Как полюбить себя, или Мама для Внутреннего Ребенка

Как спорить с ним? Ведь он был прав. А я – виновата. Ведь я сама отдала своего Ребенка. Сама позволила его запереть. Предала его. Как бороться с Обвинителем? Мне казалось это немыслимым. У меня оставалось совсем мало времени и сил, чтобы вступить в битву с противником, превосходящим меня по силам во много раз, и победить. Победить или умереть – такой простой выбор.

* * *

Я собрала все оставшиеся силы и попросила о помощи старинную подругу. Мы вместе искали способы справиться с Обвинителем, найти для меня источники сил. Мы пытались узнать его, понять. Мы вспоминали, с чего начался его террор. Размышляли, кто он, какой, для чего когда-то появился и зачем нужен сейчас. Мы обсуждали, что он дает мне и чего лишает. От чего защищает и в чем помогает. Что для него ценно и чего он боится.

Обвинитель пришел. Наша битва началась.

Я пыталась бороться: со своими страхами, неуверенностью в себе, неверием, сомнениями, депрессией, апатией, обреченностью, жертвенностью. Все это сгибало меня, ставило перед ним на колени. Но глубоко внутри себя я отыскала знание, надежду, понимание, веру, силу. Это была битва с собой – самая сложная и трудная битва из всех.

Он был так убедителен, так силен – ведь он был мной. С ним невозможно было спорить – он всегда находил самые верные аргументы. Он был со мной так давно… Я к нему привыкла. Он никогда не оставлял меня, всегда был рядом. Всегда знал, что сказать. Всегда оказывался прав.

Если с ним я чувствовала себя маленькой, глупой, слабой, то без него я оказывалась совершенно беззащитной, уязвимой, потерянной, одинокой, бессильной. Я не знала, как жить без него, ведь он был рядом всю мою жизнь.

Мне было безумно страшно выйти из своего замка и встретиться с непредсказуемостью мира. Да, замок стал моей тюрьмой, но он был и моим домом. Он был знаком, давал безопасность – пусть ценой горя, боли, слез, несчастий. А что ждало меня там, в этом огромном мире, полном неопределенности? Ничто не страшило меня так, как неопределенность и непредсказуемость. Тревога подкашивала меня, не давая ступить ни шагу. Обвинитель же защищал меня от всего этого.

Наверное, одна я бы не справилась. Но моя подруга была со мной. Она светила мне, когда кромешная тьма заливала все вокруг. Она вкладывала меч в мои слабеющие руки. Она понимала, как мне тяжело. Она поддерживала меня, не давала Обвинителю победить. Боролась вместе со мной изо всех сил.

Но Обвинитель брал верх. Он захватил девяносто девять процентов моей личности. Моя подруга была в отчаянии, ей стало страшно. Она уже не видела меня, не слышала; остался только он. У нее было ощущение, что она говорит с ним, а не со мной, так как я слышала в ее словах только обвинения и защищалась или нападала в ответ. И только в самой глубине мрака и безумия еще тлел крошечный огонек меня.

Обвинитель пророс в меня до костей. Он был везде. Он создал удивительно красивую, стройную и убедительную систему. Она выполняла все необходимые функции, требования, задачи, вот только вела она к смерти. Когда я вдруг поняла Обвинителя и его систему до конца, когда увидела его и приняла, что-то изменилось. Я смогла отделиться от него и увидеть со стороны. Он перестал быть главным в моем внутреннем мире. Моя воля к жизни победила.

Я не убила его – ведь он был мной, так же, как Ребенок и многие другие. Невозможно убить часть себя – это как отрезать руку или ногу только потому, что она мне не нравится. Моя победа была в том, что я стала сильнее, больше него. Я вернула себе свою власть. И тогда он сдулся, как лопнувший воздушный шарик.

Теперь я испытывала по отношению к нему не страх и ужас, а благодарность, почти нежность. Он многие годы верно служил мне. Когда-то он создал этот механизм, чтобы помочь мне выжить. Но с тех пор прошло много лет. И механизм уже не помогал, а мешал, калечил меня и мою жизнь. Я поблагодарила его и сказала, что дальше буду жить сама.

Обвинитель стал очень маленьким. С тех пор он ведет себя тихо, почти робко. Я очень редко слышу его.

Механизм бесконечной боли

Но оставался еще механизм бесконечной боли, запущенный Обвинителем. Требования старших жителей замка к Ребенку были чрезмерно высоки, а расплата за несоответствие ожиданиям – ужасно жестокой. Обвинитель и механизм бесконечной боли были нужны, чтобы показать жителям замка, что им не надо меня наказывать, потому что я постоянно делаю это сама.

Конечно, они хотели как лучше, стремились защитить Ребенка от пугающего мира, делали все «для его же блага». Но в глубинах сознания возникло желание показать им, как сильно Ребенок мучается из-за их ожиданий и требований. Убедить, что ему становится не лучше, а только намного хуже из-за их методов.

Поэтому я годами страдала. Сильно, глубоко, страстно, полно, самозабвенно. Людям мои страдания казались неадекватными. Наверное, так оно и было. Хотя моя боль была самой настоящей, ужасающе реальной. Дело в том, что в моей психике действовал механизм, во много раз усиливающий любой дискомфорт, недовольство, неудовлетворение.

Я была невероятно ранимой, уязвимой до крайней степени. Люди боялись ко мне приближаться, что-то говорить. Любой шаг, жест, слово могли причинить мне почти непереносимую боль.

Когда на психотерапии мы увидели этот мой механизм, я поняла, что он не достигает своей цели – показать моим мучителям, как сильно они ошибаются. Надежда на то, что они остановятся, не оправдывалась. Этот механизм причинял мне сильнейшую боль, иногда настолько сильную, что я не могла ее вытерпеть и собиралась покончить с собой. Но моим тиранам было все равно, что мне больно. Я приносила этим вред только себе, а донести до них, как жестоко они со мной поступили, не могла.

Стоило мне увидеть этот механизм бесконечной боли, ощутить его и ужаснуться, как вдруг он остановился. Маховик боли, раскручивающий ее до небес, посылавший ее прямо в мою сердцевину, замер и больше не двигался.

Боль оставила меня, как и Обвинитель. Моему Ребенку больше не нужно было страдать. Его больше никто не обвинял и не причинял невыносимой боли. Я могла выпустить его из темницы. Ему больше ничто не угрожало.

Наверное, раньше я и вправду думала, что там ему будет лучше. В тюрьме я пыталась уберечь его от боли и Обвинителя. Может быть, поэтому я не ощущаю сейчас перед ним вины, которая давила бы меня и уничтожала.

Жизнь без Обвинителя

У нас началась новая жизнь. Мы с Ребенком ушли из замка – теперь он на свободе. Мы вместе, я учусь жить с ним. И не устаю поражаться, как сильно моя жизнь изменилась, когда мой Ребенок вернулся ко мне.

Стоило ему выйти на свободу и обрести свои права – звучать, говорить, делиться, – как он тут же взялся за дело. Первое, что он сделал – написал благодарственное письмо. Он исписал двенадцать страниц, он писал до четырех утра. После благодарственного письма он написал статью про еду. Это была нота протеста: в него пихают всякое невкусное и ему не нужное. И еще много разного интересного он написал. И хочет продолжать писать!