Как разграбили СССР. Пир мародеров

— Самое главное, что из-за этой продукции мы теряем наш русский менталитет; под словом «русский» я имею в виду все национальности нашей страны, дай Бог, чтобы они жили и росли. Чебурашка должен быть нам ближе, чем Симпсоны или семейка Адамс. Меня абсолютно искренне сегодня это беспокоит и волнует. Когда-то нас перекармливали гордыней за нашу великую страну, а потом ее дружно принялись оплевывать, и теперь нам пришло время возвращаться к такому «совку». Всем вместе. С каждым годом я все больше и больше становлюсь патриотом своей страны. Я никогда не собирался из нее никуда уезжать. Мне это никогда не было нужно. Я ценю родной язык, которым владею в совершенстве, понимаю, что ни в одной другой стране мира я не смогу так образно выражаться. Я все больше и больше понимаю, что мы живем в огромной прекрасной стране, которой нужно гордиться. И учить всей детей гордиться Россией, в том числе и потому, что Россия — единственный противовес Америке. А для этого надо искать интересные и яркие методы. Фильм «Брат» в свое время был так силен, потому что брал патриотизмом. Сегодня таких примеров мало. Ну разве «Кандагар».

Москва, май 2011 г.

Глава третья. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ОРТОДОКСЫ, ПРОФИ И НЕГРЫ. ОПИУМ ДЛИ НАРОДА. СССР ВОЗРОДИТСЯ

Было бы несправедливо утверждать, что 1990-е годы не дали России ничего стоящего, а лишь прошлись по ней, как батька Махно по соседним с Гуляйполем хуторам. На навозной куче деструктивных для общества и государства процессов, например, расцвели такие отрадные явления, как издательский бизнес и журналистика. (Последнюю не путать с политическими битвами титанов «сливных бачков», о них речь в одноименной главе.) Книгами, теми самыми книгами, ради которых советская власть заставляла сдавать макулатуру и конвертировать ее в книжные талоны, а те, в свою очередь (и через очередь), в книги, вдруг в одночасье наполнились книжные магазины.

Книги были красивыми, не в пример болотным советским корешкам, яркими и что, конечно, намного важнее — на любой самый предвзятый вкус. Издательское дело оказалось намного демократичнее той же политической журналистики, где в 1990-е свирепствовало антисоциалистическое ханжество, иначе не скажешь, ведь идеологическая окраска вовсе не показатель качества и содержательности текстов. В книжных магазинах можно было купить книгу практически любого автора: от Лимонова до Битова, узнать о подвиге Че Гевары и о деталях гибели царской семьи. Это была мудрая политика, лишенная сиюминутного политического лицемерия, а потому оказавшаяся выигрышной не только в историческом смысле, но и в финансовом. Но главное, именно благодаря расцвету издательского дела в 1990-е годы у советского читателя была отдушина, да что там отдушина, полноценная возможность узнавать самый широкий спектр мнений и сведений о том, что происходит со страной, о ее прошлом и будущем. Немаловажное, согласитесь, обстоятельство.

В 1990-е годы получила широкое распространение детективная литература. Предвижу, кто-то из читателей поморщится: чернуха, мол, что в ней может быть хорошего. Ну, во-первых, лучшие авторы этого жанра писали (и пишут) на высоком профессиональном уровне и, что важнее, отнюдь не смаковали жутковатую действительность 1990-х, как это наглядно делал какой-нибудь «Дорожный патруль», разливающий с телеэкрана лужи настоящей, а не порожденной воображением автора детектива крови. А во-вторых, не перекладывайте, господа, с больной головы на здоровую. Больную действительность породили не писатели, а политики. Честно и критично рассказывать о происходящем (не за это ли, кстати, боролись с советской властью? Чего ж теперь пасовать перед Ельциным), к тому же, повторяю, посредством воображения, а не реальной криминальной телехроники, долг профессионального писателя. А то, что писатели детективного жанра — профессионалы своего дела, вам растолкует в этой главе президент российского Пен-клуба, великий писатель Андрей Георгиевич Битов, который, по его собственному признанию, берет с собой почитать в отпуск детективы Александры Марининой. Кстати, Маринина — самый, на мой взгляд, яркий во всех смыслах феномен детективной литературы 1990-х, поэтому наша книга без мнения о том времени, его нравах, людях такого уважаемого эксперта, как Александра Маринина, конечно, обойтись не могла. Интереснейшее интервью с Александрой Марининой ниже в этой главе. Среди писателей-мужчин детективного жанра честнее и талантливее всех клеймили 1990-е Андрей Константинов и Даниил Корецкий. Фильм «Бандитский Петербург» и роман «Антикиллер» — нетленные свидетельства ельцинской эпохи и ее диких нравов.

