Как потерять друзей & заставить всех тебя ненавидеть
Шрифт:
Журнал получил хороший старт, особенно когда Роберт Максуэлл обратился в суд с требованием его запретить. Случилось это осенью 1991 года, после того, как мне и моим сотрудникам пришлось тайно проникнуть в офис газеты «Европин», владельцем которой был этот самый миллионер-социалист. Мы нуждались в современном оборудовании, чтобы подготовить копию номера. Нашу вылазку мы осуществили в выходные, поэтому нас никто не видел. И нам вполне бы все сошло с рук, если бы мы не оставили кое-какие следы своего пребывания, что и обнаружили сотрудники газеты. Впрочем, Максуэлл готов был закрыть глаза и на это, но я настоял включить его имя в список людей, которых мы благодарим за помощь в издании журнала. И эта шалость могла мне дорого обойтись. По словам главного редактора «Европин», Максуэлл «опешил», увидев это, и заявил, что это равносильно тому, как если бы взломщик оставил свою визитную карточку.
Вскоре я получил письмо от его адвокатов. В нем меня и моих сотрудников обвинили в нарушении закона и предупредили, что если я не прикрою первый номер журнала, они «обратятся в Верховный суд с требованием
После нескольких стаканов виски я набрался смелости послать Максуэлла куда подальше. Он был злодеем из «Джеймса Бонда», и я не собирался превращать в макулатуру первый выпуск своего журнала только потому, что его тщеславию залепили звонкую пощечину. Конечно, подобный шаг был очень рискованным, поскольку журнал вряд ли смог бы осилить дорогостоящую борьбу в суде. В первый год вложения в «Модерн ревю» составляли всего 16 666,50 фунта. За четыре года они увеличились до 42 683 фунтов, и это едва составляло половину той суммы, которая ежегодно уходила у Грейдона Картера на лимузины. Журнал умудрялся держаться на плаву только благодаря низким накладным расходам. Вся его подготовка и производство проходили в моей квартире на Шепардс-Буш. Офис состоял из двух компьютеров и телефона с факсом. Когда нам звонили и просили связать с отделом по подписке, я просто передавал трубку моему заместителю Эдду Портеру. Я да он — вот весь штат сотрудников, которые все свое время посвящали журналу и получали за это 3000 фунтов в год. По крайней мере нас никто не мог обвинить в корысти.
К счастью, я привык издавать журналы даже с минимальным бюджетом. Свое первое детище «Вне закона» я выпустил еще в начальной школе, следующий журнал — в средней школе Уильяма Эллиса и последний — в Оксфорде. Поскольку все студенческие журналы назывались в честь рек — «Айсис», [7] «Черуэлл», [8] «Трибутари», [9] — я назвал свой журнал «Даньюб». [10] Мне казалось, чем крупнее река, название которой я использую, тем больший успех будет обеспечен журналу.
7
Айсис — река, протекающая через Оксфорд и впадающая в Темзу.
8
Черуэлл — еще один приток Темзы.
9
Трибутари — приток реки (англ.).
10
Даньюб — Дунай.
Издание «Даньюб» я свернул после выхода двух номеров.
«Модерн ревю» я начал издавать, когда мне было 27, но я шутил, что в издательском бизнесе работаю уже семнадцать лет. На самом деле, кроме основных деталей компоновки страниц, я почти ничего не знал о том, что значит руководить выпуском журнала.
Итак, к концу 1991 года ситуация выглядела безрадостно. Несмотря на то что просьба Максуэлла о судебном запрете журнала была отклонена, он выдвинул гражданский иск против меня лично, и это грозило принять угрожающие размеры. Адвокаты, которых я нанял вести мои дела, выставили мне счет на сумму 17 132,53 фунта и пригрозили иском, если я немедленно не оплачу его. Я никогда не видел подобного в «Законе Лос-Анджелеса». И в тот момент, когда я был уже готов заложить квартиру, на другом конце света произошло нечто, что полностью изменило мою судьбу. Впервые я услышал об этом от моего друга и журналиста Эйдана Хартли, работавшего в Найроби. Он позвонил мне 5 ноября в 4.00 утра и сказал, что ему на глаза попалась новость, которая может меня заинтересовать.
