Как сделать Россию нормальной страной

В действительности, Солженицын говорит: «Не повторяй, в обмен на колбасу, ту чушь, которую слышишь на политинформациях брежневского периода». Очевидно, Солженицын адресовал свой призыв не Дзержинскому, Гитлеру или Пол Поту: у них тоже есть своя правда, но совсем не такая, как у Солженицына. Не повторять ложь мало: надо найти свою собственную правду, такую правду, которая ничего не требует от других, и иметь силу по ней жить, то есть не врать себе. Призыв Солженицына правилен только тогда, когда он интерпретируется так: «Не бери чужой, лживой правды, а найди свою. Найдя же свою правду, живи по ней, не лги себе».

Что необходимо для того, чтобы люди действительно могли жить «не по лжи»? Надо сделать так, чтобы они имели достаточные возможности сформулировать для себя правду, а затем нужны и права, позволяющие жить по этой правде среди людей.

Когда мы говорим: «Скажи себе правду о самом себе, воспользуйся возможностью открыть правду об окружающем мире и имей силы сделать эту правду основой своих действий», очень важны слова «возможность» и «силы». Сначала человек должен научиться говорить правду себе, и особенно это важно в России, в королевстве кривых, разбитых и замазанных грязью зеркал. Если это произойдет в масштабах страны, все остальное приложится почти автоматически, потому что человек, говорящий себе правду, — не завистник. Для этого человек должен иметь возможность овладеть методом познания правды об окружающем мире, а значит, должен быть образован. Для того, чтобы иметь силы жить по своей правде, нужны все права человека и гражданина.

Говоря о правде, мы имеем ввиду не медитирующих монахов и не держащих кукиш в кармане интеллигентах брежневской эпохи, а свободных граждан, имеющих возможность воплотить свои идеи в жизнь. Смешно говорить о правде, не упоминая о правах. Правду нельзя рассматривать отдельно от прав и возможностей ее носителя. Надо претворять в жизнь свою правду, а не просто жить не по лжи.

Два языка

Одно из великих изобретений индустриального века — это вещи, которые собираются из деталей, а не создаются ремесленником с начала до конца. Настоящий пистолет начался только тогда, когда на нем перестали писать имя создавшего его мастера: до этого это была просто стреляющая скульптура. Это нашло свое отражение в языке. Если раньше слово было самоценно, то теперь некоторые слова потеряли свою индивидуальную ценность, став частью клише. Мы все знаем, что нерушимой может быть только дружба народов социалистических стран или мощь Советской Армии. Когда мы слышим слово «мудрая», мы сразу же договариваем «политика партии». Можно ли сказать «Кнорр» не сказав «вкусен и скор»?

Язык клише, принципиально отличается от языка, состоящего из самостоятельных слов. С одной стороны, язык клише — это не язык. Попытки передать с его помощью настоящие чувства имеют специальные названия: поп-культура, кич. Однако язык клише является чрезвычайно эффективным средством «коммуникации». Джинсы носят и в Канаде, и в Корее. И если раньше одинаковые гербы на штанах носили только братья герцоги Орлеанские, то теперь «побратались» канадец с корейцем.

Приведу пример из истории. В начале индустриального века появилось так много информации, что встал вопрос о том, как понять хотя бы своих. Возник национализм, шовинизм, ставший одной из причин кровопролитной Первой мировой войны. По контрасту, коммунистическое учение базировалось на объединении всех рабочих — Интернационале (и объединении, конечно же, горизонтальном — против всех буржуев). Но какое это могло быть «объединение», если язык состоял только из двух ярлыков: «рабочий» и «буржуй». Да, народные массы этот язык быстро поняли и в России, и в Китае, и в Мозамбике, и на Кубе: два ярлыка — это тебе не латынь выучить, но и результат был соответствующий. Такой результат, что и сегодня в России язык состоит из двух слов: жив — спасибо.

Две морали

Если мы пытаемся понять людей, живущих под влиянием идеологии, то ни в коем случае нельзя исходить из того, что у них точно такая же мораль, как у тех, чья мораль индивидуальна, то есть, у тех, кто живет согласно вертикальному методу. В той реальности, которую создает идеология, тоже есть мораль, есть хорошее и плохое. Существуют ситуации, при которых вертикальная и горизонтальная мораль совпадают в своих оценках, но это совершенно не значит, что они одинаковы. С точки зрения советской идеологии, Гитлер был плохой, а Сталин — хороший. С точки зрения вертикальной морали, Гитлер и Сталин одинаково плохи. Вертикальная мораль считает хорошим все то, что помогает человеку быть созидателем, а идеология — то, что помогает коллективу заменить собой человечество.