Не дремала после гибели Советского Союза и социальная журналистика. Благодаря ей мы узнавали жуткую изнанку крестового похода демократии на наследие Советского Союза. Проституция. Бродяжничество. Беспризорничество. Нищенство. Эти немыслимые в СССР явления журналисты разобрали по косточкам. И было это, как и в случае с детективщиками, не смакование жареных фактов, а констатация безумной реальности, призыв с нею бороться. Я, конечно, не имею в виду газетенки типа «Экспресс-газеты», которые на общественных катаклизмах действительно набивали себе карман, и только, а говорю о порядочных коллегах, которых, к счастью, было и остается большинство в профессии. Поверьте, и нам было нелегко тогда, в 1990-е. Самому узнавать шокирующие подробности мира, в котором ты живешь, не сахар. Помню, в «Московской правде» с Петей Федулиным провели небольшое журналистское расследование о московских нищих-попрошайках. Казалось бы, ну, нищие, ну, попрошайки, но выяснилось-то, что фактически ни один нищий в Москве той поры не принадлежит сам себе, все собирают медяки, которые потом идут в общак (или куда-то там в бандитский кошелек), самим бедолагам остается только на квас и хлеб. Прикинули и сумму ежедневной выручки королей нищенской мафии. Ужаснулись. Рассказали об этом читателям и властям, конечно.

Последнее обстоятельство я хочу подчеркнуть особо. Журналистика — не исполнительная власть, как привыкли считать в СССР многие. Публикация в лучшем случае может быть призывом к действию, но сама по себе — информация, и все. Главный редактор «Литературной газеты» Юрий Поляков подробно разберет этот непростой момент общественной жизни 1990-х в этой главе, поэтому вряд ли мне есть смысл предварять коллегу, старшим, как говорится, видней.

В названии главы есть фраза «Опиум для народа». Как вы, наверное, уже догадываетесь, речь пойдет о религии. Вернее, о всеобщем помешательстве на религиозной почве в период гибели Советского Союза. Разумеется, искусственным этот процесс был лишь отчасти, идея нового крещения Руси была откровенно спланирована на Западе и, убежден, зафиксирована в секретных протоколах, подписанных Ельциным в США. (Ельцин, как помнит читатель, первый из руководителей страны пошел в храм, хотя, сдается мне, больше все-таки по электоральным мотивам.) Упускать такой прекрасный инструмент для свержения советской власти, как вера в Бога, в Государственном департаменте, конечно, не собирались. Атеизм советской власти использовали не хуже, чем ее сталинские прегрешения. Крыть-то и в самом деле было нечем. Церкви рушили? Рушили. Попов гоняли? Гоняли. Ну вот и пришло время расплачиваться.

И пожинал отныне сбитый с толку советский народ «религиозное возрождение» страны. Верить в Иисуса Христа стало модно, нет, даже не модно, а нужно, потому что не верить было стыдно, неприлично, да и неспокойно. Помню шумные сборища под окнами газеты «Московские новости» в конце 1980-х, где продвинутый обыватель выпускал политический пар, общаясь с себе подобными на темы сталинских преступлений, религии и, конечно, дальнейшего обустройства государства. Так вот в этих стихийных (не то что нынешние «несогласные») народных дебатах не последний тон задавали какие-то уж особо истые поборники христовой веры. Настроены они были агрессивно, едва не толкались грудью, спорили, ругались, не слушали оппонентов, хмурились, поглядывали на атеистов с сожалением и брезгливостью, как на недоумков, ни дать ни взять новоиспеченные крестоносцы на просторах темной, никогда не выходившей из языческого варварства России. Все это я испытал на себе, так как скрывать свой атеизм (и в самом деле, с какой стати?) считал ниже своего достоинства, а слепой возврат моего народа в лоно Церкви считал архаизацией. И испытывал потом все 1990-е годы много раз: Бог был для не до конца разочаровавшихся в демократии людей последней зацепкой за всеобщую разумность происходящего, высшей силой, которая на последнем этапе вдруг возьмет и все исправит. Не вмешался и не исправил. Для этого Ельцину пришлось призвать Путина.