— Лучше, чтобы это была хорошая новость, — вздохнул я.
— Так оно и есть. Роберт Максуэлл пропал в море.
Смерть Максуэлла положила конец его иску. Мои адвокаты уменьшили свой счет до 14 100 фунтов и согласились принять его оплату по частям. И со стороны полиции к нам также не поступило никаких претензий.
Преодолев этот кризис, «Модерн ревю» просуществовал еще четыре года. Однако за это время по накалу страстей ничто так и не смогло сравниться с бурлящим адреналином тех первых недель. Впрочем, у журнала были свои взлеты. Летом 1992 года я отправил «засекреченную» журналистку в Корнуолл за несколькими персональными рекомендациями от Д. М. Томаса о том, как писать эротические произведения. Как мы и предполагали, он не ограничился устными советами. В 1993 году журнал опубликовал полную расшифровку язвительной переписки по факсу между Джулией Берчл и Камиллой Паглиа, закончившейся тем, что Джулия обозвала профессора гуманитарных наук «старой сумасшедшей лесбиянкой». Думаю, ее еще можно найти в Интернете. Но главным своим достижением я считаю то, что мне удаюсь уговорить Роба Лонга, исполнительного продюсера популярного комедийного сериала «За ваше здоровье», продержавшегося на телевидении с 1982 по 1993 год, вести постоянную колонку, в которой он рассказал о своих странных отношениях между ним и его агентом. Эта колонка со временем легла в основу забавной книги «Разговоры с моим агентом», попавшей в список бестселлеров «Лос-Анджелес таймс».
Разумеется, не обошлось и без неудач. В 1994 году надо мной нависла угроза очередного иска, на этот раз со стороны Элизабет Хёрли. Ее возмутило мое намерение напечатать некоторые фото, где она
была запечатлена полуобнаженной, поэтому Элизабет наняла адвокатскую фирму «Шиллинг и Лом», чтобы запугать меня. Я подумал, что ситуация выглядит забавной, учитывая, что подобным образом Хёрли позировала для таких мужских журналов как «Джи-кью», «Эсквайр» и «Лоадид», хотя, с другой стороны, делала это до того, как стала знаменитой, появившись в том самом платье на премьере фильма «Четыре свадьбы и похороны». Элизабет Хёрли была первой актрисой, которую никто не замечал до тех пор, пока она не оделась.Однако самым большим провалом я считаю мою ссору с Джулией Берчл. Впервые я встретился с Джулией, когда она ушла от Тони Парсонса и переехала к Космо Ландесману, 29-летнему американскому журналисту, жившему неподалеку от меня. Джулия в буквальном смысле слова стала для меня соседской девчонкой, и вскоре мы уже были закадычными друзьями. Думаю, во мне ей понравилась моя несносность. В то время я был 20-летним студентом Оксфорда, страдающим тем, что я называл «негативной харизмой», — стоило мне войти в комнату, переполненную незнакомыми людьми, и я тут же умудрялся нажить себе врагов. Возможно, Джулия прониклась ко мне симпатией, потому что обратная реакция была слишком очевидной. А она всегда любила поступать так, как от нее меньше всего ожидали. Но какой бы ни была причина ее хорошего ко мне отношения, я благодарен ей за дружбу. Я отчаянно мечтал заняться журналистикой, а Джулия в свои 25 лет была одной из наиболее известных журналисток страны, ведущей колонок в журналах «Фейс» и «Тайм аут» и газете «Санди тайм». Помню, как однажды, спустя несколько месяцев после нашего знакомства, я забрался на оконный карниз в квартире Космо, расположенной на пятом этаже, и сказал, что достаточно одного ее слова, и я прыгну, настолько много значила для меня ее дружба.
