Как приручить дракона

Да и ситуация с благоустройством выдавала общую деградацию городской жизни: ямищи на дорогах, некошенная трава, облупленная краска на фасадах, все эти бесконечные граффити и заплеванные электробусные остановки… При этом возникало впечатление, что так было далеко не всегда, и следы разумной и обеспеченной жизни тут присутствовали. Остатки ландшафтного дизайна — пожухлые клумбочки и куцые альпийские горки, разметка под велосипедные дорожки… И спортплощадки: пусть ржавые и давно не крашеные, но добротные, с большим разнообразием снарядов, просто мечта воркаутеров. Не делают велодорожки и альпийские горки в совсем нищих градах и весях! И тем более — не заморачиваются воркаут-площадками. Максимум — турники и брусья на школьном дворе.

А тут, прямо на набережной, недалеко от Детского парка, располагался очень приличный спортивный городок, пусть и неприглядный на вид. К нему-то я и направился, благо — народу там почти не было, только на брусьях в дальнем углу кучковалась компашка из пяти-шерсти разновозрастных подростков мужского пола — дочерна загорелых и тощих.

Любой историк знает — у всякого общественного или экономического явления есть причины и предпосылки, в том числе — у местной разрухи. Мне ужас как хотелось до них докопаться, до этих самых причин. И что-то мне подсказывало — ничего сверхъестественного, фантастического или магического тут не было. Детройт в США, например, загнулся по вполне рациональным причинам. Про Припять я и вовсе молчу. Интересно, а как тут обстоит дело с Чернобылем?

— А ТЕБЕ НЕ НАСРАТЬ НА ЧЕРНОБЫЛЬ? — рявкнул голос, который мне пока что было непривычно звать драконом. — ДАВАЙ, ЗАЛЕЗАЙ НА ТУРНИК, ГОША. ПРОВЕРЬ, НА ЧТО ТЫ ТЕПЕРЬ СПОСОБЕН!

И я залез. И сходу сделал сначала несколько подтягиваний разными хватами, подержал уголок, потом — осилил выход на две, подъем с переворотом, и еще — капитанский подъем и выход принца… Все это было легко, мышцы приятно гудели, тело радовалось нагрузкам! Да я мог бы, аки Тарзан, тут по снарядам скакать, если бы захотел! Такой координации и лёгкости движений у меня и в двадцать не было, до манифестации дерьмовой болячки…

— Однако! — сказал я, аккуратно спрыгивая на землю. — Главное — без фанатизма.

— Нихрена себе, дядя! — заорали пацаны, которые пялились на меня все это время. — Нихрена себе рыжий! Ты гимнаст? Цирковой? А нам покажешь, как это?

Вот же гады малолетние, без ножа режут! Училка — это навсегда. Призвание и проклятие…

— Вот что, пацаны… — я почесал бороду. — Буду здесь завтра, скажем, в девятнадцать ноль-ноль, чтоб не жарко уже, но и стемнеть не успело. Кто хочет — подходите, будем заниматься. Мне надо форму восстанавливать, планирую ходить каждый день, если что-то будет интересно по тренировкам, режиму, питанию — подскажу, без проблем.

— А вы откуда, из армии? Потому такая одежка? А как вас зовут? Кто вас научил трюки крутить? А вы вышемирский? А с какого района? — зачастили они. — За тренировки дорого берете?

— Вчера демобилизовался, — откликнулся я. — Тут, на Мира живу, недалеко. Пепеляев моя фамилия. Денег не возьму, а вот если музыку принесёте — это будет здорово.

— А можно, мы ещё пацанов позовем?- оживились они.

Да, да, да. Конечно. Вечная мальчишеская блажь. Пацанов они позовут! Если из этих шести сюда придёт четверо, а в итоге постоянно заниматься будет один или два — это получится колоссальная победа. Но и в такой расклад я не особенно верил: летом в городе и его окрестностях есть гораздо более увлекательные занятия, чем зависать на турниках с каким-то взрослым незнакомым типом.

— Зовите пацанов, — кивнул я. — В качестве аванса — подскажите, где тут самая нормальная парикмахерская?

— Так это… «Гензель и Гретель!» На улице Карла и Марлы! — провозгласил белобрысый длинный шкет, и остальные пацаны согласно закивали.