Я заранее приношу свои извинения искренне верующим людям, ибо к таковым отношусь с уважением, но, как вы понимаете, речь идет о массовом гипнозе под названием: напялю крест назло коммунистам. В церквах 1990-х стало можно встретить бандитов. Писали, что киллеры приходят на исповеди после удачно проведенного убийства. «Подсвечниками» в 1990-е окрестили циничных чиновников, не верящих ни в Бога, ни в черта, но которым участие во всенощных бдениях было положено по статусу с тех самых пор, как бывший секретарь Свердловского обкома Ельцин, в одну ночь сровнявший с землей Дом Ипатьева [29] , научился креститься перед телекамерой. Вдоль МКАДа в начале 1990-х стояли батюшки в рясах с табличками на груди «Освящу автомобиль». Крестить офисы бизнесменов стало таким же обязательным делом, как иметь «красный уголок» на любом предприятии в советские времена. Об отношении самой Русской православной церкви к вышеперечисленным явлениям вы узнаете из моей беседы с одним из ее главных представителей протоиереем Всеволодом Чаплиным.

29

Яков Рябов, партийный «крестный отец» Ельцина и его предшественник на посту первого секретаря Свердловского обкома КПСС, рассказывал мне, что так и не решился снести знаменитый Дом Ипатьева, где в 1918 году была расстреляна царская семья, хотя КГБ очень на этом настаивал. Зато сменивший Якова Петровича на его должности Борис Ельцин, не дожидаясь очередного напоминания Москвы, по собственной инициативе в одну ночь оставил от Дома Ипатьева одни воспоминания.

А мнение выдающегося режиссера Никиты Сергеевича Михалкова о значении религии в постсоветское время я представляю читателям, во-первых, потому, что искренне верующий Михалков, быть может, самый откровенный, так сказать, мирской адепт веры в Бога, а во-вторых, потому, что Никита Сергеевич полагает, что возрождение национального самосознания русского народа вне Церкви немыслимо. Не уверен, что это так, поезд, мне кажется, давно ушел, второй раз в одну и ту же реку не входят, но... Михалков есть Михалков.

И, наконец, самое интересное по поводу Церкви. Завершает эту главу очень интересное интервью с Александром Прохановым, которого мучит вопрос преемственности времен в отечественной истории. Как примирить Сталина с Николаем И? Имеют ли право войти в историю 1990-е годы или их надо вычеркнуть? И — церковь. Проханов расскажет вам о массовом явлении в самой Церкви, призванном канонизировать... Сталина. Да-да! А что? Сталин и в самом деле фигура далеко не однозначная для священнослужителей. (Кстати, и отец Всеволод выскажет в этой главе ему нечто вроде сдержанного уважения.) В общем, читайте и делайте выводы.

ЮРИЙ ПОЛЯКОВ

Поляков Юрий Михайлович — главный редактор «Литературной газеты». Родился 12 ноября 1954 г. в Москве. Работал в Бауманском райкоме комсомола. Советский, российский писатель. Автор «ЧП районного масштаба» и сценария «Ворошиловского стрелка». Лауреат премии правительства РФ в области печатных СМИ.

— После развала Советского Союза в 1990-е годы как-то затерялась некогда яркая «Литературная газета». Что произошло с рупором интеллигенции?

— В 1990-е годы газета превратилась в заповедник непуганых либералов. И любой человек не ортодоксально либеральных взглядов из газеты изгонялся. К публикациям рассматривался только узкий спектр эмигрантско-диссидентской чернушной литературы. Из номера в номер печатались воспоминания Соломона Волкова о Бродском. Я к Бродскому отношусь нормально, хотя, когда его ставят рядом с Пушкиным, мне смешно. Что, наша поэзия на Бродском закончилась?