Как полюбить бандита
Шрифт:
Глава 5
Чем крепче коньяк, тем он мягче пьется. Никита в очередной раз убедился в этом. Он и не заметил, как набрался.
Но мягкое опьянение имеет свои прелести. Голова, например, не отключается. Именно поэтому парень осознал, что ему нельзя садиться за руль и показываться на глаза родным.
Отец его убьет, если узнает, в каком состоянии он находится, снова запрет его в больнице, под наблюдением врачей. Громила Герман, приставленный к нему в качестве телохранителя, будет сторожить у палаты, чтобы Никита не
Но пока что Герман служил ему, и он мог с ним не церемониться.
– Стукнешь отцу, убью!
Никиту совсем не смущало, что Герман был выше на целую голову и в плечах у него косая сажень. Этот громила мог вырубить его одним щелчком пальцев, а он собирался его убить.
– Не скажу. – Герман угрюмо качнул пудовой головой.
– К отцу я не поеду. Домой давай.
Герман сел за руль, а Никита забрался на заднее сиденье.
Он и сам не понял, как наклюкался. Заехал в ресторан чисто поужинать, увидел коньяк и захотел.
Это все из-за Марьяны. Он никак не мог ее найти. Сколько раз к родителям этой красотки заезжал, и ничего. Мол, уехала Марьяна, а куда – не сказала. Они, конечно, знали, где она, но не хотели говорить.
А без Марьяны скучно, тоскливо.
Было время, когда Никита куролесил без продыху. Отец и брат не знали, что с ним делать. Но потом все успокоилось. Охота гулять с женитьбой на Ларисе не отпала, но ночные буйства в своей московской квартире он больше не устраивал. Даже бизнесом слегка увлекся. Для разрядки Никита снимал проституток с их профессиональной любовью. Раз-два, и не зудит.
А сейчас его не тянуло и на этих девок. Хотя он уже и не жил с женой. Не было с ним Ларисы, а ее воспитание осталось. Как тюкнула она его топориком по голове, так охота гулять отпала окончательно.
Одна только Марьяна из старой жизни и осталась. Но с ней ему хотелось жить по-новому. Тихо, спокойно, без всяких заносов и заворотов.
Никита закрыл глаза. Герман вез его домой. Сейчас Марьяна встретит любимого, с улыбкой поругает за пьянство, накормит ужином, поведет в сауну, а потом они лягут на белые шелковые простыни. Он будет ее ласкать, она ответит ему взаимностью, и день придет к яркому взрывному финишу.
А завтра начнется новый. Марьяна проснется рано утром, набросит прозрачный халат, встанет у окна так, чтобы солнечные лучи насквозь просветили ее одеяние. Потом она отправится готовить завтрак. Они будут плавать в бассейне.
Никита и не заметил, как уснул. Через какое-то время он открыл глаза и увидел перед собой Ларису. Халатик на ней был такой, как у Марьяны, прозрачный, короткий. Только просвечивался он не на солнце, а в ярком свете, идущем из холла.
В очаге тихонько гудел огонь и потрескивали дрова. А диван такой мягкий…
– Почему я здесь? – протирая глаза, спросил Никита.
– Да я и сама об этом думаю, – сказала Лариса и пожала плечами.
– Неужели думаешь?
– Ты сказал Герману, чтобы он тебя сюда привез. Вот я и думаю, зачем оно тебе надо было.
– Герман! – крикнул Никита.
– Его нет, он
уехал.– Куда?
– На время посмотри, половина десятого.
– Это я так долго спал?
Лариса ничего не сказала, повернулась к нему спиной и вышла из комнаты.
– Ты куда?
Он вдруг понял, что не хочет оставаться в одиночестве. Лариса хоть и чужая, но с ней уютно. А если она еще и одарит его своей заботой…
Ведь эта женщина никогда ему ни в чем не отказывала. Стоило Никите щелкнуть пальцами, и она оказывалась у его ног. Любой каприз, причем с удовольствием!..
– Я сейчас.
Он откинулся на диване, закрыл глаза, наслаждался покоем и теплом домашнего очага. Как ни крути, а это его дом. Ему было здесь хорошо с Ларисой.
С Марьяной было бы куда лучше, но с ней у него все впереди. Но ведь и прошлое у него выдалось не таким уж и плохим, как с Ларисой, так и вообще.
Лариса вкатила в зал столик. Запахло осетринкой, зажаренной в аэрогриле. На гарнир салат из молодой капустки, который умела делать только она. Соусы, зелень, все как положено.
– А выпить?
– Тебе нельзя, – совершено серьезно сказала Лариса.
– Иногда можно.
– Тебе нельзя, – жестко заявила она.
– Тебе какое дело? – встрепенулся он.
Она кивнула, будто соглашаясь с ним, принесла бутылку коньяка.
– Околею, вдовой станешь, – заявил он.
Лариса с укором глянула него и вышла из зала.
– Ты куда?
В ответ она только махнула рукой. Как будто послала далеко и надолго.
– Стоять!
Она послушалась и остановилась.
– Кругом!
Но Лариса так и осталась спиной к нему и приложила пальцы к вискам или к уголкам глаз. Она что, плачет?
– Иди ко мне!
Лариса развернулась, подошла к нему и села рядом на диван.
– Что, правда глаза колет?
– Я знаю, ты меня никогда не простишь, – опустив голову, сказала она.
– Родного мужа – топором по голове!
– Это рефлекс. На Марьяну.
– Ненавидишь ее?
– Нет, уже все равно. Как у тебя с ней?
– Ну, любовь-морковь, все такое.
– Она же не хотела с тобой. – Голос Ларисы заметно дрогнул.
– А ты со мной хочешь?
– Очень.
– А чем она хуже?
– Она хуже. Только ты этого не понимаешь. Но я не буду тебя разубеждать.
– Сам это пойму?
Лариса глянула на него порывисто, с надеждой.
– Ты уже что-то чувствуешь? – спросила она.
– Я чувствую, что ты меня достаешь, – буркнул Никита.
– Не буду.
Он нанизал на вилку кусочек осетрины, сунул в рот, сощурил глаза, оценивая вкус. Да, Лариса не подкачала.
– Ой, совсем забыла, – спохватилась она.
Он любил есть под телевизор. Она вспомнила об этом и потянулась к пульту. Полы халата при этом разошлись, оголенная грудь обнажилась, а она у нее какая надо. Только вот почему под халатом ничего нет?
– А Герман, значит, уехал?
– Ну да, поздно уже, – запахивая халат, сказала она.
– После чего?