаться начнут, там сразу разговоры замолкают, кто сидел али лежал - подымаются, и смотрят так, ровно не свой он им, а ворог, в плен взятый. Не сказать, многих, но кое-кого Алешка по Киеву знал, так ведь и они ничем от прочих не отличаются. Только к вечеру и разъяснилось, от чего его так приняли, когда воевода разобъяснил.
Тот тоже знакомцем оказался. Еще когда к костру подъезжали, приметил Алешка блеск особый. Подумал еще про себя, быть того не может, ан оказалось, и вправду - Сом. Вот уж кому с именем в детстве угадали... Крупный такой, крепкий, голова лысая, круглая, нос репой, а усы - в точности как у сома. И повадками такой же. Увидал Алешку, поднялся, и, едва тот с коня соскочил, облапил, точно медведь. Тут и стан ровно ожил. То молчал настороженно, а вдруг загомонили разом, будто Алешка им каждому по мешку гривен привез. К костру соваться начали, только Сом всех отогнал: потом, мол, придете. Сам расспрашивать начал. Откуда, да зачем пожаловал, да как там в Киеве...