— Тогда прыгай, — захихикала она.
Смутившись, я слез с карниза обратно в комнату.
Тем не менее по-своему Джулия всегда меня поддерживала. Когда ей наскучило делать колонку для «Тайм аут», она предложила мне сделать ее и поделить деньги пополам. Правда, подобное сотрудничество ограничилось одной статьей, но она так понравилась Джулии, что та включила ее в свою коллекцию «Величайших хитов» своей журналисткой практики — «Полюбить или возненавидеть». [11] Пока я учился в Брэйзеноузе, оксфордском колледже, от нее нескончаемым потоком шли письма, в которых она наставляла меня, словно старшая сестра. «Как ты намерен убедить женщин в том, что не являешься заменой мягкому плюшевому мишке, с которым они так любят спать в обнимку, когда от тебя так и разит 12-летним ребенком? — написала она в 1986 году. — Космо считает, что из-за разгула педерастии ни одна женщина не сможет воспринимать тебя всерьез, считая гомиком. Для либерального демократа он иногда бывает очень основательным».
11
Статья называлась «В ожидании революции».
Джулия могла быть ужасно смешной. Однажды на вечеринке известный дизайнер Катарина Хамнетт заявила, да еще с таким видом, будто делилась глубокомысленным наблюдением, что бедная молодежь одевается лучше, чем богатая. На что Джулия язвительно заметила: «Только потому, что они не могут позволить себе одеваться у тебя». Космо называл ее «моя королева», и в ней действительно было нечто царственное. Несмотря на карикатурную внешность и скрипучий пронзительный голос, от нее веяло настоящим авторитетом и уверенностью в собственной значимости, поэтому мало кто горел желанием ей возразить. Подобно Ивлину Во, она вызывала у людей потребность во всем ей угодить. В какой-то степени это было связано с ее журналистской репутацией беспощадного бойцового пса — никому не хотелось становиться ее врагом. Достаточно ей было удержаться от нападения, чтобы человек почувствовал себя польщенным. А увидев Джулию сидящей на торжественном приеме с бокалом шампанского, в то время как «великие и достойные» выстраивались перед ней в очередь, чтобы выразить свое почтение, у вас больше не оставалось сомнений, что перед вами величайшая личность современной эпохи. Тогда мне казалось, что она обладает «харизмой кинозвезды», но, повстречав с тех пор дюжину кинозвезд, могу авторитетно заявить, что ни у одной из них я не обнаружил силы характера, как у Джулии.
Причина, по которой я говорю о ней в прошедшем времени, заключается в том, что с 1995 года мы с Джулией больше не общаемся. Наша размолвка началась с того, что в марте «Гардиан» проявила интерес к покупке «Модерн ревю». Некоторые газеты использовали материалы нашего журнала, например, на его основе «Санди тайм» размещала свой раздел о культуре, — но еще никто не предлагал купить. Однако «Гардиан» ясно дала понять, что оригинальная формула журнала — толковые авторы о глупых вещах — будет продолжена только в том случае, если они останутся в ней заинтересованы. Слишком многие журналисты начали использовать эту уловку. Это больше не было нашим фирменным знаком.
Я неоднократно собирал сотрудников журнала, чтобы обсудить с ними, в каком направлении нам двигаться дальше. Мне казалось, они обрадуются, узнав, что мне удалось найти газету, которая захотела купить журнал. Наконец-то у них будет приличная зарплата! Но я не ожидал, что переезд «Модерн ревю» из моей квартиры означает, что его редактором станет кто-то другой. И вскоре очаг оппозиции дал о себе знать. К моему изумлению, им оказалась Шарлота Рейвен. Шарлоте тогда исполнилось 25. Энергичный и умный автор, но еще никогда в своей жизни она не занималась издательством. В офисе Шарлота главным образом выполняла функции машинистки! Однако у нее было одно преимущество перед остальными потенциальными кандидатами — она спала с Джулией Берчл.