Если взгляд человека на жизнь соответствует вертикальной морали, он не может делать зло, думая, что совершает добро, поскольку не хотел бы, чтобы так поступали и с ним. В принципе, такой человек, делая зло, знает, что он делает. Мы говорим «в принципе», потому что встречаются люди с психическими отклонениями, которые совершают непредсказуемые поступки. Индивидуальный подход сам по себе не гарантия порядочных поступков, точно так же как он не является и гарантией творческого и созидательного поведения. Но если исключить психические отклонения, вертикальный метод не позволяет человеку делать зло, потому что в процессе следования этому методу появляется совесть и развивается сопереживание. Но главное все-таки, что вертикальный метод не позволяет человеку быть уверенным в своей правоте: ведь уверенность противоречит росту. Выбрав горизонтальный метод, человек может с энтузиазмом, с улыбкой делать величайшее зло. Для того, чтобы процесс совершения злых поступков был эффективным, надо убедить себя в том, что ты делаешь добро, а это задача, с которой горизонтальный метод очень хорошо справляется, потому что ему свойственна уверенность.

Два типа прав

Представим, что я создал для себя что-то хорошее. Поскольку я действовал независимо, сложившуюся ситуацию я должен рассматривать с собственной точки зрения. Я вижу следующие факты:

1. Так как я что-то создал, моя ситуация в окружающем мире улучшилась.

2. Я сделал это благодаря собственному усилию.

3. Я уменьшил возможность других успешно соревноваться со мной.

4. Я испытал при этом чувство удовлетворения.

Итак, в результате моего созидательного акта моя ситуация улучшилась. С вертикальной точки зрения, благодаря этому по всей вероятности улучшилась и ситуация окружающих людей. Например, если я построил мельницу в селе, хотя она и принадлежит только мне, другим уже не надо везти зерно за сорок километров. Да, им придется платить мне за помол муки, но я плачу налоги, и скоро в селе появится асфальтированная дорога. А так как теперь на мельницу едут из других деревень, то и в корчме больше посетителей, и у тех, кто починяет телеги, есть работа.

Но если сравнивать мою теперешнюю ситуацию с ситуацией других людей, то есть использовать горизонтальный подход, то выяснится, что ситуация моих соседей ухудшилась. Мельница-то моя, так что теперь я первый парень на деревне. Поэтому следует ожидать, что одним из последствий моего созидательного акта, по крайней мере в России, станет зависть других. Кулак я, меня надо сослать, из мельницы сделать актовый зал для партсобраний, а мельник, корчмарь и плотник, потерявшие работу и доход, пусть помирают или работают за трудодни.

Теперь представим себе, что кого-то убили. Я в этом убийстве участия не принимал и знаю о нем только понаслышке. Значит, это событие стоит оценивать с точки зрения народа, который мы будем рассматривать как единое целое. Что можно сказать о ситуации каждого отдельного человека, рассматриваемого как часть народа, в результате этого убийства?

1. Так как число претендентов на материальные блага уменьшилось на одного, по принципу «меньше народа — больше кислорода» моя позиция в мире улучшилась.

2. Это произошло без моего личного участия и без всяких усилий с моей стороны.

3. Моя возможности, так же как и возможности каждого другого человека, оставшегося в живых, заполучить дефицитные материальные ресурсы, улучшились. И это особенно так, если погибший был богат, обладал связями, был умен и силен, имел успех у женщин, — короче, обладал какими-нибудь преимуществами при получении дефицита.

4. Поэтому я и все оставшиеся в живых испытали удовлетворение.

В результате ситуация одного человека ухудшилась. Но так как он убит, то больше не играет никакой роли в жизни общества. Поэтому можно сказать, что ничья ситуация не ухудшилась, но ситуация других людей улучшилась. Это улучшение было достигнуто без их персонального усилия. Вывод отсюда очень простой: чем больше убивают, тем лучше для меня, если, конечно, убивают не меня. (Когда приходят убивать и меня, а это неизбежно случается, мне вдруг становиться понятно, что этот вывод базировался на катастрофической логической (не говоря уж о моральной) ошибке, но уже поздно.)