Я едва удержался, чтобы не заржать, с трудом подавил улыбку. Ну и параллели, ну и кошмар! Кажется, знаю, где эта улица располагается…

— И что, правда, хорошо стригут?

— Стригут обычно… Там Гретель работает, ну, и другие гномки… Так у них такие большие си-и-и-и… Синие глаза! — белобрысый руками показал совсем не глаза. — Любо-дорого!

Я снова фыркнул. Сколько ему — четырнадцать? А уже туда же!

— Ну, спасибо. Пойду стричься и на си-и-и-ние глаза смотреть! Пока, пацаны!

— Пока, Пепеляев! — откликнулся белобрысый шкет.

Определенно, к нему стоило бы присмотреться, если бы я был его учителем. Из таких может выйти толк, если он не озлобится и не скурвится.

И я пошёл стричься, а пацаны полезли на турник, пытаясь повторить, то, что увидели, и горячо обсуждая технику и ухватки. Только бы не убились от дурного энтузиазма!

* * *

вот тут можно уже книжке лайк поставить, нет в этом ничего зазорного)) не понравится — уберете его потом)

Глава 7 Физиология

Проблему с базовыми потребностями я решил за три дня. Забил продуктами холодильник и буфет, провел ревизию белья, одежды, канцелярских принадлежностей и бытовой техники. Выяснил, где в городе находится милиция, больница, главпочтамт и библиотека, рынки, продуктовые и промтоварные магазины — всё это располагалось примерно там же, где и в моем Вышемире, в центре, на том самом заветном пятачке между Набережной и Земской.

Вымыл и вычистил всю квартиру, выкинул кучу ненужных на мой сегодняшний взгляд вещей и начал присматриваться по поводу ликвидации ещё и к ковру, и к удушающей стенке из шифоньеров и комодов, но в стенке было много книжек, а книжки я любил. И любил активно: кроме уборки, спорта и разведки я провел эти три дня уткнувшись в бумажные страницы пыльных томов, напечатанных на латинке. Мозголомство, конечно, но обойтись без этого было нельзя: нужно было привыкать! Тем более — книжки тут накопились крутейшие. Например — «История Европы» Евгения Тарле, одного из лучших историков-писателей 20 века! Или — этнографический словарь Ратцеля. Оказывается, и тут, в этой реальности эти талантливые ученые плодотворно трудились, и их книги воистину стали для меня кладезем информации по прошлому этого мира и его этническому и расовому составу! Кроме Тарле и Ратцеля тут имелись свои Пушкин, Лермонтов, Достоевский и много других, великих и знаменитых.

А ковёр, оказывается, закрывал собой сейф. Небольшой, встроенный в стену. Это стало некоторой неожиданностью, потому как на моей памяти никакого сейфа в квартире семьи Пепеляевых на улице Мира в доме номер 3 не имелось. Там, на Земле, в моем Вышемире, в той квартире и прятать-то особо нечего было, потому что никакого богатства династия педагогов Пепеляевых не нажила. Отец мой, Серафим Пепеляев, умер, когда мне было пятнадцать лет — погиб по-дурацки, на пожаре, вытаскивал котика с чердака. На свою нынешнюю соображалку я думаю, что к тому моменту наша наследственная болячка его здорово допекла, но он не подавал виду, не хотел, чтобы мы его жалели. Возможно, уже начал проявляться ШМТ, и он решил уйти вот так — пусть как кретин, но героически. В общем-то, я своим побегом из больнички тоже попытался исполнить что-то эдакое.

А мама — умерла в ковид, в больничке, под ИВЛ. Худо мне тогда пришлось.

Была в том мире у меня еще младшая сестра — Сонька, София Серафимовна Пепеляева, но она жила с мужем на Кипре. Они оба трудились айтишниками, уехали после 2020 года. Ну, так сложились обстоятельства. Или не сложились — это как посмотреть.

Тут у Гоши родственников не наблюдалось, что было странно и тоже требовало своего расследования. Этим я решил заняться одновременно с сейфом, попозже. А пока стоило позаботиться о будущем — относительно комфортном и безопасном. Потому что все эти драконьи пафосные рычания, поскакушки по турничкам и радостные утренние пробежки по пятнадцать километров — это так себе методика против злых ребят с тяжёлыми предметами в руках. Мне нужно было какое-то оружие, нужна была стабильность, нужны были деньги — то есть работа.