Как предать Героя
Шрифт:
– О-о, играю! – пропищал Мухрюндель. – Возьмите МЕНЯ в игру! Посмотрите, как я играю!
– Как можно тише… как можно тише… – напомнил Иккинг, прижимая палец к губам. – Чшшш…
Мухрюндель изо всех сил сосредоточился, плотно сжал крохотные челюсти и задержал дыхание. Он постепенно багровел и раздулся раза в три, а затем внезапно сдулся с громким ЧПОК!
И удивленно открыл глаза.
– Извиняюсь… У тебя день рождения? Я
– Да-да-да… – прошептал Иккинг, нервно поглядывая на берег. – Но помни, как можно тише… как можно тише…
– Как можно тише… – добродушно повторил Мухрюндель. – Хи-хи-хи… какая смешная игра.
Он снова изо всех сил сосредоточился, задержал дыхание, завис в воздухе и раздулся в два, в три раза. Иккинг свесился со спины Смертеня и попытался его поймать, благо дракончик парил на расстоянии вытянутой руки, но как раз когда он его почти схватил…
ЧПОК!
Мухрюндель снова сдулся, отлетел от вытянутой руки Иккинга и принялся кувыркаться в воздухе, заливаясь смехом:
– ИЗВИНИТЕ! Как поживает ваш папенька? Я ВЫИГРАЛ! Я ВЫИГРАЛ! Я ВЫИГРАЛ!
Жуткие Мятежные драконы беспокойно ворочались во сне.
Мухрюндель с невинным видом порхнул к одной кошмарной куче: вертокруту с вываленным волосатым языком, мозгоеду с жалом, вонзенным в голову несчастного мертвого барсука, и бритвокрылу, который свернулся зловещим кольцом на мелководье, словно затаившийся велоцераптор. Тело его было наполовину в воде, но острые крылья касались берега.
Мухрюндель, весело хихикая, носился вокруг, игнорируя придушенные вопли Иккинга:
– Мухрюндель! Вернись, Мухрюндель!
– О-о! – в восторженном смущении верещал дракончик. – Вы все такие красивые! Как мне выбрать, кто из вас будет моим другом?
Он уселся на зловещий изгиб носа бритвокрылу.
– Где мое печеньице? Вы замужем? Будь моей подружкой…
– Не могу это видеть… – простонал Рыбьеног.
И правда, это было все равно что смотреть, как кролик с энтузиазмом пытается подружиться с тяжеловооруженной кроликоядной коброй.
Бритвокрыл не открывал глаз.
Но медленно, медленно, медленно его челюсти приоткрылись на крохотную-крохотную щелку.
И из зазубренного изгиба его пасти, словно из живота чревовещателя, донесся жуткий, скрипучий, хриплый голосок, который очень-очень тихо пропел:
– Ой, какая славная песенка, – произнес Мухрюндель исключительно потому, что от природы был вежливым дракончиком.
Он вдруг несколько занервничал и смутился. Песнь АлаЯрости славной никак не назовешь.
И вокруг по берегам из пастей других Мятежных драконов, не открывавших глаз, понеслись те же хриплые голоса и присоединились к отвратительному механическому хору.
–
Ох, братцы… ох, братцы… – шептал Рыбьеног. – Вот и приехали… плохо это кончится…Драконы снова запели, на сей раз громче.
И…
ЩЕЛК!
Веки бритвокрыла резко распахнулись, глаз бритвокрыла зафиксировался на Мухрюнделе с задумчивостью столь же ласковой и разумной, как взгляд большой белой акулы.
Вертокрут открыл глаза одновременно с бритвокрылом и потянулся длинным, отвратительно толстым и волосатым языком к отчаянно трепыхающимся крылышкам Мухрюнделя в надежде оторвать хоть одно. Извините, но это правда.
Медленно-медленно бездонная пасть бритвокрыла распахнулась до предела. В глубине его глотки, в огненных железах, словно мелкие злые шершни, таились два маленьких ядовитых дротика. И теперь они были готовы вылететь из жуткой пасти…
На сей раз, когда песня дошла до строчки «испепелите людей огнем», бедный глупый Мухрюндель наконец-то сообразил, что дело плохо. Эти драконы оказались вовсе не дружелюбными и не милыми. На самом деле все совсем наоборот.
Выражение добродушного изумления резко превратилось в бредовую панику. Веселый хвостик развернулся и жалобно повис, а Мухрюндель заскулил, пятясь:
– Извините, дядюшка… Где выход? Кто-то чихнул? Не падай духом! Покинуть корабль!
Невидимо спикировав вниз на спине Смертеня, Иккинг выхватил Мухрюнделя из воздуха, сунул в заплечный мешок и тут же взмыл вверх снова.
И успел он в самый распоследний момент, потому что – ДЫНЦ! ДЫНЦ! – прожужжали у них над головами маленькие электрически-желтые и чернильно-черные дротики, когда бритвокрыл опорожнил огненные железы.
Одно хорошо – волкозубы прекратили атаковать льдину. При первых признаках пробуждения Восстания они удрали прочь и растворились во тьме искалеченного леса. Те, что были в реке и пытались забраться на льдину, погрузились обратно в воду и по-лягушачьи бросились врассыпную. Они-то безошибочно распознали опасность.
Сморкала никакой благодарности за исчезновение волкозубов не испытывал. Благодарность – это было вообще не по его части.
– Что вы делаете, вы, медузоголовые ИДИОТЫ! Это так вы людей спасаете? Вы ж перебудили всех Мятежных драконов! – шипел он в недоверчивом ужасе. – А они позовут Ярогнева!
Ситуация стремительно выходила из-под контроля.
Драконы по краям реки резко перешли от застывшей сонной неподвижности к дикой лихорадочной жизни. Жуткая песнь Драконьего восстания гремела вокруг юных викингов, а льдина, удерживавшая на плаву Сморкалу, Камикадзу и спящего Урагана, неслась вниз по течению. Боевой гимн звучал так пронзительно и громко, что сам по себе наносил вред людям. Драконы визжали, как гарпии, и так оглушительно, что ушам было больно.
– Пороги… – в ужасе выдохнул Иккинг, глядя вниз на бурлящую, пенную воду.
Впереди по курсу льдины из воды, словно чертовы зубы, торчали острые, зловещего вида скалы.
И что еще хуже, вдали раздавался гулкий рев, явственно различимый в неподвижном ночном воздухе. Что это за шум, рокот надвигающейся грозы?
Ох, ради Тора.
Иккинг внезапно вспомнил, что при впадении в океан вот эта самая река падает со скалы гигантским водопадом, самым большим в Варварском архипелаге.